Парень между тем продолжал, как ни в чем не бывало. Да еще насмешливо прищурился.
– Что ты такая озабоченная? Ммм? Дай– ка угадаю, он отреагировал, как и положено нормальному, ревнивому мужику? И тебе это не понравилось? Открою тебе один секрет – он вообще редко делает что– то, чтобы нравится. Но... И тут мы приходим к самому интересному. Что бы там ни было, ты – его семья, и он сделает все, чтобы тебя защитить. Можешь не сомневаться.
– Да не нужна мне его защита! Мне нужно...
– Именно, что нужна. Все это делает не только из тебя шалаву. Извини за резкость, но так это выглядит со стороны. А из него это делает дурака и рогоносца. Хотя я сильно сомневаюсь, что ты действительно на кого– то там вешалась. А выглядит все по– другому. И заметь, может ты и не веришь, но он сделает для тебя то, что собирался сделать для меня в ситуации с Полиной. Может, это плохо. Но он всегда будет защищать свою семью. И да, ситуации разные. Однако итог– то один. Подумай об этом на досуге.
Артем ушел, а я без сил опустилась на ближайший диван. И снова включила телевизор. Меня действительно поливали грязью. Это было ужасно. А еще ужаснее было то, что я не поверила Артему. Не станет Влад меня защищать. Он мне не поверил.
Все– таки правившись у домоработницы, я узнала, что муж рано утром уехал, как обычно, на работу.
Остаток дня я мучительно ждала вечера. Несколько раз порывалась вызвать такси и, забрав Есению, уехать в Воронеж. Но тут же сама себя останавливала. Такой поступок был бы из ряда вон. Сбежать, ничего не обсудив, как только возникли трудности. Нет, так я не буду делать.
Наступил вечер. Влад уже должен был вернуться. Но не возвращался. Я прождала полчаса, потом час, потом еще полчаса. И позвонила ему на сотовый. Телефон был включен, муж не отвечал. Тогда я позвонила Саркисяну, который мне тоже не ответил.
Я покормила, искупала и уложила дочку, которая стала особенно капризной к вечеру, словно чувствуя мои терзания. Укладывала долго. Время на часах приближалось к полуночи. Когда, наконец справилась с ребенком, еще раз попробовала позвонить. Результат оказался таким же. Еще раз обошла дом, но Влада не было.
Тогда я устроилась в гостиной, намереваясь дождаться его во что бы то ни стало.
Глаза слипались. Но я отгоняла от себя сон.
– Иди давай! – раздался недовольный голос мужа.
Дверь в гостиную была приоткрыта, свет я не включала. Коридор вел к кабинету мужа.
В приоткрытую дверь я увидела, что Влад не один. А в компании моего вчерашнего знакомца.
Я вышла в коридор, не в силах оставаться на месте.
– Что происходит? – задала вопрос, старательно контролируя собственный голос.
Оба мужчины обернулись ко мне.
– Олеся Денисовна, добрый вечер! – растянул Глеб в улыбке разбитые губы, – А я вот тут имел счастье с Вашим супругом познакомиться. Поближе. И он любезно пригласил меня в гости.
Влад хмуро посмотрел сначала на него, потом на меня.
– Топай туда, весельчак. Олесь, раз уж не спишь, идем с нами. Тебе будет интересно.
В кабинете Влад расположился за своим столом. Кивнул гостю на стул и приказал:
– Рассказывай!
Глеб устроился на стуле, потер челюсть и заговорил:
– Что тебе рассказать, человек мой дорогой? Ты и сам все знаешь. Я журналист. Мне нужна была сенсация, чтобы закрепиться на новом месте работы. Одна моя знакомая, Алла, предложила сделать пару компрометирующих фотографий с твоей супругой. Я согласился. Извини, не ты один хочешь жить красиво и хавать икорку. На приеме я долго ждал, когда ты уже отлипнешь от супружницы, потом она вышла на балкон. Я и фотограф пошли следом. Остальное было несложно. Олеся Денисовна, – он кинул на меня саркастический взгляд, – не ожидала моих пылких ухаживаний. Фото получились, что надо. Я скинул их в СМИ. И дальше понеслось. А Аллу Неверову ты должен помнить. Как она бедная с тобой намучилась! Она перед тобой и так, и эдак. А ты трахнешь, и в другие огороды. Что уж теперь. Так что я девушку понимаю. И решил ей помочь.
Влад ответил мужчине колючим взглядом.
– Слушай, придурок, а кто поможет тебе? – поинтересовался, холодно улыбнувшись.
