Виктория проснулась раньше обычного — в квартире было непривычно тихо. Она всегда слышала, как муж топает по коридору, хлопает дверцей холодильника, журчит в душе. А теперь — только её собственное дыхание и тиканье часов на стене. Прошло три недели с тех пор, как Саша уехал в командировку, и тишина стала особенно ощутимой.
Она встала, накинула халат, включила чайник и принялась раскладывать по полкам вчера купленные продукты. В этот момент раздался звонок в дверь.
— Кто так рано? — пробормотала она и открыла.
На пороге стояла Алёна — младшая сестра Саши, с рюкзаком на одном плече и какой-то странной, виноватой улыбкой.
— Привет, Вика. Можно... переночевать пару дней? — спросила она, оглядываясь в подъезд. — У меня… ну, короче, Димка выставил. С ключами, с котом, с коробкой книг. Я потом всё расскажу.
Вика застыла на секунду, потом шагнула в сторону:
— Заходи.
***
Первые дни было трудно. Алёна курила на балконе, забывала мыть за собой кружки и вечно опаздывала к ужину. Вика скрипела зубами, но молчала. Вечерами они сидели на кухне: Вика читала, Алёна листала телефон. Разговоров было мало.
На четвёртый день Вика не выдержала:
— А что случилось с Димой?
Алёна пожала плечами.
— Узнал, что я взяла подработку в баре. Сказал: «Шляться по ночам — не уровень моей жены». Я ему: «А на что мне жить, если ты месяцами без работы?» В общем, собрал вещи и ушёл. Точнее — меня выставил. Кот остался со мной, хоть что-то.
Вика отложила книгу. Почему-то стало жалко и Алёну, и её заплаканные глаза.
— Ты не хочешь домой, к маме?
— Там папа. Он мне до сих пор «глупую курицу» в лицо кидает. Я лучше на лавке переночую, чем под его взглядами.
Вика помолчала.
— Тогда оставайся. Командировка долгая. Но — порядок, тишина, чай не разливать.
Алёна хмыкнула:
— Принято, командирша.
И впервые — улыбнулась.
***
Они начали разговаривать. Про учёбу, про первый поцелуй, про родителей. Алёна варила кофе по утрам, Вика учила её готовить суп. По вечерам они смотрели фильмы на ноутбуке, обсуждали актёров, делились любимыми книгами.
Однажды ночью Вика проснулась от звуков на кухне. Прошла босиком, заглянула — Алёна сидела у окна, курила, вытирая слёзы.
— Что случилось?
— Он писал. Просил вернуться. Сказал, без меня пусто. Но я… я не хочу снова туда. Я боюсь, что снова прогнёт, снова сделает виноватой.
Вика молча налила ей чай. Села рядом.
— Знаешь, мне с Сашей тоже было тяжело первое время. Он — военный, я — училка. Он суровый, я закрытая. Но мы учились говорить. Не сразу. Не красиво. Иногда через крик. Но учились.
Алёна кивнула.
— А я даже не начинала. Всё время старалась быть удобной. А потом поняла — он любит не меня, а образ, который сам придумал.
Вика обняла её за плечи.
— А я начинаю видеть, что в тебе есть нечто настоящее. Не только яркая помада и футболки с котами.
Алёна фыркнула:
— А ты не только идеальная жена. Иногда ты, оказывается, даже смеёшься.
Обе рассмеялись. Тихо, как будто боялись разбудить старый дом.
***
Через два месяца Алёна уехала — нашла работу в студии йоги и сняла комнату. Перед отъездом долго обнимала Вику на пороге.
— Спасибо, что приютила. Я думала, ты меня выгонишь в первую же неделю.
— Я тоже думала, что выгоню, — усмехнулась Вика. — Но оказалось — ты не самая худшая соседка.
— А ты не такая уж и железная леди, как все думают.
Они снова улыбнулись. И поняли: несмотря на всю разность, между ними что-то осталось. Что-то важное.
Две чашки на кухне. Два голоса в тишине. Две женщины, нашедшие понимание в чужом доме.
***
Зазвонил телефон. Номер был незнакомый, но что-то в сердце кольнуло.
— Привет, это ты? — раздался в трубке голос — немного хриплый, всё такой же бывалый. — Угадай, кто теперь устраивает первую выставку в галерее на Литейном?
Вика даже откинулась на спинку стула.
— Алина?!
