Утро в гарнизоне Аркемонта начиналось не со звона колоколов или приказов, а с ритуала — для всех, от новобранцев до высших офицеров. Воздух был насыщен утренней сыростью, а небо затянуто тяжёлыми тучами, будто сама империя замерла перед ударом.
Крагн Молот Стальной шагал по каменному двору, как ураган сквозь степь — неумолимый, мощный. Его фигура выделялась даже среди строя: широкие плечи, железная осанка, тяжёлые сапоги, каждый шаг которых отзывался глухим эхом между стен гарнизона.
Солдаты выпрямлялись, несмотря на занятость. Офицеры отдавали честь без команды. Он никогда не требовал этого напрямую — но порядок следовал за ним, словно собственная тень.
Броня на нём была не просто защитой. Это была его кожа. Нагрудник с гербом Арктерии, начищенные наплечники, меч за спиной — всё говорило о силе, опыте, решимости. Украшений он не терпел. Лишь символы власти и готовности к бою.
Позади него перешёптывались. Кто-то называл его Железным Генералом, кто-то — Ледяным Королём. Но все знали одно: если Крагн рядом, расслабляться нельзя. Ни на мгновение.
Его взгляд мог сломать спесь любого — будь то щеголь-офицер или закалённый в боях сержант. Говорили, что стоит ему взглянуть в глаза — и человек чувствует, будто стоит перед судом истории.
— Вот идёт Молот, — пробормотал один из сержантов, подправляя пряжку на ремне.
— Не идёт, — ответил другой, — катится. И всё, что попадается на пути, либо гнётся, либо ломается.
Территория гарнизона была разделена с военной точностью: учебные площадки, тренировочные манежи, склады снаряжения, караульные помещения — всё на своих местах. Ни хаоса, ни беспорядка. Здесь царила дисциплина, которую можно было потрогать руками.
Он сегодня не просто проверял порядок — он искал слабины. За каждым поворотом, за каждым движением. Где-то стучали деревянные мечи, где-то раздавались команды офицеров, где-то пели солдаты, закаляя дух песнями старых полков.
Но ничто не заглушало его шагов.
Крагн остановился у деревянного мостика, ведущего к административному крылу. Воздух здесь был плотным от запаха пота, металла и едкого дыма. Он не любил слова. Они были лишь обёрткой для дела. Но иногда приходилось слушать тех, кто видел меньше, чем он.
Офицер, который шагал за ним, наконец решился заговорить:
— Генерал, – начал он осторожно, – мы получили последние данные по состоянию гарнизонов и численности войск.
Крагн коротко кивнул, не оборачиваясь.
— Давай без бумаг. Что там?
Офицер сглотнул. Он знал: цифры ничего не значат для Крагна, если нет сути.
— Последняя атака произошла возле Тихой Нивы две недели назад. Мы потеряли почти сто человек, включая командира отряда — капитана Ренвара. Демоны прошли через болота Анвильвотча, как будто знали, где будет слабое место.
— Болото? Как они прошли незамеченными?
— По нашим данным, использовали старую дорогу, частично затопленную после паводка. Её считали безопасной. Кто-то должен был проверить.
— И никто не проверил, — хмуро бросил Крагн. — Продолжай.
— Также от прорыва на Ланрийском тракте погибла семья фермеров и их работники. Отряд Каландиса, посланный на выслеживание демонов, потерял половину состава. Возможно, это был не простой набег… больше похоже на разведку.
Крагн нахмурился. Он понял, о чём речь.
— Это уже не случайность. Это подготовка.
Он оглядел двор гарнизона, словно там можно было найти подтверждение своим мыслям.
— А что с пополнением?
— Прибыло около четырёхсот новобранцев. Большинство — из провинции. Уровень подготовки… низкий. Многие даже не умеют правильно держать щит. Однако в ближайшие дни ожидается ещё двести человек из Эрмонтской долины. После сообщений о демонических атаках там начали массовую мобилизацию.
— Хорошо, — сказал Крагн. — А где эти два сотника, которых должны были прислать из Фьордгарда?