Влад
Смотрю на идиота, который решил перейти мне дорогу, и не понимаю, откуда в нем столько безбашенности. Хотя... Мне все равно. Ни в одно нормальное место его больше не возьмут. Я позабочусь.
– Вот что, журналист. Завтра ты дашь опровержение этим снимках, скажешь, что это был фотомонтаж. И публично извинишься перед моей женой за доставленные неудобства.
Олеся молчит, переводит взгляд то на меня, то на этого... Глеба. Лицо не слишком довольное. Но я уже понял, что ее расстроило мое поведение. Однако вряд ли бы она сама, посмотрев на похожие фотографии, но с моим участием, гладила бы меня по головке и приговаривала: "Бедный Владик!"
Горе– журналист делает вид, что задумался над моими словами.
– Иначе? – тянет, скривив холеное лицо.
Хмыкаю.
– А иначе, дорогой мой товарищ, в лесу полно елок. Тебе лишь нужно выбрать самую симпатичную. Под которой тебя и закопают.
Олеся напрягается. Мужчина сверлит меня взглядом, пытаясь просчитать, насколько я серьезен.
– Не посмеете, Владислав Сергеевич.
– Можешь проверить.
Олеся открывает рот, чтобы вмешаться, но затем благоразумно его закрывает. Есть вещи, которые нельзя спускать. Никому и никогда. Слабые не выживают. Это закон.
Глеб берет еще время для раздумий. Но и я, и он прекрасно понимаем, что это игра на публику. Никакого выбора я ему не дам.
– Хорошо, – соглашается он, выждав какое– то время.
– Извиняться можешь начинать прямо сейчас. И поубедительней.
Жду, что начнет кочевряжиться. Однако, нет.
– Олеся Денисовна, я прошу у вас прощения. Правда, накосячил. Правда, виноват.
Жена опускает взгляд на свои руки, сложенные на коленях. Потом поднимает его на Глеба.
– Мммм. Да, конечно, – отвечает неожиданно покладисто.
Потом не торопясь подходит к столу, берет графин с водой и резко выплескивает ее в лицо мужчине, который способен лишь хватать ртом воздух.
– А вот теперь ваши извинения приняты. Я чувствую себя примерно также, как вы сейчас. Доброй ночи!
Мы остаемся со звездой желтой прессы в чисто мужской компании.
Он, отплевавшись от воды, говорит:
– Слушайте, как вы с ней живете? Она же бешеная.
– Нормально я со своей женой живу. И было бы еще лучше, если бы всякие козлы не вмешивались. И козы тоже.
Глеба забирают сотрудники службы безопасности. Чтобы за ним не пришлось потом бегать. А я иду в спальню, надеясь обнаружить Олесю там.
В комнате темно. Даже ночник не горит. Но на кровати просматриваются очертания тела. Прохожу и сажусь рядом с ней.
– Не спишь ведь...
– Не сплю...
– Прости меня.
Всего два слова, но сколько я в них хочу вложить. Так много.
А потом не выдерживаю.
– Олесь, – вытаскиваю ее из одеяла, прижимаю к себе, – Я очень хочу, чтобы ты была счастлива. И если я чем– то огорчаю тебя, то мне от этого также плохо, как и тебе. А может еще хуже.
– Я ждала тебя вчера. А ты не пришел...
– Хорошая моя, я просто не хотел обидеть тебя еще больше. Эти фотографии... Ты же понимаешь. Видеть, что кто– то другой прикасается к тебе, это... – я даже не нахожу слов, чтобы описать ту смесь ярости и боли, которую почувствовал.
– Я усомнился. Да, и в этом я тоже виноват. Но когда за плечами большой жизненный багаж... Не слишком приятный. То сомневаешься. Только дурак не будет сомневаться.
В темноте жена находит мои губы, целует, прижимаясь ко мне еще теснее, устраивается на моих коленях и закидывает руки мне на шею.
Мы целуемся, как будто нам по восемнадцать. Как будто от этого зависят наши жизни...
Жарко... Сладко... Вот бы эта ночь не заканчивалась...
Утром просыпаюсь один. Меня это не удивляет. Есения не любит долго спать. Мне тоже надо встать. Работа. И Алла. Ее как– то надо привести в чувство. Пусть занимается своей жизнью. Рожает мужу детишек. Раз уж замуж вышла. А не придумывает, как напакостить мне и Олесе.
