Звонок в дверь прозвучал как похоронный марш для идеально налаженной жизни Ларисы. Она как раз заканчивала свой утренний ритуал: маска из авокадо, чашка зеленого чая с жасмином и полчаса тишины перед тем, как мир начнет требовать ее внимания – в основном, в лице подчиненных в ее небольшом, но успешном дизайнерском агентстве.
На пороге стоял Стас. Вид у него был, мягко говоря, нетоварный: осунувшееся лицо, красные глаза, мятая рубашка. А рядом с ним, как нежеланный багаж, притулился мальчишка лет десяти, с рюкзаком больше самого себя и взглядом побитого щенка.
— Лариса, это… это Максим, — голос Стаса дрогнул. — Оли… Оли больше нет. Сердце. Вчера.
Лариса застыла, маска на лице начала неприятно стягивать кожу. Оля. Бывшая жена Стаса. Мать этого… Максима. Не то чтобы Лариса сильно вникала в детали прошлой жизни своего мужчины. Зачем? Прошлое – оно на то и прошлое.
— Соболезную, — выдавила она протокольно. А потом до нее дошло. Мальчик. Рюкзак. Стас, смотрящий на нее с отчаянной мольбой. — И что?
Стас сглотнул.
— Он… он теперь будет жить с нами. Больше ему не с кем. Бабушка там совсем старенькая, в другом городе…
Лариса медленно сняла с лица остатки авокадо салфеткой. Ее безупречный маникюр цвета бордо слегка дрогнул. — Погоди-погоди, — она прищурилась, ее голос стал ледяным.
— С какой стати я должна принимать твоего ребенка? Стас, я на это не подписывалась! Мы когда съезжались, о детях речи не шло! Тем более, о чужих детях!
Максим вжался в ногу Стаса, но глаза его, большие и темные, как у Оли (Лариса видела ее фото), неотрывно следили за хищным блеском в глазах женщины.
— Ларочка, ну пойми… — залепетал Стас.
— Куда мне его? В детский дом? Это же мой сын!
— Твой – ты и разбирайся! – отрезала Лариса, но все же посторонилась, пропуская их в прихожую. Не на лестничной же клетке скандал устраивать. Ее дизайнерская квартира, ее храм чистоты и порядка, тут же показалась ей оскверненной. — У меня своя жизнь, свои планы! У меня через две недели отпуск на Бали, между прочим! Я его год планировала! Какие дети?!
Она прошествовала на кухню, демонстративно налила себе еще чаю, игнорируя две застывшие фигуры. Стас что-то тихо говорил сыну, потом подошел к ней.
— Ларис, я все понимаю, это неожиданно…
— Неожиданно? – она резко обернулась, чай едва не выплеснулся. – Стас, это катастрофа! Ты притащил в мой дом ребенка, не спросив! Мой дом – это моя крепость, а не проходной двор для твоих отпрысков! Я свою молодость и фигуру не для того берегу, чтобы сопли подтирать!
Ее голос звенел. Это была ее территория, ее правила. Стас это знал. Он ценил в ней эту жесткость, эту целеустремленность, пока она не касалась его напрямую так болезненно.
— Он не «отпрыск», он мой сын, и он потерял мать! – в голосе Стаса появились стальные нотки, но Лариса их проигнорировала.
— А я потеряла покой и личное пространство! И, похоже, отпуск! – она смерила его уничтожающим взглядом. – Значит так. Комната для гостей временно его. Но чтобы я его не видела и не слышала. И никаких разбросанных игрушек, крошек на моем дизайнерском ковре и воплей. Иначе, Стас, собираешь вещи и ты, и твой… наследник. Понял?
Стас кивнул, выглядя еще более раздавленным. Первые дни были адом. Максим большую часть времени сидел в своей новой комнате, как мышонок. Выходил только поесть, когда Ларисы не было дома, или когда Стас его звал. Лариса же демонстративно громко вздыхала, если натыкалась на него в коридоре, брезгливо обходила его вещи, если они оказывались не на месте.
— Стас, почему его грязные кроссовки стоят у входа? – шипела она вечером. – У него есть комната! Пусть там и складирует свой хлам! И что это за запах? Он что, носки не меняет? Я не собираюсь жить в хлеву!
Игорь пытался быть буфером. Убирал за сыном, старался накормить его, успокоить Ларису. Но напряжение росло. Однажды Лариса вернулась с работы раньше обычного. Голова раскалывалась после сложной презентации. Она мечтала о горячей ванне и тишине. Вместо этого из комнаты Максима доносились звуки какой-то дурацкой компьютерной стрелялки – пиу-пиу, бах-бах. Она распахнула дверь без стука. Максим вздрогнул, быстро сворачивая игру.
— Я тебе что сказала про шум? – ледяным тоном осведомилась Лариса. – Или у тебя проблемы со слухом вдобавок ко всему остальному?
Мальчик молчал, глядя в пол.
— Я плачу за этот интернет, между прочим! И не для того, чтобы ты тут сутками в свои игрушки дебильные резался! Марш уроки делать! И чтобы тихо было, как в могиле! – она хлопнула дверью так, что стены содрогнулись.
Вечером Стас попытался поговорить.
— Ларис, ну нельзя же так с ним. Он ребенок, ему тяжело.