— Задерживаются. На дорогах стало опаснее. Конвой предпочёл ждать усиления.
Крагн резко остановился и повернулся к офицеру.
— А сколько сейчас обучается в гарнизоне Аркемонта?
— В основном — четыре батальона. Один из них — «Молотники», недавно переформированные. Они проходят специальную подготовку по противодействию демоническим формированиям. Ещё один батальон — «Серые Волки» — отправлен в форт Анвильвотч для усиления патрулей.
— Хорошо, — одобрительно кивнул Крагн. — А что с казначейством? Получили ли мы новые средства?
— Мы направили запросы, но пока ответа нет. Гарретт Златоустый блокирует финансирование до тех пор, пока не будут выполнены его требования.
Крагн медленно вдохнул. Он знал, что такое Златоустый. Политик, а не воин. Человек, для которого деньги важнее крови.
— Значит, придётся работать без денег, — тихо сказал он. — Или найти способ заставить его открыть кошель.
Он посмотрел в сторону горизонта, где тучи сгущались всё плотнее.
— Подготовь план. Если демоны действительно готовятся к вторжению, нам нужно быть готовыми первыми.
— Этот лис всегда знает, как воспользоваться хаосом, — процедил Крагн, его голос был твёрже стали. — Но я ему не позволю задушить армию ради своих карманов.
Он сделал паузу, словно давая словам осесть, прежде чем произнёс следующее — чётко и без сомнений:
— Передай приказ: батальон «Кидраш» переправляется в Фортларн. Пусть развернут позиции вдоль древней дороги. Командование передаю полковнику Грэву. Он знает, как действовать в таких условиях.
— Есть, господин генерал.
— Также пусть Грэв начнёт мобилизацию среди ближайших деревень. Если демоны снова попытаются пройти через болота, мы встретим их железом и огнём.
— Будет сделано.
Крагн кивнул, но не стал терять времени. Без лишних слов он развернулся и направился дальше вглубь гарнизона. За спиной остались казармы, плац и тренировочные площадки — всё ещё жило своей напряжённой жизнью, будто сам воздух здесь был наполнен движением, звоном стали и командами. Впереди его ждали склады, конюшни и зоны внутреннего контроля.
Но не успел он пройти и десяти шагов, как услышал смех.
Не командирский окрик, не звон клинков — громкий, расслабленный хохот. Это было словно удар по строю, щелчок в плотную ткань дисциплины, которую он выстраивал годами.
Крагн резко остановился.
Его взгляд метнулся к источнику звука, прежде чем он свернул с пути. Шаги стали почти бесшумными, как у хищника.
Через решётчатую арку он увидел трёх солдат. Они стояли в тени заброшенного навеса для лошадей, опираясь на мечи и щиты. Один даже сидел на перевёрнутом деревянном ящике, покуривая трубку.
Вместо учений — болтовня. Вместо строя — полное бездействие.
Крагн подошёл без лишних слов. Его присутствие говорило громче любой команды.
— Вы здесь служите или отдыхаете? — спросил он, голос ровный, но холодный, как ранняя весна.
Голос Крагна был ровным, но холодным, как ранняя весна, когда земля ещё не согрелась после зимней хватки. Он даже не повысил его — просто произнёс, и этого хватило, чтобы в комнате мгновенно потянуло ледяным сквозняком.
Солдаты вскочили, будто их подбросило невидимой рукой. Один выронил трубку — табак рассыпался по полу. Другой машинально стал поправлять ремни, хотя они и так сидели идеально. Третий открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал и лишь судорожно сглотнул.
— Так точно, господин генерал! — ответил старший из них, голос дрогнул, но он усилием воли взял себя в руки. — Просто… мы закончили задание…
— Задание? — переспросил Крагн, делая шаг вперёд. Гарнизонный свет еле мерцал за его спиной, отбрасывая длинную тень на каменные плиты. — Какое задание?
— По патрулированию территории, господин генерал. Мы вернулись около часа назад.
— И что вы делаете здесь?
