Глава 71
Пока я шел по улице, шаги мои стали легче, а сердце, казалось, расправилось, освободившись от всех тех забот и тяжких мыслей, что тяготили меня. Вдруг мир вокруг стал каким-то ярким, живым, полным красок и света, как если бы я прошел сквозь темную тень и теперь был вновь на свободе. Все казалось гораздо красивее и значимее, чем когда-либо. Я не припомню, когда в последний раз чувствовал себя настолько живым, но сейчас я был полон ощущения простого счастья.
Я взглянул на Ирину, которая шла рядом со мной, внимательно оглядывая здания, фасады, красоту города, в котором я провел не так много времени. Я был рад, что здесь, в Праге, у меня есть возможность просто побыть с ней и родителями. Мое пребывание здесь оказалось неожиданным, я ведь не планировал оставаться, но сейчас я чувствую, что не готов возвращаться в Россию. Я еще не готов встретиться с Марией. Время с семьей было чем-то невероятно важным, тем, что я давно не ценил. Иногда, когда не видишь близких долго, начинаешь понимать, как они нужны тебе, как много ты теряешь, пытаясь уйти от проблем.
Много лет я был сосредоточен на работе, на достижении целей, а теперь понял, что забыл самое важное – заботиться о себе и о тех, кто всегда был рядом. Эти несколько дней, проведенные в Праге, открыли мне глаза. Мария говорила мне об этом, о том, что мне нужно научиться ценить те моменты, когда я могу быть с теми, кто меня любит. Я понимал, что все, что происходило между нами, не было случайным. Боль, которую я испытывал, теперь стала частью урока, который я должен был усвоить. Этот разрыв оказался важным, и я не мог его игнорировать.
– Ох, папа, у меня уже так болят ноги! – с жалобой произнесла Ирина, прерывая мои размышления. Я взглянул на нее и не смог сдержать улыбки.
– Мы ведь прошли всего десять минут! – шутливо ответил я.
– Ты не понимаешь, я – сидячий человек! – сказала она, скорчив обиженную мордашку, и я снова рассмеялся.
– Хорошо, давай сделаем паузу, – предложил я, указывая на скамейку в парке, на которую она сразу устремилась.
Мы сели на скамейку и некоторое время молчали, наблюдая за тем, как вокруг проходят люди и проезжают машины. В этот момент я почувствовал, как в душе возникает некая тишина, умиротворение. Все эти дни с семьей были как будто возвращением домой. Мы снова были рядом, и это приносило мне столько радости.
Внезапно Ирина нарушила тишину. Ее голос был необычно напряженным.
– Папа, мне нужно тебе кое-что рассказать... – она заговорила с трудом, будто подготавливая меня к чему-то важному.
Я с подозрением взглянул на нее, чувствуя, как сжимается сердце. – Что случилось? Ты чего-то боишься?
– Нет, нет, все нормально, не переживай, – поспешила успокоить меня Ирина, но я все равно почувствовал волну беспокойства. – Это связано с мамой...
Ее слова пробудили во мне воспоминания о Лиде. Я никогда не боялся говорить о ней с дочерью, но сейчас чувствовал, как напряжение охватывает меня. Ирина всегда задавала вопросы, и я отвечал на них, стараясь не скрывать ничего. Но сейчас... казалось, что разговор будет сложнее, чем обычно.
– О чем ты хочешь поговорить? – спросил я, стараясь сохранить спокойствие.
Ирина сделала паузу, будто собираясь с мыслями. – Когда я была у бабушки, она показала мне комнату мамы. Там все так аккуратно и бережно сохранено, как будто она только что ушла. Я нашла там дневник... и там было письмо для меня. – Она задержала дыхание, наблюдая за моей реакцией. Я почувствовал, как учащается пульс.
– Ты хочешь, чтобы я прочитал его? – спросил я с удивлением, вглядываясь в ее глаза. Она протянула мне сложенный листок бумаги, и я немного замешкался, прежде чем взять его.
– Ты уверена? Это письмо для тебя, Ирина. Ты хочешь, чтобы я его прочитал? – спросил я, пытаясь убедиться, что она действительно хочет этого.
– Да, папа. Я хочу, чтобы ты знал, что в нем написано. – Ее глаза были полны настойчивости и надежды.
Я взял письмо и, медленно раскрывая его, почувствовал, как руки начинают холодеть. Почерк Лиды был идеально ровным и аккуратным, и это напомнило мне, как много она для нас значила. Я начал читать вслух:
«Дорогая моя дочка... Когда я узнала о тебе, прошло совсем немного времени, и я уже почувствовала огромную любовь, которую могу дать тебе. Я боюсь, что не буду достаточно хорошей матерью, но я сделаю все, чтобы заботиться о тебе и защищать. Если что-то пойдет не так, знай, что у тебя всегда есть твой отец, он будет твоим героем и защитником. Мы с ним мечтаем о тебе, ждем встречи с тобой, и будем рядом. Мы молоды, и нам предстоит много учиться, но ради тебя мы все сделаем, все, что нужно.»
Я закончил читать, и несколько минут сидел молча, пытаясь осознать слова, которые только что были написаны. Это было так неожиданно и так трогательно. Ирина наконец-то получила ту частичку матери, которой так не хватало все эти годы.