Душ. Костюм. Все, как обычно. Своих любимых девочек обнаруживаю в гостиной. Олесе держит Есению на руках и, расхаживая с ней по комнате, смотрит телевизор, где Глеб Старчиков после ночи в компании приятных мужчин усиленно извиняется.
То– то же. А то – "иначе что будет".
– Ты довольна? – спрашиваю жену.
– Чем? – невозмутимо заламывает бровь.
– Извинениями.
– Ими – абсолютно. Тобой – ну, на 95 процентов, – замечает мой возмущенный взгляд, исправляется, – Ладно, на 99 процентов.
Целую дочку в лобик. Олесю – легонько в губы. Слишком велико искушение остаться.
– Поехал я.
– Влад, – окликает жена меня, – По поводу Аллы. Мне кажется, достаточно будет, если она не будет ко мне больше лезть.
– Вот как? Я думал, ты жаждешь ее крови.
Пожимает плечом.
– В какой– то степени – да. Но я ее в чем– то понимаю. Она так старалась тебе понравиться, переступала через себя. А тебе было все равно. Потом ты от нее вообще избавился.
Помолчав, добавляет.
– Мне кажется, она тебя любит.
– И что теперь, пусть вытворяет, что вздумается?
– Нет, но...
– Я тебя услышал, Олесь. И подумаю, как это все лучше уладить. Только она бы не была такой великодушной.
– Я знаю, – жмет плечиком снова.
До обеда погружаюсь в работу, которой почему– то всегда много. Встречу с Аллой я запланировал на послеобеденное время, отправив ей сообщение с адресом кафе и времени, к которому ей там надо быть. Ослушается, пусть пеняет на себя.
Она приезжает к назначенному времени. Эффектная баба, что ни говори. Этому подтверждением служат взгляды мужиков, которыми они ее провожают.
Меня, правда, не волнует ни ее красота, ни она сама.
возле столика, за которым я расположился, Алла медлит.
– Садись, – бросаю резко. и швыряю ей несколько фото.
Она шокировано их разглядывает.
– Что это? – спрашивает срывающимся голосом.
– Забегаловка в Южно– Сахалинске, где ты будешь работать. Официантки там еще и подрабатывают. Догадываешься, как?
Алла знает меня лучше, поэтому дурацкого: "Ты не посмеешь!" не выдает. Знает, что посмею.
Вместо этого опускается на стул и еле сдерживается, чтобы не разрыдаться.
– Почему она, Влад? Почему? Чем я хуже? Я же на все для тебя была готова! На все! И... Я же люблю тебя, бревно бесчувственное! – дальше слезы льются рекой.
Отдаю ей платок.
– Я не знаю, почему. А тебе надо было раньше сказать мне о своих чувствах.
Поднимает зареванное лицо от моего платка, которым старалась заглушить рыдания.
– Это что– нибудь изменило бы?
– Я ушел бы раньше. И не позволял бы тебя упиваться ложными надеждами.
Встаю. Утешать чужую жену – так себе идея.
– Надеюсь, ты все поняла. Второго шанса не будет.
– Поняла– а, – ей не удалось перестать плакать.
Я ухожу, оставляя девушку за столиком. Это только ее горе. И я ей ничем помочь не могу. Я люблю другую женщину.
Матвей
А дальше – дальше я способен только чувствовать гибкое тело Полины в своих руках, ее жаркое дыхание, опаляющее мою кожу, тогда, когда я прекращаю ее целовать, гладкость и нежность ее кожи – там, куда могут дотянуться мои руки. Нам все равно, что мы на улице. Нет абсолютно никакого дела, смотрят на нас или нет. Единственное, что сейчас важно – это мы. Я осознаю, что теряю контроль над собой, что сейчас во мне говорит стремление обладать, но не могу остановиться. Не могу и не хочу. Не совсем понимаю, как мне это удается, но я заношу Полинку на второй этаж, где она живет. Ее руки сплетены на моей шее, ноги обхватывают бедра. И да, совершенно ясно для меня – она тоже скучала. Я захлопываю дверь за нами, отрезая нас от внешнего мира. Он нам сейчас не нужен.
– Почему ты не приезжал?1 – шепчет она мне, как только я позволяю ей и себе сделать глоток воздуха.
– Ждал, когда позовешь. Думал, ты не хочешь меня видеть, – отвечаю, пытаясь сориентироваться в чужой квартире.
– Матвей, какой ты дурак! – слышу в ответ.
И я с ней согласен. Я – дурак. Безмозглый осел, который чуть не потерял самого главного человека в своей жизни.
– Спальня где? – я не намерен ждать.
