— «Эй, народ, слышали? Очередная разведёнка вваливала в сторис: бывший — абьюзер, алименты не платит, а сама уже скачет по барам Дубая!» — громогласный бармен швырнул реплику в зал, словно раскалённую гранату.
Шум упал, будто на секунду сдули звук. Потом посыпались смешки, хмыканья, кто-то даже присвистнул, и бар снова зажужжал, но тише.
Серёга, тридцать шесть, подрезанный шрамом на подбородке и привычкой ставить кружку пива ровно по центру подставки, поднял бровь:
— «Опять? Сколько их уже? Я со счёта сбился».
Он не шутил. С тех пор как пять лет назад его собственный брак рухнул под грохот трёх адвокатов, ипотечного банка и отдела опеки, Серёга собирал истории. Фиксировал, как криминалист на месте преступления: кто с кем развёлся, кто сколько отсудил, какие слова написали в иске и на что пожаловались в соцсетях. И чем длиннее становился список, тем громче слышалась унылая пластинка: «Он был плохим, я — жертва».
В тот же вечер к стойке прилипла Лена. Тридцать один, свежий маникюр, айфон последней модели, ослепительная улыбка «я свободна, и мне мир должен».
— «Представь, мой бывший алименты платить отказывается», — бросила она воздухе, как ракету SOS.
— «Сколько?» — не глядя спросил Серёга.
— «Да копейки. Двадцать тысяч на двоих детей».
— «У него зарплата?»
— «Сто... или около того. Какая разница? Главное, что козёл».
Серёга повернулся:
— «Давай игру: ты рассказываешь факты, я плачу за твой апероль. По рукам?»
— «Без проблем. Только у меня фактов, боюсь, на пальцах пересчитать».
Утро. Рабочий чат логистической компании «Балткарго».
Юрист Паша кидает ссылку: «Росстат: 70 % разводов инициируют женщины».
Серёга отвечает мемом «Ну они же это заслужили». Девушки из HR подхватывают: «А мужики часто сбегают без развода, это статистика не считает!» Чат превращается в сражение эмодзи и саркастических гифок, срач тянется до самой пиццы в обед.
После, у офисного кулера, Паша шёпотом:
— «Слушай, ты серьёзно хранишь компромат?»
— «Не компромат. Данные. Пытаюсь понять, почему эта пластинка бесконечна».
— «Психология. Когнитивный диссонанс: легче объявить себя спасшейся жертвой, чем признать, что сама разломала дом».
— «А если бы мода была винить себя, мы бы слышали: “Я токсичная, всё испортила”?»
Паша фыркает:
— «Мы бы продавали курсы “Я — чудовище, как жить?”. Но спроса нет».
Вечером Серёга открывает свой главный трофей — Excel-файл. На втором листе вкладка «Юриспруденция».
Первая строка: «Маша — “насилие”, на деле — спор о собаке, итог — половина квартиры и слезливый пост “спасалась из ада”».
Вторая: «Катя — “алкоголизм”, на деле — пил бокал вина за ужином без неё, отдала ему машину, забрала дачу, в Инсте написала: “Я ушла от токсичного”.»
Дальше — ещё пятнадцать историй. В каждой реальный мотив и публичный нарратив различались, как снимок с фильтром и без.
Звонит телефон.
— «Серый, это Костя. У бывшей пост: я манипулировал детьми. У меня волосы дыбом!»
— «Скрины есть?»
— «Конечно».
— «Иди к адвокату. И, слушай, у меня эксперимент. Дашь интервью?»
— «Я не блогер».
— «Тем лучше. Люди любят обычных».
Через две недели стартует YouTube-канал «Бывший Годзилла». Короткие семиминутные интервью с мужиками, которых публично перемолола машина обвинений.
Костя — первый.
— «Привет, я Константин, в интернете я — абьюзер-жмот. По факту вот чеки на логопеда, бассейн, школьные экскурсии».
Комменты: «Монтаж», «Банк подставной», «Скрытое насилие не видно на квитанции».