— Ждём следующего приказа, господин генерал.
Крагн замолчал. Всего на миг.
Но именно этим мгновением он заставил понять: они допустили ошибку. Не большую, не явную, но ту самую, которая в войсках может обернуться чем угодно. От выговора до расстрела.
Их лица начали бледнеть. Они чувствовали это. Что-то надвигается.
— Знаете, что самое страшное в войне? — наконец заговорил он, почти шёпотом, словно делился тайной, которую лучше бы не знать. — Не смерть. Не кровь. А то, что она приходит тогда, когда ты уже расслабился. Когда думаешь: «Всё, сегодня безопасно». А потом кто-то кричит. Кто-то горит. И ты понимаешь, что мог быть готов.
Он сделал ещё шаг, теперь почти касаясь лицом лица молодого солдата. Мужчина постарше начал дышать чаще, второй сжал кулаки, третий опустил глаза.
— Вы не солдаты. Вы дети, надевшие доспехи. Сегодня вы просто не сделали уроков. А завтра можете умереть, потому что я не могу позволить себе иметь таких людей в строю.
Затем он подошёл к тому, кто первым позволил себе усмехнуться — тот не успел даже сообразить, как оказался в железном захвате. Крагн схватил его за нагрудник, приподнял чуть ли не на цыпочки и со всей силой врезал кулаком прямо в грудь.
Лязг металла прокатился по комнате, как удар молота по наковальне.
Солдат отлетел, ударился о стену и рухнул на колени, хватая ртом воздух. Его товарищи замерли, не решаясь пошевелиться.
— Это — предупреждение, — сказал Крагн, всё так же спокойно. — В следующий раз — казнь за самовольство.
Он развернулся и пошёл прочь, не оборачиваясь.
А сзади остались трое ошеломлённых юнцов, которые больше никогда не забудут этот день. Ни один его жест. Ни одно слово.
Шаги Крагна эхом отдавались в каменных стенах гарнизона, но мысли его ушли далеко — туда, где пламя прошлого всё ещё горело без остановки.
В голове снова разгорался пожар воспоминаний.
Тогда тоже был холодный день.
Запах снега, земли и крови смешивался в один жуткий, неповторимый аромат. Запах войны, которую не предугадаешь. Запах, который остаётся в памяти на всю жизнь.
Крагну было чуть больше тридцати. Он только что получил повышение — стал капитаном и назначен командиром «Щита Восточного Рубежа», элитного отряда, ответственного за защиту южных границ Арктерии. Это была его первая серьёзная миссия. И он был уверен, что готов.
Цель — деревня Хорватка, всего в трёх днях пути к югу от столицы. Место, где начинались пограничные земли. Где заканчивается безопасность и начинается риск.
Сообщения были тревожными: пропали пастухи, исчезла группа разведчиков, ночью слышали странные крики. Но никто не ожидал того, что случилось.
Они пришли ночью.
Не как обычные враги, с которыми можно сразиться клинком или стрелой.
Их было больше сотни.
Чёрные силуэты на фоне луны. Некоторые шагали по земле, будто не знали страха. Другие парили в воздухе, словно тени, рождённые самой ночью. Их кожа была чёрной, как уголь, глаза светились красным. Они двигались быстро. Убивали без колебаний.
Крагн помнил этот первый удар — резкий, внезапный, без предупреждения. Его люди были подготовлены к войне, но не к этому. Не к чему-то, что выходит за рамки человеческого понимания.
Он бился до последнего. Рядом с ним падали товарищи, кричали раненые. Один из солдат, совсем юнец, упал рядом, схватившись за живот. Когти демона располосовали тело вместе с бронёй.
— Капитан… — прохрипел он, голос еле слышен сквозь хрипы. — Я… я не хотел умирать здесь…
Эти слова запомнились больше, чем любой клинок или крик.
Молодой парень, который пришёл служить, мечтал о славе, а не о том, чтобы истекать кровью под холодным небом.
Крагн попытался удержать его, прижал рукой рану. Пальцы скользили по крови, по плоти, по жизни, которая утекала слишком быстро.