— Слушай, я… Я думала, ты пошлёшь, но — может, ты придёшь? Там всё про людей. Про настоящих. В общем, это не совсем моя победа, но без тебя она бы точно не случилась.
В галерее было светло и тихо, пахло краской, кофе и чуть-чуть страхом. Алина стояла в чёрной рубашке, с короткой стрижкой и смешной сумкой через плечо. Она выглядела… свободной. И чуть старше. Но какой-то странно красивой — как будто прожитой.
На фотографиях были люди: старушка с хлебом на лавке, девочка с косичками и щербинкой между зубами, парень в метро, спящий, опершийся на чужое плечо. Всё это — про уязвимость, про одиночество, про жизнь.
— Это ты? — тихо спросила Вика, подходя ближе.
— И я. И ты. Помнишь, как мы с тобой сидели в кухне и спорили, кто сильнее — та, что ушла, или та, что осталась?
— Помню. Тогда ты кипятила чайник десять минут и плакала от того, что не можешь найти сахар.
Алина засмеялась, носом шмыгнула.
— А ты сдерживалась, чтобы не сказать, как тебя всё достало. Мы обе были на дне. Только теперь — вверх вынырнули.
— Я горжусь тобой, знаешь?
Саша подошёл позже. Стал, посмотрел.
— Сильно. Без соплей. Ты молодец.
Он сказал это просто, по-мужски. Но Алина вдруг потупила взгляд, как школьница.
— Я боялась тебя. Вика меня прикрывала.
— А теперь не боишься?
— Боюсь, — засмеялась она. — Но уже по-другому.
На прощание Вика крепко обняла Алину. Ту самую, которая когда-то забыла, как себя звать. А теперь — стояла в зале, полном лиц, в которых было что-то от неё самой.
И дома, когда вернулась, Вика налила себе чай. И вдруг — без всякой причины — достала вторую чашку. Поставила рядом. И улыбнулась.
Тёплый майский вечер. Вика шла по улочкам Суздаля — с кружкой кофе навынос, в платке и лёгком пальто. Отдыхала с дочерью: просто вырвались на выходные, без планов. Дочь ушла на экскурсию, Вика бродила одна, вглядываясь в вывески, заглядывая в лавочки.
На углу старой булочной она чуть не столкнулась с женщиной в серой куртке и рюкзаком.
— Ой, простите, — сказала Вика и подняла глаза.
— Да ладно... Вика?!
Алина стояла перед ней — волосы теперь были длиннее, слегка волнистые, лицо загорелое, глаза ясные. В руках — фотоаппарат на ремешке.
— Что ты здесь делаешь? — одновременно воскликнули они и обе засмеялись.
— Снимаю. У меня проект о провинциальной тишине, — сказала Алина. — А ты?
— Отдыхаю. Просто хотела тишины. Убежать на денёк. С дочкой приехала.
— Погуляем? Только я — без плана. Можем просто идти, куда ведёт улица.
Они шли вдоль деревянных домов, потом зашли в сквер, в кофейню, где столики были выкрашены в пастельные цвета. Болтали. Много. Без напряжения. Будто не расставались.
— Ты правда счастлива? — спросила вдруг Алина, утирая пену с верхней губы.
Вика кивнула.
— Я научилась принимать. Себя. Людей. Даже боль. Я больше не сражаюсь, Алина. Я живу.
Алина на секунду прикусила губу.
— Я так боялась, что навсегда останусь твоей ошибкой.
— А ты — стала уроком. И вдохновением. Ты знаешь, ты изменила меня больше, чем думаешь.
Алина достала из рюкзака открытку.
На ней была чёрно-белая фотография: лавочка в сквере, одинокая чашка на ней и лёгкий отблеск солнца.
— Это называется «Место рядом». Я сделала её на следующий день после выставки. Хотела передать, как иногда хочется, чтобы кто-то просто был рядом. Не навсегда. Не громко. Просто — рядом.
Вика держала открытку долго. Потом спрятала в сумку.
— Спасибо, что ты есть. Пусть даже где-то далеко. Пусть даже — чужой город.
Алина встала.
— Пойдём. Я знаю место, где продают самый вкусный в мире варёный сгущённый крем в трубочке.
Они шли по вечерней улице. Было тихо, пахло сиренью, и казалось, что весь город — одна большая чашка чая, в которую они обе наконец-то погрузились — не боясь обжечься.
Благодарю за прочтение , лайк и подписку!)