Над чашкой с чаем поднимался тёплый пар. Валентина держала её обеими руками, будто согреваясь, хотя на кухне было жарко. Юрий сидел напротив, постукивая пальцами по краю стола. Между ними лежала стопка бумаг с печатями.
— Ты не думай, я всегда был за честность, — сказал он, подвигая папку к ней.
Валентина отхлебнула чай — ромашковый, с мёдом — и улыбнулась. Три года вместе, полгода в одной квартире, и вот — свадьба через месяц. Всё как в сказке. Или должно быть, как в сказке.
— Конечно, Юр. Давай посмотрим.
Она раскрыла папку. Брачный договор. Десять страниц мелким шрифтом. Юрий пододвинул свой стул ближе, теперь их плечи соприкасались.
— Тут всё просто. Квартира остаётся моей, дача тоже. Машина... ну, ты же знаешь, я за неё кредит выплачиваю. Вклады разделяются по принадлежности. Если будем что-то покупать вместе, обговорим отдельно.
Валентина перелистывала страницы. Везде стояло только его имя. Нигде — её. Даже в пунктах про имущество, которое они приобретут после свадьбы.
— А как же... — Валентина запнулась, не зная, как спросить о том, что казалось очевидным. — А если мы купим что-то вместе? Мебель, бытовую технику?
— Солнышко, — Юрий погладил её по плечу, — я же всё оплачиваю. Твоя зарплата воспитательницы — это так, на булавки. Мы оба знаем, кто тянет финансовый воз.
В горле пересохло. Валентина снова отпила чай, но он показался безвкусным. Чай, который она сама заваривала, в квартире, где прожила три года до встречи с Юрием.
— Подпиши здесь и здесь, — он протянул ручку. — Это формальность. Главное — мы любим друг друга.
Её рука дрогнула. Внутри что-то сопротивлялось. Но Юрий смотрел так уверенно, так надёжно. Разве может быть что-то неправильным в документе, который подготовил любящий человек?
— Я... хорошо, — Валентина поставила подпись там, где указывал его палец.
Юрий улыбнулся, собрал бумаги и убрал их в портфель.
— Ну вот и славно! Теперь можно спокойно готовиться к свадьбе. Я заеду за костюмом завтра, ты со мной?
Валентина кивнула, чувствуя, как внутри растёт комок тревоги. Что-то подсказывало — это только начало. Начало чего-то, где её голос будет звучать всё тише и тише.
Разговор на скамейке
Старая скамейка во дворе скрипнула под тяжестью двух женщин. Майское солнце пригревало, но Валентина куталась в кардиган. После разговора с Юрием прошла неделя, а внутри всё не утихала тревога.
— Люда, ты не представляешь! Вчера пришёл, говорит: «Эту полку не туда повесили». А я её весь день выбирала, — Валентина покачала головой. — А на прошлой неделе шторы вернул в магазин. Без меня! Сказал, цвет не подходит к его креслу.
Людмила прищурилась, разглядывая подругу:
— А брачный договор подписали?
— Да, — Валентина опустила глаза. — Всё честно. Дача его, квартира его, машина его...
— А твоё что? — перебила Людмила.
Валентина замолчала. Людмила всегда была такой — прямолинейной до грубости. Но именно за это Валя и ценила подругу сорокалетней дружбы.
— Ну, моя одежда, — неуверенно протянула она. — Косметика... Сбережения небольшие.
— То есть, ты к нему переезжаешь, а твоя квартира?
— Я её сдавать буду. Юра сказал, деньги можно на продукты тратить.
Людмила фыркнула:
— Продукты! А сколько эта квартира стоит? Миллионы! А ты на батоны откладывать будешь!
— Людочка, он обеспечивает...
— Что обеспечивает? — не унималась Людмила. — Контроль обеспечивает! Он не муж, он собственник. Как с собакой: «Сиди тут, жди, когда разрешу».
Валентина вздрогнула от этих слов. Что-то кольнуло внутри — мысль, которую она сама боялась сформулировать.
— Он просто... аккуратный в финансах, — попыталась защищаться она. — Был женат, обжёгся. Жена, говорит, половину всего забрала при разводе.
— А ты, значит, должна за ту бабу расплачиваться? — Людмила покачала головой. — Ты подумай, Валюш. Сейчас шторы не те, потом готовишь не так. А через год что? Дышать будешь, только когда разрешит?
Они замолчали. Мимо прошла соседка с таксой, поздоровалась. Валентина рассеянно улыбнулась в ответ.
— Знаешь, — тихо произнесла она, — я ведь тридцать лет с Петей прожила. Никогда такого не было. Даже когда он получку пропивал, всё равно полквартиры моя была. А тут... Как будто не жена, а домработница с привилегиями.