— Держись, — сказал он, — ты выживешь.
Но тот уже не слышал. Его глаза остекленели.
Его имя было Эрен. Сын плотника из дальней деревушки. Пришёл добровольцем. Хотел быть героем.
Утром всё было кончено.
Тело деревни было обуглено. Огонь выжег всё — дома, поля, людей. Нищета, покой и тишина, разорванные в клочья.
Из двухсот солдат выжили двое.
Один — Крагн.
Другой — офицер, который потом покинул службу и ушёл в монастырь, чтобы больше никогда не видеть битвы.
Крагн получил повышение.
Он стал командиром Гвардии Молота — одного из самых боеспособных подразделений имперской армии. Потом — полковником, руководя операциями на южных рубежах. А затем — генералом, после того как лично возглавил победоносное сражение у перевала Горло Бури.
Но в каждом новом назначении он слышал голос Эрена.
"Я не хотел умирать здесь…"
Крагн остановился.
Перед ним была дверь в его кабинет — высокая, обитая железом, с выбитым гербом империи на створке. Тяжёлая, как воспоминания.
Он медленно протянул руку, чтобы открыть её, но замер.
Воздух вокруг был плотным, почти осязаемым. Тяжёлым, как старое одеяло. Пахло железом, потом и дымом — не настоящим, но памятным. Обоняние — самый верный путь к прошлому.
Внутри него снова загорелась та ночь. Не пламя, а боль. Жар воспоминаний, который не гаснет годами.
Где-то в глубинах души он всё ещё слышал крики, скрип оружия и хруст костей. Видел лица тех, кого не смог спасти.
Крагн вошёл в свой кабинет.
Тяжёлые двери закрылись за ним с глухим стуком — словно опускающаяся решётка на воротах судьбы.
Внутри пахло кожей, железом и старыми картами — смесь власти, войны и знаний. Стол был завален свёртками пергамента, некоторые перевязаны тесёмками разных цветов, другие валялись в беспорядке. На стеллажах — книги с печатями командования, документы, которые могли определить судьбы целых провинций.
У окна, скрестив руки на груди, стоял высокий мужчина в тёмной форме. Его плечи были прямы, как лезвие меча. Он даже не обернулся при входе Крагна.
— Давно ждёшь? — спросил Крагн, бросая перчатки на стол. Они упали с глухим стуком, будто маленький барабанный ритуал.
— Не так давно, — ответил тот, поворачиваясь. — Но достаточно, чтобы заметить: ты снова всех напугал до смерти.
Это был генерал Эрван Айронвейн, командующий Восточными рубежами. Его лицо было словно высеченное из камня — суровое, без намёка на улыбку. Глаза — острые, как наконечники стрел. Он был человеком дела, а не слов. И если он пришёл — значит, дело было серьёзным.
Крагн подошёл к карте, развешанной на стене. Она показывала юго-восточные территории — от Аркемонта до границ Ша’карана. Там, где начиналась настоящая война. Пальцы его пробежались по маршруту, будто ощупывая невидимую боль.
— Что привело тебя сюда, Эрван?
— Проблема, — сказал тот, подходя ближе. — Гномы начали массово отводить гарнизоны с перевала Горло Бури. Это ключевой участок. Без их сил мы теряем контроль над южным флангом.
Крагн ничего не сказал. Только хмыкнул. Недоверчиво.
— Они уходят, — продолжил Эрван. — И делают это организованно. Никаких объяснений. Только приказ. Это не просто усталость или экономия ресурсов. Это что-то большее.
— Они всегда были эгоистичными, — холодно произнёс Крагн. — Заботятся только о своих горах. Если они решили противостоять демонам в одиночку — пусть сами разбираются с тем, что вылезет из Безмолвных земель.
— Но если они уйдут полностью, демоны получат свободный путь. Мы не можем контролировать эти рубежи без них.
— Мы могли бы, — Крагн резко обернулся, взгляд — тяжёлый, как удар молота. — Если бы император не запретил мне действовать.
