Алексею очень не понравилось предложение Лазарева по поводу помощи краснодарским товарищам. Всё утро понедельника после планёрки они беседовали в кабинете при опущенных шторах. Полковник рассказал о визите Виктора Богданова к нему на выходной, о его просьбе поговорить с Егоровым, донести до него нужную информацию и вот теперь выслушивал мнение своего подчинённого, внимательно вглядываясь больными глазами в отчётные документы, лежавшие перед ним на столе:
- Алёша, ты не шуми, - миролюбиво, по-отечески, говорил он. - Это же не приказ, просьба подумать, сопоставить всё и может быть... согласиться помочь.
- Та картина, которую вы мне обрисовали, она не укладывается в обычные понятия срочного и нужного дела, - Егоров откинул стул, вскочил и встал у полковника за спиной. - Я понимаю - малыши, жертвы маньяка Ипатова, которых он буквально скармливал злобным голодным псам, а тут... Взрослые, бесшабашные жеребцы, демонстрируют свои мужские прелести за деньги! Ну вот и пусть дальше свои зады оголяют под гром аплодисментов грязных портовых шлюх, раз им это нравится... В чём проблема?! Они сами добровольно идут на эти безобразия, ради лёгкого заработка, как последние проститутки, а мы должны из кожи лезть вон, идти на унижения, ради чего?! Мне и так после этой Мирославы в глаза Светке было стыдно смотреть, она чёрте что думала, чуть со мной не развелась... Так это было восемь лет назад, и там был железный смысл во всём этом мероприятии, ловили банду Рахманина на живца... Он тогда к сожалению, сам увернулся, паскуда!.. И вообще, - Егоров склонился над столом злобно улыбаясь, - если бы очень нужно было, то это гнилое болото, этот бобровский притон, враз бы прикрыли, за один день!.. А если он до сих пор существует, да ещё имеет незаконный бордель в своём управлении, то стало быть очень кому-то греет задницу! Что, не так?!
- Всё так, Алёша, - подтвердил Лазарев. - Больше скажу, не одни мы такие... Вспомни московский "Метрополь", ведь там ещё при царе господствовали жрицы любви на полных законных основаниях, а после революции притон так и не был закрыт, и теперь... Значит есть смысл их там держать! Но вот как мириться с настоящими преступлениями против молодых парней? Ты говоришь, что они добровольно идут туда работать, может ты и прав, глупые ещё, много не понимают, вот их и ловят такие Мирославы, но... Хочу напомнить тебе одну истину, что тело человека неприкосновенно! А ребят, приехавших на место вечеринки, насильно заставляли оказывать интимные услуги, они на это не соглашались, тогда путём угроз и побоев заставили... А это уже преступление против плоти.
- Они о чём думали, когда туда ехали?! - не унимался Алексей. - Можно было бы сразу догадаться, какого рода услуги они там будут оказывать. Или они совсем ничего не соображают, такие птенчики неоперённые, в детский садик ходят?! Ведь ясно же им предлагали поехать туда на ночь, станцевать стриптиз... И Володька этот не отрицает тот факт, а потом прибежал маменьке жаловаться, придурок!.. Папаша его заяву накатал, а мы теперь расхлёбывай!.. Нет уж, увольте! Пусть эту Мирославу кто-нибудь другой в койке убаюкивает!
Егоров красный от злости, плюхнулся на стул, отвернувшись от полковника. Тот хотел было ему ещё что-то возразить, но дверь в кабинет скрипнула, на пороге появился Вадим Пискунов в военной форме с папкой в руке, пришедший явно по делу. Он быстро прошёл к столу, глянул на Алексея:
- Закрывай моё дело о покушении, - угнув голову произнёс он, присаживаясь к столу, - мёртвым нашли исполнителя. Мужика того, что на меня напал с ножом, выловили на лодочной станции в Тамаровке. Видимо, его сразу ликвидировали.
- Как ты его опознал? После воздействия воды через столько времени - это просто невозможно, - спросил Лазарев.
- А кто сказал, что он там пролежал долго? - Вадим уселся поудобнее, положив ногу на ногу. - Его нашли на второй же день после того, как я на стройку прогулялся. Просто нам стало известно об этом недавно, а сегодня утром мне показал фото с места его нахождения приехавший сюда опер. Логинов послал запрос с фотороботом по местным отделам, а там искали сперва среди живых, но потом изменили тактику, и всё сложилось. Я опознал его сразу, у меня память отличная на лица, как и у отца... Кстати, именно это и сыграло решающую роль в сегодняшнем происшествии, - он победоносно поглядел на Егорова и полковника. - А вы ещё не в курсе? Мне, правда, Слуцкий не разрешил никого в подробности посвящать, но раз уж вы вели моё дело - расскажу!.. Сегодня утром, - Пискунов посмотрел на часы, - несколько часов назад, с помощью моего отца был задержан агент иностранной разведки. Его пытались внедрить сюда под видом приехавшего из Воронежа кадровика Никиты Гринькова.
Вадим со страстным азартом взялся в подробностях рассказывать случившееся на заводе. Лазарев пересел к нему поближе, чтобы как следует уловить канву сюжетного расследования, и "насладиться" выражением лица говорящего.
- Теперь понятно, почему так важно было устранить Сергея Ивановича, - произнёс полковник, после столь подробного изложения. - У них там всё весьма плодотворно сложилось, когда они поняли, что направляется на военный завод кандидат, который не имеет семьи, и его не знают в Приморске. Нашли подходящего двойника, поправили внешность, создали схожесть... Удобный во всех отношениях кандидат, ничего не скажешь. Но карты спутал случай. Стало известно перед самой его отправкой, что в Приморске есть человек, работавший с ним когда-то. И он был единственным препятствием на пути к успеху внедрения шпиона. Да-а! Значит Сергей Иванович не узнал своего товарища? Хотел бы я видеть реакцию мнимого Гринькова в тот момент!..
