Мария вздрогнула от окрика директора, но руки, протиравшие плинтус, не остановились — за шесть лет работы уборщицей в «ФинПроекте» она научилась быть незаметной.
— Эй, ты! — Артём щёлкнул пальцами. — Мария, верно? Завтра наденешь что-нибудь приличное и придёшь на девятый этаж в одиннадцать.
Она подняла глаза. Артём Викторович Лазарев, 38 лет, любимый кофе — американо без сахара, пароль от компьютера — день рождения дочери, которую он видит раз в месяц. Уборщицы знают о руководстве больше, чем служба безопасности.
— Переводчик слег с гриппом. А французы уже летят к нам, — он нервно поправил запонки. — Позвонил в агентство — никого нет. Кризис, понимаешь? Будешь изображать мою ассистентку. Просто молчи и улыбайся!
Мария кивнула, опустив глаза. Не хватало ещё, чтобы он заметил промелькнувшую усмешку. Невидимка должен оставаться невидимкой.
Вечером она достала из шкафа коробку, которую не открывала годами. Фотография в рамке: она на фоне Сорбонны с дипломом доцента. Рядом Сергей — ещё живой, ещё улыбающийся. До несчастного случая на дороге и банкротства оставалось два счастливых года.
Мария медленно провела пальцем по корешкам книг в коробке. Бодлер, Пруст, Камю — её прошлая жизнь. Теперь она знала наизусть не французских классиков, а расписание прихода начальства и расположение пятен на офисных коврах.
А ещё — содержимое мусорных корзин и разговоры, которые замолкают при появлении «обслуживающего персонала». Например, о двойной бухгалтерии для французских инвесторов. И о том, что завтра эта маленькая тайна может раскрыться.
Человека-невидимку удобно использовать. Но опасно недооценивать.
Следующим утром Мария вошла в конференц-зал в единственном приличном костюме цвета топленого молока. Он слегка пах нафталином — шесть лет висел нетронутым. Артём окинул её оценивающим взглядом, словно мебель, и едва заметно кивнул:
— Только не вздумай открывать рот, — прошипел он, когда секретарь доложила о прибытии гостей.
Жан-Пьер Дюран, глава фонда "Elysée Capital", оказался невысоким седовласым мужчиной с взглядом шахматиста, просчитывающего партию на пять ходов вперед. Его сопровождали аналитик, финансовый директор и Клер Бенуа — юрист с цепким взглядом и папкой документов.
Артём улыбался, говорил на ломаном английском, шутил. Мария видела капельки пота на его виске, когда он украдкой поглядывал на папку в руках Дюрана. Она знала, что там — те самые отчеты с двойными цифрами, которые он оставлял в корзине для бумаг каждый четверг.
— Ce rapport financier contient des incohérences évidentes, — произнес Дюран, и Артём застыл с улыбкой, не понимая, что французы заметили несоответствия в финансовых документах.
Клер развернула бумаги и заговорила по-французски так быстро, что Артём только кивал, пытаясь уловить хоть что-то по интонации. Его лицо застыло маской вежливого внимания, но пальцы выдавали панику, нервно постукивая по столу.
«Почему я должна его спасать?» — подумала Мария, глядя на человека, который шесть лет не замечал в ней личность.
Но потом вспомнила, что значит потерять всё одним махом. И как это — оказаться низвергнутым с высоты. Ей некому было помочь тогда. А сейчас?
— Господа, — произнесла она вдруг на безупречном французском, с легким парижским акцентом, — если позволите, здесь небольшое недоразумение в методике расчета амортизации.
Тишина.
Дюран медленно повернул голову. Клер приподняла бровь. Артём смотрел на неё, как на привидение.
— Дело в том, — продолжила Мария, взяв со стола отчет и бегло просмотрев цифры, — что наша компания использует модель ускоренной амортизации для новых проектов. Но в основной документации она отражается по стандартной схеме.
Это была ложь. Изящная, профессиональная, и главное — спасительная ложь.
— Ваш французский безупречен, — произнес Дюран после паузы. — И объяснение... интересное.
— Merci, c'est très gentil, — улыбнулась она и продолжила, не глядя на Артёма, объяснять разницу систем учета, искусно трансформируя двойную бухгалтерию в сложную, но легальную схему.
К концу встречи Дюран смотрел на неё с неприкрытым интересом, а Артём — с плохо скрываемым ужасом. Сделка была спасена ценой лжи, но ложь эту знали теперь двое.
— Где вы учились? — спросил Дюран, задержав её руку в своей.
— В Сорбонне, — ответила Мария. — Преподавала французскую литературу.
— И вы работаете... ассистенткой? — в его голосе слышалось недоумение.
