Ты знаешь, в нашей школе даже учительской нет. Вот просто — нет, как не было её и не положено. Стулья в коридоре, чай в подносе, разговоры вполголоса, чтобы не мешать учебному процессу — если это вообще можно назвать учебным процессом. А раньше... раньше была. И не просто комната с табличкой — была атмосфера, была точка опоры.
Понимаешь, учительская — это ведь не про мебель. Это не про шкаф со старым термосом и стопкой методичек. Это вообще не про интерьер. Это про то, что ты — часть коллектива. Что ты не сам по себе и не выжатый лимон, оставленный возле мусорного ведра. Это про то, что ты заходишь туда после тяжёлого урока, бросаешь сумку, вздыхаешь, и рядом кто-то тоже вздыхает. Не потому что всё плохо, а потому что мы в одной лодке.
Сейчас этого нет. И мне даже кажется — специально всё сделано. Чтобы каждый был по отдельности. Чтобы не обсуждали ничего, не поддерживали, не делились. Чтобы не возникало командного духа, не дай бог, единства мнений. Когда у учителя даже уголка нет, где он может просто побыть собой — это уже не школа. Это проходной двор, где педагог — как уборщица: пришёл, отработал, ушёл. Только вот уборщице хотя бы шкафчик дают.
Иногда ловлю себя на мысли: да я же 33 года здесь. Я же не новенький, не временный, не случайный. А ощущение — будто мне и дня не рады. Ни кабинета, ни стола, ни «доброе утро» в учительской, потому что её попросту нет. Нет базы. Нет культуры. И если честно — нет уважения. Потому что в школе, где уважают учителя, всегда будет учительская. Это маркер, понимаешь? Как и библиотека. Как и кружки. Как и стенд с фотографиями лучших учеников.
А знаешь, что у нас вместо учительской? Пара пластиковых стульев у стенки на первом этаже. Там иногда кто-то сидит с тетрадками. Иногда — с кофе из автомата. И всё. Это и есть «место учителя» сегодня. Как вахтёр у шлагбаума. Вечно на виду, вечно на проходе. Это даже не про условия труда. Это про то, как тебя видят. Как фигуру. Как лишнего. Как звено, которое, ну… не надо даже устраивать. Обойдётся.
Я вспоминаю, как раньше учительская жила. Шумно, с разговорами, иногда с руганью. Там спорили, делились, готовились к открытым урокам. Кто-то приносил пирожки — у физички был день рождения. Кто-то проверял тетради, кто-то спорил про новые программы. Было живое, настоящее пространство. Оно нас собирало. Оно делало нас командой.
Сейчас учитель с учителем может не увидеться неделями. Потому что все по своим кабинетам. Потому что расписание такое, что даже в туалет вместе не сходишь. Потому что нет больше того самого «зайду, спрошу, а ты что думаешь?». Все стали отдельно. Разрозненно. И это, конечно, сказывается на детях. Им тоже неоткуда взять ощущение общности, если у взрослых его нет.
Я понимаю: сейчас другое время. И можно сказать: ну а что такого? Главное же — знания, а не стулья. Ну да. Только вот знания не в вакууме рождаются. А в среде. В уважительной, тёплой, структурной среде, где учитель знает, что он нужен. Что он не просто «один из». И дети это чувствуют. Поверь, они чувствуют куда тоньше, чем мы думаем.
Вот приходит ко мне на занятия онлайн мальчик. Седьмой класс, хороший, толковый. У него в школе нет математика. Уже три месяца нет. Просто так — никто не пришёл, никто не задержался. Спрашиваю: «А как у вас решаются уравнения?» Он смеётся. У них, мол, не решаются. Они таблицу умножения вспоминают. На слух, на интуиции, как-то так. Ну, сам понимаешь.
А потом, после занятия, он вдруг спрашивает: «А вы тут один работаете? У вас есть где посидеть?» Вот это пробрало. Ребёнок почувствовал, что я в этом здании не просто временно, а обосновался. И что у меня есть место. И ему от этого стало спокойно. Потому что мы всё-таки, как ни крути, держим атмосферу. Если у учителя есть точка опоры — и у ребёнка она появится.
И да, я веду занятия. Частные, с душой. Потому что это уже единственный способ что-то донести. Сесть рядом, посмотреть в глаза, объяснить, дать время подумать. Без гонки, без галочки, без давления. Потому что я-то знаю, как было, и хочу хотя бы частично вернуть это ощущение «нормальной школы». Той, где у тебя есть свой угол, свой ритм и своё право — думать и учить по-настоящему.
Можно, конечно, сказать: времена другие, оптимизация, аренда, нет бюджета. Можно. Только знаешь, что я скажу? Это не оправдание. Это диагноз. Если в школе нет даже учительской — значит, в ней нет школы. И не надо говорить, что «главное — это дети». Дети не растут в пустоте. Им нужны учителя, которым есть где работать. Не физически — морально. Иначе всё это — игра в образование.
А ведь мы раньше жили этой школой. Мы там не просто преподавали. Мы обсуждали учеников, радовались их успехам, переживали за них. Учили не только по предмету, а вообще — жизни учили. И между прочим, в той самой учительской мы и принимали непростые решения. Помнишь? Кого-то не допустить до экзамена, кому-то дать шанс ещё один. Всё — там. Всё — вместе. А теперь каждый сам по себе. И решения — в телефоне, или в личном кабинете , или вообще без нас.
Я не жалуюсь. Я просто устал. Потому что когда ты приходишь в школу и тебе негде сесть — это говорит громче любых приказов и указов. Это говорит: ты здесь не нужен. Ты здесь временный. Ты — функция.
Вот поэтому я и тяну свои занятия. Потому что там у меня есть своё место. И время, и ритм, и смысл. И мальчишка, который приходит на математику не из-под палки, а потому что знает: тут его ждут. И стул есть. И чай. И тишина. И уважение.
Знаешь, если уж на то пошло, то настоящая учительская — она в голове. Это не стены. Это состояние. Где ты не один. Где ты в команде. Где тебе есть куда вернуться.
Только очень уж больно, когда даже вида её нет. Ни намёка. Ни тени. Ни запаха мела.
А ты в своей школе давно заходил в учительскую? Если она, конечно, у вас ещё осталась.
Подписывайся на группу ВКонтакте: https://vk.com/andreymath
- И на Телеграм-канал: https://t.me/+QrWp-Z4VyKJkNzRi