Серёга впервые чувствует, как виски стягивает металлическим обручем: против эмоций статистика бьёт, как теннисный шарик о кирпичную стену — отскакивает обратно.
Четвёртый выпуск, Дмитрий, айтишник из Казани:
— «Меня в сети объявили наркоманом. Сдавал кровь в клинике — печати, даты. Зачем?»
— «Чтобы объяснить, почему увезла дочку к тёще без твоего согласия».
— «Исправить можно?»
— «Дорого. Проще забыть».
Кульминация — офлайн-круглый стол в кафе напротив ЗАГСа. Место выбрано нарочно: irony included.
За длинным столом: Серёга, Паша-юрист, Антон-психолог, Лена-“жертва”, Костя, тихий Кирилл-“абьюзер года” и блогерка Алиса, сколотившая сто тысяч подписчиков на «историях спасения от тирана».
Официант ставит графин сангрии.
Лена тянется к бокалу:
— «Давайте без камеры?»
Серёга холодно:
— «Камеру не выключу. Нужна правда».
Алиса заливисто смеётся:
— «Правда? Правда, что мужчины травмируют, мы выживаем».
Антон спокойно:
— «Травма — это клинический термин. Диагноз ставили?»
— «У нас нет денег на психиатров!»
Кирилл, тихий очкарик, вдруг вскакивает:
— «Страшно? Я взял четыре кредита под её стартап “Handmade-мыло 2.0”. Когда бизнес выстрелил, услышал: “Ты меня гнобишь, уходи”.»
Он шлёпает на стол бумажную кипу: договора, платёжки, распорядительные письма. Лена краем глаза видит свою подпись — морщит губы.
Тишина густеет, как холодец.
Серёга, крутя карандаш:
— «Ответьте: почему, расставшись, так жизненно важно объявить бывшего плохим?»
Алиса хлопает ресницами:
— «Потому что иначе публика не поймёт. В сказке нужен злодей. Без него нет лайков».
Костя:
— «То есть лайки — валюта?»
— «Конечно. Боль продаётся».
Паша-юрист цокает языком:
— «И в судах тоже. Психологическое насилие — модная статья. Пишешь, что бил взглядом — и вот тебе плюс десять метров жилплощади».
Антон подводит итоги:
— «Страх и выгода. Две ноги этого зверя».
Эта фраза разрывает ленту. Наутро «Бывший Годзилла» в трендах, армия подписчиц штурмует комментарии: «Манипуляторы собрались», «Вас мамы не любили», «Гнобите женщин».
Серёга отвечает одним фото: пустая кружка, подпись «Факты против эмоций — 0 : 1».
Вечером вибрирует телефон. Бывшая жена Таня:
— «Серёж, хочу забрать заявление, где ты “нарцисс”. Встретимся?»
На скамейке в парке она протягивает флешку:
— «Здесь все переводы, чеки, сканы. Скажи, что ты нормальный. Я больше не вру».
— «Не мне оправдываться. Лучше забери детей на выходные. Это покажет правду лучше любого поста».
Таня плачет. Он обнимает её сухо — так обнимают сестру после похорон: без нежности, но с теплом.
Месяц спустя проект закрывается. В последнем ролике Серёга говорит:
— «Друзья, прежде чем верить сказке о плохом бывшем, задайте вопрос: “Какие документы?” Если нет ни одного — перед вами литературный жанр. Читать можно, жить в нём — гибло».
Экран гаснет. Финал смотрят 1,2 млн человек.
Серёга выходит из студии, садится в старый «Пассат» и шепчет:
— «Щит красив, пока не треснет. Правда — как зубная боль: вырвешь — горечь, зато потом не ноет».
Через неделю он снова в баре.
Бармен протягивает кружку:
— «Ну что, Годзилла, нашёл свою правду?»
— «Правда — как холодный хмель: сначала горчит, потом освежает. Главное — утром без похмелья».
Он делает глоток.
За спиной — знакомый голос: «Мой бывший был ужасен…».
Серёга улыбается, не оборачиваясь:
— «Документы покажи».
Большинство объявляет бывших монстрами не потому, что встречало чудовищ.
А потому, что так спокойнее засыпать.