Он сделал паузу, будто давая словам осесть.
— Я говорил Совету месяц назад: гномы не защитят нас. Их кланы заняты своими распрями, их короли торгуют, вместо того чтобы воевать. Они не союзники. Они обуза.
— Тогда почему ты не требуешь немедленного вмешательства? — спросил Эрван.
— Потому что Левин дал ясный приказ: не эскалировать. Он боится, что если мы двинемся к их границам, это будет воспринято как вторжение.
Он боится войны… с ними.
Крагн презрительно хмыкнул.
— Но я не боюсь. И если бы не этот приказ, я бы уже занял Горло Бури. С их разрешения… или без него.
Эрван не ответил сразу. Он смотрел на Крагна, как смотрят на человека, который знает, что прав, но не может позволить себе быть правым.
— Значит, нам нужно понять, что происходит внутри их линии обороны, — сказал он наконец. — Почему они уходят. Что они знают. И почему не предупредили нас заранее.
Крагн задумался. Только на секунду.
— Табакси, — произнёс он. — Отправь «Когтей» к гномам. Пусть разведут обстановку. Возможно, смогут достать важную информацию. Передай Белому, чтобы следил за передвижением демонов. При любой угрозе — немедленно сообщить гарнизонам.
Он подошёл к окну.
За ним виднелись крыши казарм, солдаты, которые ждали приказа. Крагн любил этот момент — когда всё зависело от одного слова. Одного взмаха руки.
— Я не доверяю гномам, — сказал он, не оборачиваясь. — Они считают себя равными нам. Как будто они не должны быть благодарны за то, что мы вообще с ними сотрудничаем.
— Тогда почему ты не просишь у императора разрешения на вступление?
— Потому что пока я подчиняюсь, — ответил Крагн, — я должен следовать его приказам. Но это не значит, что я согласен.
И не значит, что я буду сидеть и ждать, пока они нас предадут.
Он резко обернулся.
— Мы должны знать, что происходит. Если гномы уходят, значит, они скрывают что-то. Или готовятся к чему-то.
А если они готовятся — значит, нам нужно быть готовыми втройне.
Крагн отошёл от окна.
В комнате стало тише. Только потрескивал огонь в камине, да капала вода с фонтана в углу — подарок одного из союзников. Мраморная статуэтка, которую он получил в знак «вечного союза». Теперь она больше походила на символ иронии.
Запах дерева, нагретого металла и старых бумаг смешивался в единый аромат власти — и одиночества.
— Отправляй своих людей, — сказал он. — Пусть проверят Горло Бури. Пусть посмотрят, что там остаётся после гномов.
Если там есть что-то, что они скрывают от нас…
Я должен знать об этом раньше, чем они решат использовать это против нас.
Эрван кивнул.
— Будет сделано, генерал.
Он развернулся и вышел, не попрощавшись. Так и должно быть. В их мире не было места лишним словам.
Крагн остался один.
Время шло.
Снаружи день начал сдавать свои позиции вечеру. Тени вытянулись по каменным стенам Аркемонта, будто сами хотели задержаться в городе дольше. Воздух стал прохладнее, наполненный запахом дыма из печей, мокрого железа и старых бумаг.
Огонь в камине потрескивал, как будто слушал его мысли. Он знал, что сегодня его ждёт ещё одна встреча. Не такая важная, как с Эрваном, но не менее опасная.
Потому что Гарретт Златоустый никогда не приходил просто так.
Он всегда хотел чего-то большего.
И Крагн всегда платил — либо золотом, либо кровью своих солдат.
Вечер опустился на Аркемонт, словно чёрный плащ на плечи города. Улицы стали тише, шаги прохожих заглушались влажным камнем мостовой, а факелы горели с усталым светом.
Но в кабинете Крагна всё ещё было напряжённо.
Он сидел за столом, перебирая бумаги, когда дверь открылась без стука.
— Я не просил войти, — резко произнёс он, даже не поднимая глаз.
