Телефон зазвонил, когда Кира пыталась одновременно помешивать соус и проверять домашнее задание младшего.
— Кирочка, это Вера Дмитриевна, соседка вашей мамы. Софья Андреевна... — Голос на том конце запнулся. — У неё инсульт. Она дома, отказалась ехать в больницу. А Георгий Павлович... его нет. Уже неделю как исчез.
Кира опустилась на стул, чувствуя, как комната начинает кружиться.
— Что значит «исчез»?
— Уехал и не вернулся. Говорят, какие-то проблемы с партнёрами. А теперь Софья Андреевна одна, еле говорит, и правая сторона почти не работает.
20 лет. 20 лет она успешно держалась подальше от родительского дома, ограничиваясь редкими звонками матери и холодными поздравлениями с праздниками.
— Я приеду, — слова вырвались сами собой.
— Ты с ума сошла? — Алексей нервно расхаживал по спальне, пока Кира укладывала чемодан. — У детей школа, а у меня сдача проекта через неделю!
— А как ты представляешь, мне оставить маму одну, парализованную? — огрызнулась Кира.
— Она моя мать, Лёша.
— Мать, с которой ты не виделась сколько? Лет 10?
— 12, — тихо поправила Кира. Но это ничего не меняет.
Алексей вздохнул, и его плечи опустились.
— Я понимаю. Просто ты сама не своя, когда речь заходит о твоей семье. После каждого разговора с матерью ты ходишь как в воду опущенная.
— Отчима там нет, если ты об этом, — холодно ответила Кира, застёгивая чемодан.
— Видимо, наконец-то получил по заслугам от своих дружков-бандитов.
Воспоминание обожгло внезапной чёткостью. Тяжёлая рука на плече, запах дешёвого одеколона и сигарет, шёпот, от которого холодело всё внутри:
— Ты ведь любишь свою маму, Кирочка? Тогда будь послушной девочкой.
Дом казался меньше, чем в её воспоминаниях. Облупившаяся краска, покосившееся крыльцо. Внутри пахло лекарствами и чем-то кислым.
Мать лежала в маленькой спальне.
Исхудавшая женщина на кровати мало напоминала ту Софью Андреевну, которую Кира помнила. Её лицо было перекошено, губы искривлены, правая рука безжизненно лежала поверх одеяла.
— Мама... — тихо позвала Кира, подходя к кровати.
Глаза женщины распахнулись — ясные, полные сознания. Она пошевелила губами, пытаясь что-то сказать, но вместо слов вышло лишь невнятное мычание. В глазах заблестели слёзы.
— Тише, тише, тебе не надо говорить, — осторожно взяла Кира её за руку. — Я приехала. Я помогу тебе.
К вечеру, осмотрев дом, Кира поняла, что дела обстоят ещё хуже, чем она думала.
Шкаф в спальне отчима был распахнут и почти пуст. Несколько ящиков комода выдвинуты, содержимое — в беспорядке. В тумбочке рядом с кроватью матери не оказалось ни банковских карт, ни денег, которые, как Кира знала, мать всегда там хранила.
На следующее утро Кира отправилась на местный рынок.
Те же ряды, те же запахи. Даже многие торговцы казались прежними, только постаревшими.
— Приехала всё-таки, — полная женщина за прилавком с зеленью разглядывала её, не скрывая любопытства.
— Кира, значит, да, — сдержанно ответила она, доставая кошелёк.
— А тело уже нашли? — неожиданно спросила женщина.
Кира замерла.
— Какое тело?
— Ну как... отчима твоего. — Женщина снизила голос до театрального шёпота. — Все же говорят, не сбежал он. От того... — Она провела ребром ладони по горлу. — Его ж какие-то городские на крутых джипах искали перед тем, как твоя мать слегла. Говорят, деньги увёл большие.
На обратном пути Кира еле сдерживалась, чтобы не бежать.
В голове пульсировало: тело, деньги, городские на джипах...
В подвале Кира обнаружила старый чемодан.
Она осторожно открыла его, ожидая найти документы, о которых говорила мать. Но внутри были лишь старые вещи и пожелтевшая газетная вырезка.
«Трагическая авария на трассе унесла жизни двух человек», — гласил заголовок статьи тридцатичетырёхлетней давности.
Кира поднесла фонарик ближе и замерла, увидев фамилии погибших:
Сергей Нестеров и Софья Нестерова погибли на месте, оставив четырёхлетнюю дочь.
Телефон выскользнул из внезапно ослабевших пальцев Киры, и подвал погрузился в темноту.
Но даже в этой темноте перед глазами стояло имя, которое не могло быть там.
Софья Нестерова.
Ведь это же её мать, которая сейчас лежала наверху... живая?