Людмила взяла её за руку:
— Валюш, либо договор переделывайте, либо подумай хорошенько. Брак — это равенство. Иначе — унижение сплошное получится.
Валентина молчала, глядя на клумбу с тюльпанами. Жёлтые, красные — яркие, как лампочки. А внутри — серо и тускло.
Букве закона вопреки
Кабинет юриста оказался тесным, с низким потолком и тяжёлыми шторами. Солнечный свет едва пробивался сквозь них, падая узкой полоской на стол. Валентина сидела на краешке стула, теребя ремешок сумочки.
— Давайте я взгляну, — женщина-юрист, Марина Сергеевна, надела очки и развернула копию брачного договора.
Валентина разглядывала её — строгую, подтянутую, уверенную в себе. Такой сама хотела быть всегда. Но не сложилось.
— Так-так... — Марина Сергеевна хмурилась всё больше. — И вы это подписали?
— Да, — выдохнула Валентина. — Я думала... Он сказал, что это формальность.
Юрист сняла очки и потёрла переносицу:
— Формальность? Да тут всё до последней ложки расписано! Смотрите, — она перелистнула страницу, — пункт 17: «Имущество, приобретённое в браке на средства мужа, является его собственностью». А в пункте 3 указано, что средства, заработанные супругой, не учитываются как существенный вклад.
— Что это значит?
— То, что если вы купите холодильник, и он внесёт 90% суммы, а вы — 10%, холодильник всё равно будет полностью его. Тут всё — его. Даже кухонные полотенца, если он их оплатил.
Валентина почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
— В случае расторжения брака вы остаётесь ни с чем, — продолжала юрист. — Даже мебель, купленная после свадьбы — не ваша. В лучшем случае сможете забрать личные вещи и то, что докажете, что приобрели самостоятельно. А это, поверьте, очень трудно доказать без чеков и выписок.
— Но я же... Я буду вести хозяйство, готовить, убирать!
Марина Сергеевна вздохнула:
— К сожалению, бытовой труд в таких договорах никак не учитывается. Понимаете, если у вас есть собственное жильё — не продавайте его. Это ваша страховка.
— Я и не собиралась, — Валентина опустила глаза. — Думала сдавать.
— И правильно! — юрист оживилась. — А с этим договором... У вас два пути. Либо принять как есть и рассчитывать только на порядочность супруга. Либо... — она сделала паузу, — настоять на пересмотре условий.
— Он не согласится, — Валентина покачала головой. — Он говорит, что его бывшая жена всё забрала.
— Тогда вопрос в том, — Марина Сергеевна сложила бумаги и вернула их, — готовы ли вы жить на птичьих правах? Хотите мой совет? Поговорите с ним. Объясните, что брак — это партнёрство, а не подчинение. И если он видит в вас равного человека, то и договор должен быть... человеческим.
Выйдя из душного кабинета на улицу, Валентина остановилась, чтобы перевести дух. «Как могла не подумать?» — стучало в висках. Мимо пробегали люди — каждый со своими проблемами, но ей казалось, что все видят сквозь неё: наивную дуру, которая сама подписала себе приговор.
Страхи обнажённые
Валентина накрывала на стол, расставляя тарелки с особой тщательностью. Ужин получился праздничный — жаркое, которое так любил Юрий, салат из свежих овощей, домашний пирог с яблоками. Праздника, правда, никакого не было. Разве что — праздник решимости.
Хлопнула входная дверь. Юрий вошёл на кухню, на ходу развязывая галстук.
— М-м-м, как вкусно пахнет! — он потянулся поцеловать её, но Валентина едва заметно отстранилась.
— Мясо, наверное, остыло уже, — проговорила она. — Ты задержался.
— Совещание затянулось, — Юрий опустился на стул. — Ничего, разогреем. Что у нас?
— Нам нужно поговорить, — голос Валентины прозвучал неожиданно твёрдо.
Юрий поднял глаза от тарелки:
— Что-то случилось?
— Я была у юриста. По поводу нашего брачного договора, — Валентина села напротив, сложив руки на столе.
Лицо Юрия изменилось — словно маску сняли. Исчезла приветливость, глаза похолодели.
— Зачем? — коротко спросил он.
— Затем, что по этому договору я оказываюсь бесправной приживалкой, — Валентина сама удивилась своей прямоте.
— Глупости, — Юрий взялся за вилку, словно разговор был окончен. — Ты моя жена. Будущая жена.
— Жена, у которой нет никаких прав. Ни на что. Даже на то, что мы купим вместе.
— Валя, — в его голосе появились нотки раздражения, — давай не будем портить вечер. Всё уже решено.
— Нет, не решено, — она отодвинула тарелку. — Или мы переделываем договор, или я ухожу.
Повисла тишина. Было слышно, как капает вода из крана — кап-кап-кап. Юрий положил вилку, откинулся на спинку стула.