— А я и не спрашивал разрешения, — ответил голос, мягкий, как бархат, но осторожный, будто каждый слог был проверен перед тем, как покинуть губы.
Крагн наконец поднял взгляд.
Перед ним стоял Гарретт Златоустый — казначей империи, человек, который мог купить любого… или убедить их продаться самим себе.
Его одежда была дорогой, но не вычурной — тёмные тона, аккуратная бородка, тонкие запястья, украшённые печатными кольцами. Всё в нём говорило о вкусе, силе и хитрости.
— Что ты хочешь? — спросил Крагн, не предлагая места.
— Просто проверить, как у тебя дела, — Гарретт закрыл дверь и неторопливо прошёл внутрь. — Слышал, ты начал распределять новые гарнизоны. Без одобрения казначейства, если не ошибаюсь.
Крагн положил перо.
— Ты знаешь, что мне не нужен твой допуск для действий на границе.
— Да, конечно, — легко согласился Гарретт. — Но вот финансирование этих действий… тому уже несколько месяцев нет.
Он подошёл к столу, оперся на край, глядя прямо в глаза Крагну.
— Знаешь, генерал, я не враг тебе. Я просто человек, который считает деньги, чтобы у других было чем воевать. И сейчас у меня вопрос простой: ты собираешься платить из своего кармана за новых солдат? За новые склады? За оружие?
Крагн медленно встал.
— Я выполняю приказ императора. Если ты затруднился это понять — советую вернуться к своим цифрам.
— О, я понимаю прекрасно, — Гарретт улыбнулся, но в его глазах не было веселья. — Я просто хочу быть уверенным, что ты понимаешь, что за этим стоит. Потому что каждый твой шаг требует золота. А мои люди начали замечать, что кто-то слишком часто тянется к нашим счетам.
— Ты намекаешь, что я нарушаю правила?
— Нет. — Гарретт чуть наклонил голову, будто рассматривая Крагна как диковинное животное. — Я говорю, что ты начинаешь игру, где я — единственный, кто может её финансировать. И мне интересно, готов ли ты к цене.
Крагн обошёл стол и остановился перед Гарреттом.
Их разделяло всего полшага, но между ними — пропасть.
— Слушай внимательно, — сказал он, голос холодный, но чёткий. — Мне не нужны твои игры. Мне нужно оружие. Мне нужны солдаты. Мне нужно, чтобы границы были под защитой. А ты — только препятствие, которое я могу обойти.
— Возможно, — кивнул Гарретт. — Но если ты сделаешь это ещё раз… я перекрою все твои каналы. Даже те, о которых ты думаешь, что они твои.
Пауза повисла в воздухе.
Два человека. Два взгляда.
Один — железо. Другой — золото.
Оба — оружие. Оба — опасны.
— Что ты хочешь? — спросил Крагн.
— То же, что всегда, — Гарретт улыбнулся чуть шире, но без радости. — Чтобы ты помнил, кто даёт тебе возможность быть героем. Без меня ты — всего лишь меч без рукояти. И рано или поздно, такой меч ломается.
Крагн сделал полшага вперёд.
Просто чтобы показать: он не боится.
— Я не герой, — тихо произнёс он. — Я защитник. И если ты попытаешься задушить моих людей своей жадностью…
— …ты прикончишь меня собственными руками? — закончил за него Гарретт. — Не сомневаюсь. Только подумай, как это отзовётся на твоём положении. Император любит меня. Он не любит долгов.
Он достал из внутреннего кармана свиток — аккуратный, запечатанный личной печатью казначейства. Бумага была плотной, почти шёлковой на вид, будто каждая буква, начертанная на ней, уже решала судьбы.
— Вот новый график поставок, — продолжил Гарретт, протягивая его. — Смотри внимательно. Я сокращаю объёмы. Пока не будет полной отчётности по всем твоим расходам. Ты можешь называть это шантажом. Я называю это контролем.
Крагн медленно взял свиток.
Его пальцы остались холодными, даже когда касались бумаги.
— Ты играешь с огнём, Гарретт.
