— Привет, сестричка! — объявила Лена, стоя у моей двери с двумя чемоданами, сыном-подростком и глупой улыбкой на лице. — Мы к тебе! На недельку. Ну, может, на две.
Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но вместо слов вырвался звук, напоминающий скрип несмазанной двери.
— Лена, ты вообще-то звонила, чтобы сказать, что приедешь?
— Ну я же тебе писала — пожала плечами сестра. Вчера. Или позавчера. Вроде бы. А, да ладно тебе, это же ты у нас такая занятая — работа-дом, дом-работа, никто тебя не видит. Мы решили тебя немного развеселить!
На её лице сияла такая гордость, как будто она вручила мне Оскар, а не взгромоздилась на мою шею с прыщавым пацаном и чемоданами.
— А Максик-то как подрос, да? — добавила она и подтолкнула сына в мою сторону.
Максим буркнул нечто нечленораздельное и прошмыгнул в коридор, оставляя на полу следы от кроссовок.
— Проходите, — сказала я через силу, пытаясь улыбнуться. — Только у меня не гостиница, Лена. У меня работа, отчёты, я не планировала гостей.
— Ой, не начинай! — отмахнулась сестра, уже проходя в кухню. — Ты же всегда говоришь, что скучно одной. Мы развеселим! Я вот даже кино с собой привезла — флешку вставим и устроим марафон!
— А Максик... — я посмотрела на племянника, который уже скинул мои документы с дивана и закинул свои лапы на журнальный столик. — Он где будет спать?
— Так он со мной в комнате, — бодро ответила Лена. Я на диване, а он.. — Мы матрас надуем! Ну, тот, который ты на озеро возишь. Где он у тебя лежит?
— Пу-пу-пу...
Через час моя кухня напоминала столовку во время обеда. Макс требовал куриные наггетсы, которых у меня, разумеется, не было. Лена обнаружила, что в холодильнике нет «ничего нормального» и отправила меня в магазин — «ну ты же всё равно туда собиралась, правда?» Мне нужно было проветриться и я пошла.
Когда я вернулась, Лена валялась на диване с моими патчами на лице и включённым сериалом.
— Ты суп не приготовила? — спросила я, глядя на пустую кастрюлю.
— А я ж не хозяйка тут, — лениво протянула она. — Это твоя кухня. Мы — гости.
«Гости» в её понимании — это те, кто приезжает без предупреждения, разбрасывает свои вещи, требует развлечений и жрёт как в последний раз.
Я закипела. Но вслух сказала только:
— Надеюсь, хотя бы ненадолго.
— Ну мы пока без квартиры. Вроде как ремонтик затеяли. Вот доделаем — и сразу к себе! — весело сказала Лена.
— Это надолго, да?
— Ну ты ж знаешь, как у нас с ремонтом…
Ага. Знаю. Последний их «ремонтик» длился полтора года. И закончился разводом.
Я села за стол, отпила кофе и смотрела, как Лена шарит в ящиках, ища что-то «к чаю».
И в этот момент я поняла: начинается. Опять.
Дон Жуан и мамин ультиматум
Следующий день начался с того, что я проснулась от громкой музыки. И не какой-нибудь спокойной — а рэп, матерный, с таким басом, что пол дрожал.
— Макс! — заорала я, выскочив в коридор в пижаме. — Ты вообще в своём уме?
Подросток пожал плечами, даже не подняв головы — просто обернулся, как будто я ему мешаю жить.
— Это моя колонка, — пояснил он. — В наушниках уши потеют.
— Макс, сейчас восемь утра!
— И чё?
— Через плечо.
Я схватила колонку, выключила. Он тут же достал телефон и снова включил — на полную.
— Макс, я тебе не подруга, понял?
Лена выглянула из кухни с чашкой кофе, вся такая расслабленная.
— Да ну чего ты завелась? Подросток он, ну. Пусть живёт! У тебя такая тишина была — как в морге. А теперь хоть весело!