— Вот так просто? — хрипло спросил он. — Ультиматум?
— Не ультиматум. Выбор.
Он встал, подошёл к окну. Его широкая спина казалась каменной.
— Мне казалось, у нас любовь, а не торговая сделка, — процедил он.
— Именно! — Валентина тоже поднялась. — Любовь — это доверие. А этот договор — прямо противоположное. Это недоверие, оформленное юридически!
Юрий резко повернулся:
— А что я должен делать? Я уже всё терял! Всё, что наживал годами! — его голос дрогнул. — Ты знаешь, каково это? Когда тебя выпотрошат, как рыбу, и выбросят?
Валентина смотрела на него — впервые видела его таким: беззащитным, напуганным. Не хозяином положения, а человеком, которого когда-то ранили.
— Юра, — мягче сказала она, — я понимаю твой страх. Но я — не твоя бывшая жена. И не хочу расплачиваться за её поступки.
Юрий опустил голову:
— Я боюсь. Правда боюсь, Валя.
— Я тоже боюсь, — она подошла ближе. — Боюсь остаться ни с чем в старости. Боюсь жить с человеком, который не видит во мне равного. Боюсь... потерять себя.
Он молчал, разглядывая свои руки. Потом медленно поднял глаза:
— И что ты предлагаешь?
Равенство на бумаге и в сердце
Нотариальная контора встретила их прохладой кондиционера и запахом бумаги. Валентина и Юрий сидели рядом, но не касались друг друга. Последние две недели выдались тяжёлыми — долгие разговоры, споры, компромиссы. Временами казалось, что проще разойтись. Но что-то держало обоих.
— Итак, новый брачный договор готов, — нотариус, пожилая женщина с внимательным взглядом, разложила документы. — Пожалуйста, проверьте ещё раз все пункты.
Юрий взял бумаги первым. Его руки едва заметно дрожали. Валентина наблюдала за ним краем глаза — осунувшийся, постаревший за эти дни. Сдался ли он или принял её правду?
— Всё верно, — сказал он, передавая ей документы.
Валентина пробежала глазами по строчкам. Теперь и её имя было везде — рядом с его. Имущество, приобретённое в браке, признавалось совместным независимо от вклада. Квартира оставалась его, а её — её. Дача — его, но с пожизненным правом пользования для неё. Справедливо.
— Подписываем? — спросила нотариус.
Они расписались на каждой странице. Когда Валентина поставила последнюю подпись, что-то отпустило внутри. Не победа и не поражение — просто правильный шаг.
— Поздравляю, — нотариус вручила им по экземпляру. — Берегите друг друга.
На улице их окутал июльский зной. Юрий неловко переминался с ноги на ногу.
— Обедать пойдём? — спросил он.
— Давай лучше домой, — ответила Валентина. — Жарко очень.
Они дошли до машины молча. Юрий открыл ей дверцу, но прежде чем она села, неожиданно произнёс:
— Спасибо.
— За что? — удивилась Валентина.
— За то, что не ушла. За то, что... — он запнулся, — заставила меня быть лучше.
Дачный домик утопал в зелени. С террасы открывался вид на яблоневый сад — ветки гнулись от тяжести плодов. Валентина и Людмила сидели в плетёных креслах, потягивая холодный морс.
— Значит, помирились, — Людмила кивнула на мужчин, копавшихся у мангала. Юрий что-то объяснял Людмилому новому кавалеру — Степану.
— Не то чтобы помирились, — задумчиво протянула Валентина. — Скорее, заново узнали друг друга. Знаешь, я ведь чуть не ушла тогда.
— А я бы ушла, — фыркнула Людмила. — Совсем обнаглел мужик.
— Он просто боялся, — Валентина улыбнулась. — Мы все чего-то боимся. Только честно признаваться в этом — трудно.
Людмила прищурилась:
— А твой Степан как? Нормальный мужик?
— Нормальный, — засмеялась Людмила. — Знаешь, первый вопрос какой задал? Не про звёзды и мечты, а про имущество. Кто платит за квартиру, как делим расходы. Я аж опешила сначала.
— И что ответила?
— Сказала — пятьдесят на пятьдесят. Я ж у тебя учусь, — Людмила подмигнула. — А то ишь, привыкли: одни всё тянут, другие командуют.
Валентина засмеялась, глядя, как Юрий оживлённо жестикулирует у мангала. Может, это и не та сказка, о которой она мечтала когда-то. Но своя, выстраданная. И в ней нашлось место и для любви, и для уважения.
— Эй, женщины! — крикнул Юрий. — Идите сюда, шашлык готов!
— Идём! — отозвалась Валентина, поднимаясь.
Людмила придержала её за руку:
— Счастлива?
— Знаешь, — Валентина улыбнулась, — да. В пятьдесят восемь жизнь только начинается. И начинается — по-честному.