— А мне легко? – взвилась она. – Мне кто-то посочувствовал, когда моя идеально спланированная жизнь пошла под откос из-за твоего приплода? Нет! Так что не надо мне тут про тяжести! Он просто избалованный и невоспитанный. Его мать, видимо, вообще им не занималась.
Стас побледнел.
— Не смей говорить так об Оле!
— А что, неправда? – усмехнулась Лариса. – Результат, как говорится, налицо. Или на лице – вон, опять какой-то прыщ у него на лбу. Гигиена, видимо, тоже не ваш конек.
Это было уже слишком. Даже для мягкого Стаса.
— Знаешь что, Лариса… Ты иногда бываешь просто невыносимой стервой.
— Зато честной! – парировала она. – В отличие от некоторых, кто пытается усидеть на двух стульях и сохранить хорошую мину при отвратительной игре. Или ты думал, я буду изображать счастливую мачеху из диснеевского мультика? Расслабься, это не мой жанр.
Скандал был грандиозный. С битьем посуды (Лариса случайно смахнула со стола любимую вазу Стаса, якобы не заметив). С криками, которые, наверное, слышал весь подъезд. Максим забился в своей комнате и не выходил до утра.
А утром случилось непредвиденное. Лариса, еще злая и невыспавшаяся, обнаружила на кухонном столе свой любимый сорт кофе, только что смолотый (она знала по запаху), и рядом – неумело, но старательно приготовленные гренки. Не подгоревшие. Она застыла. Стас еще спал. Значит… Из-за двери выглянул Максим.
— Это… я… — пробормотал он. – Вы вчера… кричали. Я подумал, может, кофе… Папа говорил, вы такой любите.
Лариса смотрела на мальчика. На его напряженную худенькую фигурку, на виноватые глаза. И что-то в ее отлаженном, холодном механизме дало сбой. Не то чтобы она растаяла. Нет, Лариса не из таких. Но ее «наглость» на мгновение отступила перед этой детской попыткой примирения.
— Гренки не соленые? – буркнула она, садясь за стол.
— Н-нет. С сахаром. Немного. Она взяла гренку. Откусила. Не так уж и плохо.
— Кофе мог бы и сам сварить, раз уж встал, — проворчала она, но уже без прежней язвительности. Максим молча кивнул и скрылся.
Отношения не наладились в одночасье. Лариса по-прежнему была резка, по-прежнему ценила свой комфорт. Но она перестала видеть в Максиме только «чужого ребенка» и «проблему». Иногда она ловила себя на том, что наблюдает за ним. За тем, как он сосредоточенно рисует (оказалось, неплохо), или как тихо читает в углу, стараясь быть незаметным.
Однажды Стас вернулся с родительского собрания мрачнее тучи.
— У Макса проблемы с математикой. Учительница говорит, совсем запустил. Рекомендовала репетитора. А у нас сейчас… сам понимаешь. Лариса фыркнула. Она была лучшей по математике в своей школе, потом в институте.
— Да что там за проблемы? Дважды два сложить не может? – она подошла к столу, где Максим ковырял в тарелке остывшие макароны. – Ну-ка, показывай свои каракули.
Максим испуганно протянул тетрадь. Лариса пробежала глазами по примерам и задачам.
— Так, тут все ясно. Логика отсутствует как класс. Думать надо, а не просто цифры подставлять. Кто тебя этому учил?
Она схватила ручку и начала быстро, четко объяснять, черкая на полях, задавая каверзные вопросы. Максим сначала съежился под ее напором, потом начал вслушиваться, потом даже робко задал вопрос. Лариса, к своему удивлению, не рявкнула, а ответила. Терпеливо. Почти.
Через час они все еще сидели над тетрадкой. Стас заглянул на кухню и застыл на пороге, не веря своим глазам. Лариса, его колючая, независимая Лариса, что-то горячо объясняла его сыну, а тот внимательно слушал, и на его лице впервые за долгое время не было страха.
— Ты что, ему помогаешь? – тихо спросил Стас.
— А что, мне смотреть, как он в дворники пойдет из-за твоей педагогической несостоятельности? – огрызнулась Лариса, но в глазах ее не было злости. Скорее, какой-то новый, незнакомый азарт. – Так, головастик, давай еще одну задачу. И если опять напутаешь с процентами, будешь отжиматься.
Максим хихикнул. Лариса строго на него посмотрела, но уголки ее губ чуть дрогнули.
Отношения Ларисы и Стаса все еще были натянутыми. Отпуск на Бали, естественно, накрылся. Но однажды вечером, когда Максим уже спал, Лариса сказала Стасу, глядя в окно:
— Может, на выходные съездим куда-нибудь все вместе? Недалеко. Говорят, в Подмосковье есть неплохой парк с динозаврами. Этот твой… наследник… кажется, фанатеет от них. Стас посмотрел на нее с изумлением и робкой надеждой.
— Ты серьезно?
— А я когда-нибудь шучу такими вещами? – фыркнула Лариса. Но потом добавила тише: – Только если он опять разбросает свои вонючие носки по моей прихожей, пеняйте на себя. Оба. Я на это точно не подписывалась.
Она все еще была «наглой». Но теперь в ее «наглости» появилось что-то еще. Что-то, что давало шанс не только Максиму, но и им всем. Шанс на очень странную, но, возможно, семью.