Вчера вечером пересматривала старые вещи и искала, куда отложила деньги на чёрный день. Уже и в серванте смотрела, и в коробке от сапог, и в альбоме со старыми фотографиями — не могу найти, память подводит. Но когда перебирала вещи, наткнулась на пожелтевшие снимки и что-то вдруг всколыхнулось внутри, воспоминания нахлынули. Всё-таки мне уже восемьдесят, а это больше, чем прожил Советский Союз. Осталось мне не так уж много, и вот невольно думаешь: как всё прошло, что было значимым, что осталось.
Родилась я в послевоенное время. Наша страна только восстанавливалась, но уже чувствовалось, как жизнь кипит вокруг, это висело в воздухе, была необыкновенная духоподъёмность. Мама часто говорила: «Главное, чтобы дети были здоровыми и росли честными людьми». Жили мы в Подмосковье, в бараке, всё было общее — и кухня, и умывальник, и туалет на улице. Но мы этого не замечали, ведь так все жили, и никто не жаловался. У нас были высокие идеалы, мы твёрдо знали, что строим великую страну. Были разговоры не про то, «что бы такое купить», а про то, «как быть полезным своей Родине».
В первый класс пошла с радостью, пусть и ничего нового у меня не было — и портфель, и туфли были от соседей или родственников, что-то мама доставала или своё отдавала. Но я тянулась к знаниям и училась хорошо, хотя отличницей не была. С детства любила порядок, уважала труд, старалась не подводить семью, друзей и коллектив. В школе меня уважали не за оценки, а за отношение, я была старостой. С раннего возраста тянулась к организованности, к коллективу. В октябрята приняли в первом классе, а пионером была с душой, по зову сердца, а не по разнарядке. Галстук, помню, гладила через марлю, узел завязывала ровно. Для меня это было не просто формальностью, а честью и гордым знаменем.
Ведь когда веришь в высокий идеал, то чувствуешь жизнь и душа наполнена светом, а не разбродом да шатаниями, как у многих сейчас. Мы ездили в подшефную деревню помогать с уборкой урожая, также собирали макулатуру и кто больше, тот передовик, и это была гордость. Устраивали концерты по самодеятельности. Потом пионерлагеря, где я была вожатой. Дети обожали и уважали меня, хотя вела себя с ними строго, но по-доброму. Учила их, что труд это не наказание, а путь достойного человека. Что человек человеку — товарищ, а тунеядство — это, по сути, вредительство. Мы в это верили, а я до сих пор, и никто меня не переубедит.
Когда Гагарин полетел, я была в старших классах. Помню, как все это обсуждали, такой прогресс, просто невозможно себе представить. Я не скрывала слёз. Это было не просто событие — это был ответ всему миру: мы можем, мы первые. Даже после таких испытаний мы не просто страну восстановили, а были на вершине. Я тогда впервые серьёзно задумалась: что может человек, а что смогу я? И решила, что пойду в инженеры, математику я любила и хотелось быть полезной стране.
Сначала работала на заводе и начала с лакокрасочного в соседнем городе, как и многие тогда, но основную часть жизни трудилась на аккумуляторном заводе. И параллельно училась заочно в институте, была первая в истории семьи с высшим образованием. Это было тяжело, но страна поощряла, что человек труда учится — ведь это позволяло повышать производительность народного хозяйства. Представляете себе сейчас такое? Меня отмечали в цехе, награждали, возили по заводу на машине. Я стала энергетиком потом меня повысили до зама главного энергетика завода. Не за красивые глаза и не по блату — а по делу, у нас всех трудолюбивых продвигали вверх. Тунеядцев и приспособленцев, да лодырей, не жаловали в Союзе.
От завода дали квартиру — вот вы себе такое сейчас можете представить? Чтобы простому рабочему дали от завода квартиру? Всё ради прибыли, не для людей — у капиталистов.
Сейчас рабочий, если возьмёт кредит, то и платить будет до конца жизни за крохотную квартиру. Командировки у меня были, даже зарубежные, в соцстраны. В Болгарию ездила — на проходной даже плакаты повесили: «Добро пожаловать советским специалистам».
И муж мой помогал — он у меня рукастый был, всё по дому делал сам. На заводе был электриком шестого разряда. Хоть и не был ИТР, но неоднократно ему предлагали стать мастером — а он отказывался, говорил: «Лучше сам сделаю, чем буду чужими руками командовать». Поддерживал меня всегда. Был таких же взглядов, что и я, мне его не хватает, хотя уже столько времени прошло. В нашей стране всё было понятно и прозрачно — знали, какие цели впереди, регулярно слышали о достижениях по пятилеткам. Было абсолютно ясно, для чего работаешь и ради чего живёшь. Мы читали труды Ленина взахлёб, изучали диалектический материализм, политэкономию. И не потому, что заставляли — а от искреннего желания понять, как устроен мир. Гордились нашими рабочими и хорошо понимали, что в капстранах людям труда живётся непросто: ни достойных пенсий у них, ни гарантий. Уволят в один день и из квартиры выселят, всё в кредит — и медицина, и образование. За каждый шаг — плати. Даже близко с нашим уровнем социальной защищённости не стояло. Вот оно какое счастье — когда живёшь в стране, где действительно всё для людей, а не для наживы.
На партсобраниях обсуждали проблемы и решали их по-честному. А кто себя плохо вёл в коллективе — тем замечание делали. Не только ради порядка, конечно, а чтобы человек не забывался: он — гражданин великой советской страны. Так вышло, что после завода я пошла работать в колхоз уже в очень зрелом возрасте. Там дали землю, и построили мы с мужем дом своими руками. Муж к тому времени уже болел, но держался. Сейчас работнику на селе дадут землю в Подмосковье? Это же невозможно представить, а у нас было и бесплатно.
А потом начались перемены, мы сначала не поняли, что происходит. Стало можно хаять свою страну, потом уже не могли остановить, что наворотили — перестройка, реформы. Союз рухнул и люди буквально за одну ночь стали жить в разных странах. Цены в космос, потом приватизация, всё пошло вразнос. Всё так менялось, что не успевали адаптироваться, деградация, люди стали нищими.
Работы — нет, многие чтобы выжить становились спекулянтами да челноками, хотя недавно это было запрещено. Морально было тяжело, когда учёные продавали ширпотреб на рынке. Нас еще огород кормил, как и многих тогда. Завод, где я отработала больше тридцати лет, приватизировали и сократили многих. Сейчас вроде работает в каком-то виде, но я давно не слежу. Всё, что строили, стали продавать за копейки нуворишам и кооператорам, торгашам. Люди растерялись, а рабочим что было делать? Мне тяжело было на это смотреть, не только страну перестали уважать, люди теряли уважение к себе, смыслы.
Да, мои дети пошли своим путём. Они росли в перестройку и уже в другой стране. Идеалы у них другие — индивидуализм да единоличничество. Сын с невесткой смеются, когда я говорю про партсобрания и соцсоревнования. Но я знаю — я жила по совести, ни копейки не украла и чужого не брала и ни о чём не жалею. Теперь вот ищу свои деньги. А может, уже и не надо их искать. Главное чтобы помнили и знали, что было такое время — честное и справедливое, и люди были настоящие.