— Весело? — переспросила я. — Ты вообще понимаешь, что это моя квартира? Мне на работу собираться, у меня завтра дедлайн, отчеты сдавть! А ты с сыном устроила тут какой-то цирк с конями!
— Не начинай. Лучше расскажи, где у тебя полотенца нормальные, а то те, что я нашла, какие-то... стариковские. И шампунь кончился, надо сегодня купить.
Мой дорогущий шампунь, который я подбирала с трихологом, что бы волосы не лезли. Хотя теперь и он не поможет, с такими родственниками...
Я просто ушла в ванну. Закрыла за собой дверь и села на край ванны, держась за голову. Хотелось кричать. Или плакать. Или просто исчезнуть.
На третий день, возвращаясь с работы, я застала в коридоре чей-то рюкзак. Не Максима. Чёрный, весь облепленный значками и наклейками. В квартире пахло лапшой быстрого приготовления, и слышался чей-то незнакомый голос.
— Лена, это кто?! — заорала я, вбегая в комнату.
— А, это Пашка. Макса друг. Ну они типа вместе домашку делают. А что? Он только на денёк!
— В моей квартире?!
— А ты что, детей не любишь?
— Я люблю детей, Лена. Но не чужих, в моей квартире, когда меня никто не спрашивает! — я почувствовала, как лицо заливает жар.
Паша сидел на диване с ногами, хрустел чипсами и смотрел сериал. Макс лежал рядом, вытирая руки о мой плед.
Я молча вышла на кухню и схватила телефон. Мамина иконка мигала в телефоне — пять голосовых подряд.
Я включила первое:
— Аня, ты чего опять обижаешь сестру? Она мне сказала, что ты её выгоняешь! Это же семья! У неё сложный период, ты что, совсем бессердечная?
— Мам, — вскипела я, — ты вообще понимаешь, что она ко мне приехала без спроса? Что у неё тут табор, шум, бардак! Она живёт у меня, ест за мой счёт, и ещё жалуется тебе?!
— Анечка, ты всегда была слишком резкая. Потерпи. Она же твоя сестра!
Вечером Лена заняла мою ванну на целую вечность. В ванной — песни, пена, музыка. Максим играл в стрелялку, орал как ненормальный. А Пашка ел мой последний торт-мусс из холодильника.
Но добило меня не это.
Н а четвёртый день я пришла домой пораньше. Сумку поставила тихо — в прихожей стояли мужские ботинки. Не Макса. И не Паши. Эти были взрослые, кожаные, с грязью на подошве.
Из моей спальни доносились странные звуки. Смех. Потом хлопнула дверь шкафа. Я замерла.
Открыла дверь резко — и увидела Лену, мою родную сестру, в одном халате, распахнутом на груди, на моей кровати, под моим одеялом. А рядом, в трусах и с пивным пузом, наш сосед снизу — этот потный Валера, вечно косящий под мачо. Дон Жуан для бедных — смесь колобка и пивозавра.
— Ты что, с ума сошла?! — у меня в горле всё перехватило.
— Ань, ты чего так злишься? — Лена даже не попыталась прикрыться. — Мы тут просто... разговорились в лифте. Он пригласил меня на чай, я его — на кино. Ну, химия, понимаешь?
— В моей кровати?!
Валера поднял руку в нечто, похожее на приветствие:
— О, привет, соседушка. Кровать у тебя, кстати, норм.
— Пшёл вон!
Я вылетела из комнаты как ошпаренная. В груди билось: или я — дура, или мир сошёл с ума.
В этот момент я поняла: ещё один день — и я сама выйду из своей квартиры.
Я проснулась в шесть утра. На кухне кто-то уже жарил яйца — слышался запах горелого масла. Потом голос Лены:
— Макс, ну ешь быстрее, у тебя ж тренировка.
Они даже не думали, что могут меня разбудить. Что могут мешать. Просто хозяйничали. Как дома.
Я встала. Без слов. В халате, босиком, с волосами, торчащими в разные стороны. У меня внутри что-то щёлкнуло.