Кира сидела на кухне, уставившись на газетную вырезку, когда раздался стук в дверь.
На пороге стояла молодая женщина, одетая со сдержанной элегантностью, которая выдавала хороший достаток.
— Вы, должно быть, Кира, — сказала она с неестественным спокойствием. — Наконец-то мы познакомились.
— А кто вы? Что делаете в доме моей матери?
— Меня зовут Анна. Анна Георгиевна Ромашова. — Она произнесла это так, словно имя должно было всё объяснить. — Георгий Павлович... мой отец.
Кира почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Ваш... отец? — переспросила она. — Отчим никогда не упоминал дочери.
— Вот как. И вы пришли его искать?
— Не только. — Анна скрестила руки на груди. — Я хочу знать, что произошло. Он звонил мне две недели назад, впервые за много лет... а потом исчез.
Их разговор прервал громкий стук в дверь.
Кира выглянула в окно и увидела крепкого мужчину в дорогом костюме не по сезону.
— Кира Сергеевна? — Он окинул её цепким взглядом. — Игорь Владимирович Туманов, партнёр вашего отчима по бизнесу. Нам нужно поговорить.
— 2 миллиона евро, — сказал он, отхлебнув чай.
— Вот сколько ваш отчим увёл из нашего совместного проекта. Снял со счетов якобы для оплаты строительных материалов... и исчез.
— Я ничего не знаю о делах Георгия Павловича, — сухо ответила Кира.
— Если вы пришли угрожать...
— Я пришёл предупредить, — перебил Туманов. — Деньги будут возвращены так или иначе. У Георгия Палыча было достаточно активов. Этот дом, например...
— Этот дом принадлежит моей матери.
— Правда? — Туманов улыбнулся холодной улыбкой. — А вы проверяли документы?
После ухода Туманова Анна осталась.
Кира разглядывала документы, которые та положила на стол.
Свидетельство о рождении. Старая фотография.
Георгий держит на руках младенца. Рядом — женщина.
Не её мать.
— А кто эта женщина? — спросила Кира, указывая на фото.
— Это моя мать. Софья, — ответила Анна. — А кто же ещё?
Обе вздрогнули, услышав странный звук из комнаты больной.
Кира быстро поднялась и поспешила к матери. Анна последовала за ней.
Софья Андреевна сидела на кровати, опираясь на здоровую руку, словно только что пробежала марафон.
— Мама, что ты делаешь? Тебе нельзя! — воскликнула Кира.
Но женщина настойчиво показывала на Анну, на фотографию в её руках, а потом на себя и отрицательно качала головой.
— Это... не я... — с огромным усилием произнесла она.
— Мне нужно с вами поговорить.
Вера Дмитриевна нервно теребила край платка, сидя на кухне.
— Больше не могу молчать. Теперь, когда Георгий мёртв... Я была лучшей подругой настоящей Софьи. Мы вместе учились в институте.
— В смысле? Что вы имеете в виду — «настоящей»?
— Так и смерть Георгия не установлена...
Сердце Киры забилось чаще.
— Женщина, которую вы знаете как Софью Андреевну... её настоящее имя — Ирина, — старушка говорила тихо, но чётко. — Она была первой женой Георгия. А настоящая Софья умерла в той аварии вместе с вашим отцом, Сергеем Нестеровым. Вам было 4 года.
У Киры закружилась голова.
— Но... зачем? Как?
— Георгий был очень властным человеком, — тихо продолжила старушка. — После смерти вашего отца и его второй жены, Софьи... он заставил свою первую жену, Ирину, взять её имя. Официально удочерил вас, а его дочь от Софьи — Анну — отдали на воспитание родственникам.
Кира почувствовала, как внутри всё холодеет.
— Георгий шантажировал Ирину и угрожал ей... и вам. Она боялась его до смерти.
Вечером того же дня в дверь снова постучали.
На пороге стоял участковый, и его лицо было мрачным.
— Кира Сергеевна... Анна Георгиевна. — Он кивнул обеим женщинам. — Тело Георгия Павловича Ромашова было обнаружено сегодня утром в заброшенном колодце на окраине посёлка.
— Удар тяжёлым предметом по голове, — ответил участковый. — Убийство, без сомнений.
— Вы ведь не думаете, что это... моя мать? — начала Кира.
— Не знаю, учитывая её состояние...
Полицейский покачал головой.
— Это маловероятно. У его бизнес-партнёра... — он сделал пометку в блокноте, — был мотив определённо сильнее.
После ухода полицейского Кира проверила Ирину.
Та не спала. Её глаза были открыты, и в них застыло выражение отчаянной решимости.
— Ты... знаешь... — сказала она с трудом.