— А ты забыл, что мы стоим рядом с одной печью, — ответил тот, делая шаг назад. — Только я решаю, кто получит тепло, а кто — ожоги.
Он развернулся и направился к двери.
На лице ни тени сомнения. В походке — уверенность тех, кто знает цену каждой двери, которую открывает. Он не стал прощаться. Просто вышел, оставив после себя не тень, а пробел — словно ушёл не просто человек, а само влияние.
Крагн остался один.
Тишина легла в кабинете, точно снег — мягко, но глубоко. Огонь в камине потрескивал, будто одобрительно. Будто знал, что сейчас произойдёт.
Генерал медленно обошёл стол, провёл ладонью по его деревянной поверхности — грубой и прочной, покрытой царапинами от перьев, следами летописей минувших лет. Свиток, оставленный казначеем, лежал перед ним, но Крагн даже не стал его разворачивать. Просто сжал в руке, затем разорвал пополам, а потом ещё раз, будто таким образом лишал бумагу власти над собой.
Он бросил клочки в огонь. Те мгновенно скрутились, задымились и исчезли — словно сами были частью какой-то давней игры, которую пора было забыть.
Крагн стоял, глядя на пламя. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах горело то же самое пламя — только внутри. Тихое, но жаркое. Неугасимое.
Он отошёл от камина и подошёл к окну. За ним лежал внутренний двор гарнизона, где часовые сменились, а факелы уже зажгли новые караулы. Город за стенами медленно погружался в ночь, мерцая огоньками, словно островки света среди бесконечной мглы. Там, внизу, двигались люди — те, кто знали его имя не по слухам, а по делам. Для них он был не просто генералом. Он был символом силы, порядка, железного слова. Им не нужно было объяснять, кто он. Они чувствовали это каждым вздохом, каждым движением его фигуры на фоне окна.
Свет в комнате был приглушённым. Пламя свечей едва колебалось, но их отражение в глазах Крагна говорило о многом. О том, что он всё ещё видел путь, о котором другие давно забыли. О том, что внутри него не затухала решимость, несмотря на холод политики и тени интриги.
Он не был человеком, склонным к раздумьям. Но сегодняшний день требовал неспешных шагов. Каждое решение должно быть как удар молота — точным, мощным, способным выдержать вес всего мира.
Его мысли, однако, не превращались в слова. Он не любил произносить их вслух. Не любил оставлять след в воздухе. Вместо этого он действовал. Он всегда действовал. Даже тогда, когда вокруг рушились договоры, а указы императора становились слабее ветра над пустынями Зиркатра.
Крагн понимал: если не будет того, кто возьмёт ответственность, границы начнут рушиться одна за другой, точно так же, как дома горят, когда некому потушить первый язык пламени. Он не собирался ждать, пока демоны доберутся до стен города или гномы уведут последние гарнизоны с перевалов. Он не станет просить разрешения у тех, кто боится принимать решения, и не позволит себе зависеть от тех, кто считает власть вопросом финансов.
В этот момент он уже знал, что сделает завтра.
Он знал, к кому обратится. Какие пути выберет. Какие средства применит.
Он не будет ждать одобрения, потому что в таких делах, как защита народа, нет места согласию других. Только действие. Только выбор. Только правда, которую никто не осмелится произнести вслух.
Крагн сел за стол, взял перо, опустил его в чернила и начал писать. Без пауз. Без сомнений. Без лишних слов.
Каждая строчка была как удар по щиту — чёткий, глубокий, необратимый.
Когда он закончил, аккуратно сложил письма, одно запечатал своей печатью и положил на край стола — чтобы передали немедленно. Это был не просто приказ. Это был сигнал. Начало движения, которое уже нельзя остановить.
Он встал, бросил последний взгляд на карту, затем — на город за окном. Его лицо оставалось спокойным, но в уголках глаз, в сжатых челюстях, в тени, легшей на плечи, можно было прочесть всё, что нужно.
— Утро начнётся с приказа, — сказал он себе, направляясь к двери. — И пусть Гарретт попробует нас остановить.