Когда я поднял взгляд, я увидел, что она плачет. Ее глаза были полны слез, а щеки покраснели от горьких эмоций. Я подался к ней и обнял крепко, чувствуя, как она сжалась, пряча лицо в моем плече.
– Я всегда чувствовала, что чего-то не хватает, что я не знаю, как быть полноценной. Но теперь, прочитав это письмо, я понимаю... Мама любила меня, и я нуждалась в этом знании. – Ее слова задели меня за живое.
Я прижал ее к себе, чувствуя, как боль и пустота, которую она носила в своем сердце, только что начали заполняться. Это было испытание, но я знал, что она теперь будет спокойнее. Это письмо – связь с ее матерью, которой не хватало, и теперь она будет сильнее.
***
Я долго ждал Ирину, чувствуя, как с каждой минутой сердце наполняется напряжением, а мысли становятся все более тяжелыми. Когда я наконец увидел, как она идет к машине, я почувствовал облегчение. Мы только что прочитали письмо Лиды, и Ирина, как будто выдохнув, вдруг захотела побывать на могиле матери. Это было важным шагом для нее – после всех этих открытий она почувствовала, что должна сделать этот визит, чтобы почувствовать хоть немного связи с той, кто ушел слишком рано.
– Тебе стало легче? – спросил я, обнимая ее, стараясь передать ей ту поддержку, которой она так нуждалась в этот момент. Она прижалась ко мне, положив голову на грудь, и спустя мгновение ответила:
– Да, мне стало легче... на душе. – Ее голос звучал мягко, но в нем была и некоторая усталость, как если бы она только что освободилась от тяжелого бремени.
Я почувствовал облегчение от ее слов. – Это хорошо, значит, можем поехать. Ты ведь, наверное, уже голодна... – предложил я, чувствуя, как привычное желание заботиться о ней возвращается.
– А ты не хочешь посетить могилу мамы? – вопрос дочери прозвучал для меня как тихий, но важный запрос, словно она искала у меня поддержки.
Я посмотрел на нее с беспокойством. В последний раз я был на могиле Лиды, когда Ирине было всего пятнадцать лет, и с тех пор я не решался вернуться. Это было слишком болезненно, и каждое воспоминание об этом дне было острым как нож, который не оставлял меня в покое. Но я понимал, что для Ирины этот момент был важен, она нуждалась в нем.
– Я... – я замолчал, размышляя, стоит ли идти туда снова. – Хорошо, я скоро вернусь. – Мой ответ был с легким оттенком сомнения, но я знал, что не могу ее подвести. Мы разжали объятия, и я направился к входу на кладбище, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.
Шагая вдоль аллеи, я остановился перед надгробием Лиды, и в груди снова словно разорвалось что-то тяжелое. Надгробие, словно невидимая стена между прошлым и настоящим, было таким знакомым и чуждым одновременно. Я стоял перед ним, и слова, которые мне нужно было произнести, никак не хотели собираться в голове.
– Я... – я глубоко вздохнул, пытаясь подобрать слова, которые могли бы выразить все, что накопилось за эти годы. – Наша дочь... она нашла письмо. – Я почувствовал, как тяжело даются эти слова, как будто они застревают в горле. – Я не знаю, почему ты его написала, Лида. Может быть, ты просто чувствовала, что она должна знать, как сильно ее любили, даже когда она еще не была с нами, или это был твой материнский инстинкт. Ты не могла предсказать, что произойдет, но, возможно, именно этот момент был важен для нее.
Я замолчал, и время словно замерло. Ветер слегка покачивал ветви деревьев вокруг, но мне было не до этого. Мои мысли метались туда-сюда, как если бы я пытался понять, чего мне не хватает, чтобы отпустить все это.
– Она выросла, Лида, – продолжил я, пытаясь сосредоточиться на словах. – Наша маленькая девочка... она стала такой красивой и независимой женщиной. Иногда мне просто трудно поверить, как быстро все изменилось, как время унесло нас. Ты помнишь, как все начиналось? Как мы были полны надежд, и как я мечтал, чтобы ты могла увидеть, какой она стала. Я был один, и мне казалось, что никогда не смогу стать тем отцом, которым она заслуживает. Но я справился, и она, она – стала таким чудом. Мы преодолели столько вместе, но мне все равно не хватает тебя. Я хотел, чтобы ты была рядом. Чтобы ты смогла встретить ее, чтобы она могла обнять тебя. Все было бы иначе, если бы ты была здесь.
Я замолчал, и в этот момент мне казалось, что весь мир молчит. Лида, с которой я так и не смог по-настоящему проститься, была здесь, в этих словах. Но и эта мысль не могла облегчить боль. Внезапно я понял, что все эти годы жил с этим незавершенным прощанием, с тем, что могло бы быть и чего так не хватает.
– Возможно, если бы ты любила меня, все было бы иначе... – тихо добавил я, словно эти слова были просто прощением самому себе за то, что я не смог удержать ее. Я вглядывался в надгробие, ощущая, как воспоминания нахлынули, и мне казалось, что я снова нахожу себя в том времени, когда Лида была рядом.