Ни день, ни месяц, ни год. Я хочу, чтобы мы с Полиной стали одним целым. Навсегда.
– Там, – мотает головой в левую сторону коридора.
Я заношу ее в комнату, но кроме припухших от моих поцелуев губ девушки, не вижу ничего. И ничего не хочу видеть.
– Хочу тебя, – мне нужно ее согласие.
Без догадок.
– И я тебя, – захмелевший взгляд голубых взгляд скользит по моему лицу, словно стараясь запечатлеть каждую его черту.
Осторожно укладываю девушку на постель, стягиваю с нее майку, расстегиваю лифчик, и почти задыхаюсь, любуясь ее грудью. Округлая, налитая соками молодости и совершенства, увенчанная камушками острых сосков. Тянусь губами к одному из них, вбирая его в рот, перекатывая на языке. Полина нетерпеливо хнычет, выгибаясь дугой в моих руках, прижимаясь теснее.
У нее сладкая кожа, которая источает тонкой аромат, которым хочется дышать вместо воздуха. И я вдыхаю его жадно, как наркоман, полный грудью чувствую, как меня ведет.
– Хочу тебя потрогать, – снова шепчет, ныряя мне тонкими пальчиками под одежду.
Подчиняюсь, скидывая все, что нам мешает. Дотрагивается слегка до мышц груди, ведет пальчиками по моей пылающей коже, вычерчивая ей одной известные узоры. Вздрагиваю от того, что воспринимаю ее прикосновения слишком остро. На грани.. о Пальцы Полины исследуют меня уже смелее, спускаясь все ниже, трогают живот, от чего кажется, что джинсы на мне вот– вот лопнут.
Дыхание перехватывает, когда узкая ладонь несмело проводит по моему вздыбленному паху. Из– под опущенных ресниц Поля наблюдает за мной, ловя мою реакцию. Провоцирует? Заводит?
– Я так скучала, – все тем же шепотом произносит, разрывая мне сердце.
– А я – нет. Я не скучал, Поль, – вот теперь после моих слов ее глаза распахиваются широко.
Голубая бездна, в которой я могу утонуть. В которой хочу утонуть.
– Я подыхал без тебя. Каждую минуту. Не прогоняй меня больше. Хорошо?
Снова ведет рукой, на этот раз поднимаясь выше. К тому месту, где грохочет сердце, грозя разорвать грудную клетку.
– Не буду, – отрицательно машет головой в подтверждении своих слов. – Накосячишь – спать будешь на коврике в прихожей.
Подавляю смешок и снова вгрызаюсь в мягкие сладкие губы.
Мы бы не остановились. И это было бы прекрасно.
Но... не судьба.
Сначала раздался звонок домофона, мы продолжали целоваться, потом стали настойчиво звонить в дверной звонок, а затем кто– то бессмертный стал колотить в дверь.
Я знал, кто это. Но как же мне не хотелось ему открывать! Правда, и такой момент упускать тоже не хотелось. Ему уже пора понять, что он лишний.
Взгляд Полины стал осмысленным.
– Матвей, наверное, надо открыть. Вдруг что– то случилось.
– Ничего не случилось! – получилось резче, чем я хотел, – Оденься.
Сам пошел открывать. Именно в таком виде, как был. Чтобы у Артема не осталось сомнений.
Распахиваю дверь, желая угодить прямо в лоб незваному визитеру.
Лицо Артема меняется прямо на глазах – смесь боли и ярости искажает идеально правильные черты, пока он рассматривает мой обнаженный по пояс торс.
– Какого? – срывается с его губ вопрос, на который он не имеет права.
Я делаю шаг к нему, старательно заглушаю бурю, что бушует внутри меня. Только бы не сорваться. Захлопываю за собой дверь.
– Ты зачем приехал, Артем?
Он делает шаг ко мне.
– Нет. Драться мы с тобой не будем.Это все уже было. Я хочу услышать ответ на свой вопрос. Зачем ты приехал сюда, Артем?
Холодов делает шаг назад, тоже пытаясь справиться с собственной злостью.
– К Полине.
Из создавшегося тупика я вижу лишь один выход.
– Такое дело, что я тоже приехал к Полине. И она меня ждала. Но учитывая то, что упертый, как баран, я предлагаю тебе самому с ней поговорить и задать те вопросы, которые тебя интересуют. А еще я хочу тебя попросить, когда ты получишь на них ответы, сделай одолжение – съе*ись. И не мешай нам жить.
Продолжение следует...