Я не сразу поняла, что она имела в виду. Мы с Наташей не виделись лет двадцать, а последние несколько лет я почти не общалась с семьей. Конечно, я знала, что племянница взрослая, что у нее своя жизнь, свои заботы и проблемы. Но было что-то в ее тоне, что сразу поставило меня в тупик.
Я стояла в коридоре и чувствовала, как под ногтями начинает подниматься напряжение. Эта фраза — «не обязаны» — не просто нарушала тишину. Она казалась откровенной обидой, или даже чем-то худшим — безразличием.
— Ты что-то сказала? — спросила я, стараясь не показать, как сильно она меня задела.
Наташа посмотрела на меня с недоумением, а потом вдруг отвернулась, продолжая что-то искать в сумке.
— Да, я сказала. Я думала, что ты приедешь раньше. Ты ведь знала, что мама не может долго ждать, а тут — с опозданием... Ну, как всегда.
Я замолчала, глядя на нее. Не могла понять, почему так. Почему этот последний момент, когда я пыталась быть рядом, так сильно все усложнился.
Когда я позвонила Наташе, сообщив, что приеду, она ответила мне с таким облегчением, как будто это было самое важное в её жизни. Но теперь, когда я стояла перед ней, она была холодной, почти равнодушной. Она, видимо, не осознавала, что для меня эта поездка — не просто поездка, а встреча с последними воспоминаниями о матери, с последним моментом, когда мы все были вместе, даже если это «вместе» было всего лишь внешним присутствием.
В коридоре было тихо, и я чувствовала, как этот воздух давит. Казалось, что каждый звук, каждое движение будет тут же осуждено. Я пыталась сдержать эмоции, но не получалось. Задержав дыхание, я наконец решилась сказать:
— Ты не понимаешь, Наташа... Я ехала не ради того, чтобы опоздать. Я ехала, чтобы быть рядом. Это последнее, что я могу сделать для мамы, для нашей семьи. Ты же должна это понять.
— Понимаю, конечно. Но ты могла бы быть более организованной. Неужели так сложно приехать вовремя? Зачем так затягивать?
Я почувствовала, как комок в горле начинает расти. С одной стороны, я знала, что Наташа переживает по-своему. Она, наверное, жила здесь все эти годы, и каждый день с мамой для нее был таким же привычным, как чашка кофе по утрам. Но для меня, для меня этот приезд был целым событием, которое я, наверное, не могла бы пережить иначе. А она, не понимая этого, только добавляла боли своими словами.
Мама, наверное, не могла бы встать с кровати сама. Я знала, что с каждым днем она становилась все слабее, и в сердце была эта неизбежная пустота. Я не могла заставить себя поверить в то, что я приезжаю сюда, чтобы сказать ей «до свидания» — для меня это все еще было невозможным. Но вот эти последние минуты с ней, которые Наташа явно не ценила, они были такими важными для меня. И я не могла понять, как можно отнестись к этому как к пустой формальности.
Я подошла к окну, пытаясь вытереть несуществующие слезы. В комнате стояла эта странная, неприязненная тишина, как будто не оставалось места для слов, для эмоций. Это была такая обычная, на первый взгляд, ситуация, но я не могла освободиться от чувства, что каждая деталь здесь затягивает меня в пропасть.
— Ты же обещала мне, что приедешь раньше, — продолжала Наташа, заметно раздраженная. — Мама уже встала с постели, ждёт тебя, а ты — с опозданием.
— Я старалась, — наконец сказала я, почувствовав, как голос начинает дрожать. — Я пыталась. Пробки, задержки, дорога… Ты не представляешь, как я устала. Но я здесь, и я готова всё сделать. Я не прощаюсь с мамой, Наташа, я просто хочу быть рядом в этот момент.
Наташа промолчала, но я увидела, как она морщится, как пытается сдержать свое раздражение. Это меня всё больше отрезало от реальности. Мы стали чужими, хотя когда-то были близки. Даже слова стали тяжелыми, как камни, которые невозможно проглотить.
Я подошла к двери и открыла её, не оглядываясь. За ней была еще одна дверь — дверь, ведущая в комнату мамы.
Мама выглядела такой хрупкой, когда я вошла. Её лицо было бледным, глаза закрыты, как будто она спала, но этот сон был таким странным и долгим, что казался неестественным. Я присела рядом, аккуратно взяла её руку, почувствовав, как её кожа теряет упругость. Она была такой далекой, почти невидимой. Слабая, уставшая. Мои глаза наполнились слезами, и я не могла сдержать их.
— Мама, я здесь, — прошептала я. — Я приехала. Я не забыла тебя.
Она не ответила, конечно. Она не могла. Но я чувствовала её присутствие в каждой клеточке моего тела. Это была последняя встреча, и я не могла позволить себе ничего, кроме этой минуты. Каждая часть меня стремилась к тому, чтобы быть рядом, понять, что всё это завершение — не конец. И что было бы, если бы я не пришла? Это было невыносимо.
Я осталась с мамой, молча сидя рядом, позволяя времени растворяться в тишине. Не было больше слов, не было больше необходимости в объяснениях. Просто оставалось быть рядом.