— Иногда судьба преподносит неожиданные повороты, — ответила она, чувствуя, как пристальный взгляд Артёма прожигает спину.
Когда французы ушли, Артём схватил её за локоть — чуть сильнее, чем следовало:
— Что это было? — прошипел он.
— Я спасла вашу сделку, — Мария мягко высвободила руку. — И, возможно, вашу карьеру.
— Ты шпионишь за мной? — его глаза сузились. — Откуда ты знаешь про отчетность?
— Я убираю ваш кабинет шесть лет, Артём Викторович, — в её голосе не было вызова, только констатация факта. — Я знаю, во сколько вы уходите по пятницам. Какой кофе пьете. И что прячете в нижнем ящике стола.
Мобильный телефон прервал начавшуюся тираду. Звонил Дюран. С каждой секундой разговора лицо Артёма бледнело.
— Они хотят, чтобы ты вела сопровождение проекта как консультант, — произнес он, опуская телефон. — Чтобы избежать "коммуникационных сбоев". Это мне не нравится.
— Мне тоже, — неожиданно для себя ответила Мария.
На следующий день Мария привычно надела синий халат уборщицы. Швабры и ведра в подсобке — её царство последних шести лет. Телефон на зарядке мигал уведомлением — письмо от Дюрана с официальным предложением: четыре часа в неделю консультаций за сумму, равную её трехмесячной зарплате.
— Мария Сергеевна, вас ждут в кабинете директора, — напряженно сообщила секретарша, впервые назвав её по имени-отчеству.
В кабинете Артёма пахло дорогим одеколоном и страхом. Он жестом предложил сесть в кресло для посетителей — то самое, где обычно сидели партнеры и клиенты.
— Я переосмыслил вчерашнее, — начал он, барабаня пальцами по столешнице. — Твоя... компетентность впечатляет.
«И мои фотографии твоих документов тоже», — подумала Мария, но промолчала. Она действительно сделала несколько снимков год назад — не для шантажа, а на всякий случай. Когда теряешь всё одним махом, начинаешь создавать страховочные сети.
— Эти французы используют тебя как троянского коня, — продолжил Артём, перейдя на доверительный тон. — Ты им нужна как шпион. А я предлагаю реальную работу. Место в международном отделе. С твоими знаниями...
— Интересно, — Мария кивнула. — А где было это предложение предыдущие шесть лет?
Он сдвинул брови, маска дружелюбия соскользнула:
— Я навел справки. Скандал в университете, обвинения в плагиате работы о Бодлере. Думаешь, Дюрану понравится такой консультант?
Лживая атака была просчитана идеально — бей по самому больному. По репутации, которую не восстановишь. Шесть лет назад Сергея обвинили в научной недобросовестности. Спустя два месяца его полностью оправдали, но было поздно. А она сбежала от шепота за спиной, от сочувствующих взглядов.
— Я могу не упоминать об этом французам, — улыбнулся Артём. — Если проявишь... лояльность.
Мария встала, чувствуя странное спокойствие. Она шла к двери, ощущая, как с каждым шагом распрямляются плечи. У порога остановилась:
— У вас на флешке в правом ящике стола хранятся двойные отчеты за последние три года. В папке «Личное» — переписка о счетах на Каймановых островах. Думаете, я не знаю, зачем вам французские инвестиции?
Она обернулась, встретив его остекленевший взгляд:
— У вас есть день, чтобы решить: война или разумное сосуществование.
На следующее утро приказ о её переводе на должность консультанта со свободным графиком уже лежал на столе кадровика. А через неделю пришло письмо от Дюрана с предложением должности культурного атташе в их парижском офисе.
Она почти согласилась. Париж, Сорбонна, кафе, где они с Сергеем планировали будущее... Но потом поняла — это было бы побегом. Снова. В прошлое, которого не вернуть.
Вместо этого Мария подала заявку на вакансию преподавателя в вечерней школе, и впервые за шесть лет разобрала коробки с книгами. Ей не нужно было доказывать что-то Артёму или французам. Только себе.
Однажды, встретив её в коридоре «ФинПроекта», куда она приходила раз в неделю как консультант, Артём вдруг спросил:
— Почему ты не уехала в Париж?
— Иногда победа не в том, чтобы уехать подальше, — ответила она. — А в том, чтобы остаться и больше не бояться.
С тех пор он кивал при встрече. И, как ни странно, перестал хранить сомнительные документы в офисе. Люди не меняются полностью, но иногда становятся осторожнее.
А что бы выбрали вы, получив власть над тем, кто считал вас пустым местом так долго? Месть, которая оставляет горький привкус, или свободу от прошлых обид, которая позволяет наконец жить настоящим?
Пишите 👇Ставьте 👍