— Так, слушайте сюда, — сказала я спокойно, но так, что они оба замолчали. — Вы сегодня же собираетесь и уходите. Всё. Конец гостеприимству.
Лена повернулась, с ложкой в руке:
— Ань, ты с утра что ли уже злая? Мы тут на недельку-то...
— НЕТ! Не на недельку. Ты сюда ввалилась без спроса, повесила на меня своего сына, притащила этого потного бабуина в мою постель, даже не спросила, можно ли. Ты вела себя как будто я тебе что-то должна. Так вот — я не должна. И больше терпеть не буду.
Макс пробормотал:
— Мам, она страшная...
— Да, Макс, я страшная. Потому что меня достали. Потому что я всю жизнь — хорошая. Потому что всегда терплю. И мне надоело.
Лена хлопнула по столу:
— А маме я что скажу?! Она же встанет на мою сторону, ты её знаешь!
— Скажи правду. Что влезла ко мне без спроса, что устроила бедлам, что переспала с соседом в моей кровати. Скажи. Или молчи. Но ты уходишь. До вечера. Хочешь — звони маме, хочешь — вали к Валере. Мне всё равно. Я себе важнее.
Мама перезвонила через час. Орала. Проклинала. Говорила, что я эгоистка и бессердечная.
— Ты как посмела родную сестру с ребёнком на улицу?! У неё никого, кроме нас! Она надеялась на тебя, а ты...
Я молчала. А потом спросила:
— Мам, а ты когда последний раз интересовалась, как я живу?
Она заткнулась.
— Что молчим?
— Аня!
— А ты чего не приютишь Лену с Максом?
Мама сразу сбилась с ярости на растерянность:
— Ну... У меня давление! Мне покой нужен. Он мне на перцы наступит, у меня вся комната в рассаде, там и так не пройти! Да и... интернета у меня нет, ему ж скучно будет. Ещё телек с ними делить? Нет уж, я "своё" не пропущу...
— Ага. То есть мне можно, а тебе — нельзя?
— У тебя ж площадь большая! У тебя всё по-современному. А я — старая женщина, мне покой нужен...
— А я что — молодая и без нервов? У меня работа, у меня ипотека, у меня вообще-то жизнь, которую вы всей толпой растоптали, как твою рассаду.
Мама замолчала. Даже дыхание её не было слышно.
— Ты всегда на Лениной стороне. Всегда. А я, видимо, просто лишняя. Но ничего. Я справлюсь. Сама.
— А что? Может, тебе стоит поучиться у сестры. Она хоть душевная. С ребёнком, между прочим, одна тянет.
— Мама, она не тянет! Она висит на мне, как гиря. Ты сама её на меня скинула!
— Да потому что ты всегда была сильной. Вот и справляйся.
— Я больше не хочу быть сильной. Не хочу жить с теми, кто мне чужой. Кто топчет мои границы, мою кровать, мою жизнь!
— Тогда ты мне не дочь. Я тебя не так воспитывала!
После этих слов я почувствовала, как внутри что-то обрывается. Знаешь, как нить, которая и так уже была на последнем узелке — и вот её дернули сильнее.
Воспитывала? — Хорошо, — сказала я спокойно. — Я тебе не дочь. А Лена — мне не сестра. Забудь, что я вообще есть. И больше мне не звони. Ни ты, ни она.
Я отключила телефон и села в тишине. А потом вдруг стало легко. Страшно — но легко. Как будто сняли груз, стоявший на моей груди двадцать лет..
Вечером в квартире было тихо. Очень. Даже слишком.
Я прошлась босиком по чистому полу. Открыла холодильник — никаких странных банок. Ни лапши, ни дешёвых колбас. Только моё. Одна тарелка. Один бокал.
Села в кресло, укрылась пледом.
Я была одна.
И впервые за долгое время — это было хорошо.
Дорогие мои, не забывайте подписаться на мой канал, чтобы не пропустить новые истории, полные жизненных уроков, мудрости и искренности. Ваши комментарии, лайки и поддержка значат для меня многое!
С любовью, Лариса Гордеева.