— Да, — мягко ответила Кира. — Я знаю, что тебя зовут Ирина. Знаю, что настоящая Софья погибла вместе с моим отцом. И знаю, что Георгий заставил тебя взять её личность.
По щеке Ирины скатилась слеза.
— Прости...
Кира взяла её за руку.
— Тебе не за что просить прощения. Это он должен был просить прощения у всех нас.
Через неделю арестовали Туманова.
— Идеальный подозреваемый, — сказал следователь. — Мотив, возможность, отпечатки на орудии убийства...
— Что-то не верится... Слишком идеальный, — подумала Кира.
Ночью она не могла уснуть.
Что-то не давало покоя, какая-то тревожная мысль на краю сознания.
Она спустилась на кухню выпить воды и заметила, что дверь в комнату Ирины приоткрыта. Внутри горел ночник.
Ирина не спала, сидела, опираясь на подушки. Увидев Киру, она дёрнулась, словно испугавшись.
— Всё в порядке? — спросила Кира, подходя ближе.
Ирина кивнула, но её взгляд метнулся к тумбочке и задержался там дольше, чем нужно.
Утром, когда Ирина дремала после лекарств, Кира открыла тумбочку.
Под стопкой журналов она нашла потрёпанный дневник.
Большинство записей было сделано годы назад, но последняя дата — день исчезновения Георгия.
«Не могу больше жить в страхе. Он сказал, что бросит нас и исчезнет с деньгами. Если я не остановлю его сейчас, мы с Кирой снова останемся ни с чем. Прости меня, Кира...»
Кира закрыла дневник.
Она представила эту сцену.
Георгий, собирающий вещи, объявляющий Ирине, что бросает её снова, как 30 лет назад, когда ушёл к настоящей Софье.
Только теперь у него были миллионы.
А у Ирины — парализованная правая сторона и инсульт через несколько дней от перенесённого шока.
— Ты что здесь делаешь?
Анна стояла в дверях кухни, глядя на Киру, которая сидела перед потрескивающим огнём в печи.
— Согреваюсь, — ответила Кира, закрывая дверцу печи. — Ночи стали холодными.
Анна подошла ближе и заглянула в огонь через стеклянную дверцу.
— Сжигаешь что-то?
Кира встретила её взгляд.
— Да. Старые бумаги. Они больше не нужны.
Анна долго смотрела на неё, а потом тихо сказала:
— Знаешь, всю жизнь я думала, что настоящая семья — это обязательно кровное родство. Что если бы отец меня не бросил...
Кира покачала головой.
— Настоящая семья — это не кровь. Это жертвенность. Это выбор защищать друг друга, чтобы ни случилось.
— Даже если один из вас совершил что-то ужасное? — тихо спросила Анна.
— Особенно тогда, — твёрдо ответила Кира.
Они оба повернулись к окну, услышав шум подъезжающей машины.
Полицейская.
Участковый вышел, а за ним — Туманов. Свободный.
Анна вопросительно посмотрела на Киру.
— Ты знала, что его отпустят?
— Я догадывалась. — Кира пожала плечами. — Это был слишком удобный подозреваемый. Я сама психолог, Анна. Я знаю, как выглядят ложные улики.
— И что ж теперь?
— Теперь будем жить. Я заберу её в город, к нам с Алексеем. Там лучшие врачи. А она... сможет начать новую жизнь.
— Как Ирина, — тихо добавила Анна.
— Не как Софья.
— Да, — кивнула Кира. — Наконец-то, как она сама.
Из комнаты Ирины донёсся тихий звук.
Обе женщины поспешили туда.
Ирина сидела на кровати, безуспешно пытаясь дотянуться до стакана с водой.
— Я помогу!
Кира поддержала стакан, помогая ей пить.
Ирина посмотрела на неё долгим взглядом, полным невысказанных слов, тревоги и надежды.
Потом её взгляд скользнул к печке.
— Всё... хорошо... — с трудом выговорила она.
— Всё хорошо, — твёрдо ответила Кира. — Теперь всё будет хорошо, мама.
Ирина закрыла глаза.
По её щекам покатились слёзы. Не горя — облегчения.
Впервые за 30 лет она могла не бояться:
Ни полиции.
Ни Туманова — даже теперь, когда он на свободе.
Страшнее всего было то, что Кира узнает правду об убийстве Георгия.
Но она узнала.
И вместо осуждения — сожгла дневник с признанием.
И назвала её мамой.
В этом простом слове было больше прощения, чем Ирина смела надеяться.
Слёзы текли по её лицу, смывая десятилетия притворства и страха.
Теперь они были настоящей семьёй.
Не по документам.
Не по крови.
А по выбору.
По любви, которая оказалась сильнее даже самой страшной правды.
#СемейнаяДрама #СвекровьИНевестка