- Отец говорит, что подумал сперва, что это своего рода проверка и Слуцкий подставил ему двойника, похожего, но не во всём. Он тут же понял, когда вошёл, что перед ним чужой человек. Спросил ещё у Слуцкого, в чём, мол, тут подвох? А тот аж позеленел от неожиданности... Этот мнимый Гриньков попытался из кабинета срочно выйти, но у дверей его задержали... Теперь их вместе с Зуевой отправят в Москву для дальнейших следственных действий. Эта дама и половины не рассказала того, что знает сама, вот там в столице её и раскрутят по полной программе. То есть - это даже не краевого управления уровень, если пришло предписание отправить их в главную инстанцию.
- Понятно, дело серьёзное!.. Сергей Иванович уже дома? - спросил Лазарев.
- Нет ещё, он работает у себя в центральном корпусе вместе с Логиновым и Сусловым, подбивают все шероховатости, оформляют документы. Но к расследованию их не допускают вплотную, это дело Слуцкого. Ещё непонятно, как и где подменили Гринькова и жив ли он. Арестованный фигурант молчит, но обмолвился лишь, что в аэропорт поехал настоящий Гриньков, а в самолёт уже посадили подставную утку. Ничего, разберутся!.. А вот отец домой поедет, как только всё соберут нужное по инстанциям, и вот меня сюда к вам просили явиться, чтобы вы закрыли дело со своей стороны.
- Что же, закроем! - произнёс Егоров, подвигая к себе папку с бумагами, принесённую Вадимом. - Вы свободны, старший лейтенант!..
Пискунов поднялся, одел у выхода свою фуражку, козырнул для приличия, показывая свою белозубую улыбку.
- Ты на него так брезгливо поглядел!.. - произнёс Лазарев после ухода Вадима.
- Не люблю этого типа... Антипатия! - Егоров поднялся, шагнул к дверям с папкой в руке, но полковник его остановил.
- Алёша, задержись на минуту, - Николай Павлович протёр платочком глаза. - Что у вас произошло с Сашей Терещенко весной в Краснодаре?
Егорова будто обухом по голове саданул этот неожиданный вопрос. Он замер в дверях, обернулся, остановившись у порога. Алексей понял, что вчера с Виктором Богдановым полковник обсуждал не только дела притонщиков. Егоров медленно двинулся обратно к столу, сел как подкошенный напротив Лазарева, впившись в него глазами.
- Летом будущего года этот парень вернётся к нам в город молодым офицером из школы милиции, нам решать его судьбу, - спокойным, невозмутимым тоном продолжал полковник. - Я успел его узнать, как парня, который не может предать или обмануть, и меня смутило несовпадение о нём разных мнений. Виктор рассказал мне подробности вашего дела, намекнул на разногласия в выводах и рапортах... Так что же всё-таки произошло? - Лазарев поднялся со стула, нависая над Егоровым. - Вы его, на самом деле, бросили в номере ночью одного? Зайцев дал путное объяснение, но ты... вернувшись из Краснодара сразу подал рапорт об увольнении со службы. Я тогда думал, что это нервы твои сыграли роковую роль - семь ранений на фронте, это не шутка, да ещё тяжёлое ранение головы впридачу, но после вчерашнего разговора с Виктором...
- Я всё указал тогда же в рапорте, - опустив вниз глаза, начал Егоров.
- Позволь тебе не поверить, что - всё!.. Скажу откровенно, мне нравится этот бойкий парень Терещенко, но я и ему честно сказал, что меня не устраивает такой спорный во всех отношениях сотрудник, но теперь я готов изменить своё решение, - полковник обошёл вокруг стола, встал за спиной у Егорова. - Всё, что здесь будет сказано, останется в этом кабинете, я тебе обещаю. Ну, так ты мне расскажешь, наконец, правду? Я как начальник УВД города должен знать каких сотрудников принимаю на работу, можно ли им доверять полностью, потому что это касается жизни многих людей, находящихся в одной связке с таким человеком. Я ещё долго могу рассуждать на эту тему, и тем не менее... я тебя не принуждаю, решай сам... У тебя к Терещенко какое-то предвзятое отношение?
- Нет, ошибаетесь, - Егоров поднял глаза. - Когда я его вытащил из воды два года назад, там под Новороссийском, по делу Ипатова... помните? Мы сидели на каменистом берегу дикого пляжа, он приходил в сознание у меня на руках, и я тогда же ощутил, будто прижимаю к себе своего неродившегося сына... Да-да, не смотрите так, у меня в Москве мог бы родиться сын, но его мать умерла при родах, и ребёнка не спасли... Для меня эти воспоминания очень тяжелы. А тут Сашка!.. Я испытал к нему какое-то доброе тепло в самом начале наших отношений. А теперь... Нет, я всё сказал! - Алексей порывисто поднялся, шагнул к закрытой двери кабинета, но схватившись за ручку, остановился. Постояв так пару минут, он решительно вскинул голову, тряхнув своими густыми чёрными кудряшками, взглянул на полковника, и вернулся обратно к столу.
Сквозь туман пробивался солнечный день, бросая полоски розового света на макушки деревьев, стоявших в парке имени Ленина, рядом со зданием УВД на Загорянке. В одном из кабинетов на втором этаже шёл отчаянный диалог двух неравнодушных людей, которым предстояло работать вместе ещё долгие годы.
Светлана, стоя у комода, разглядывала свою детскую фотографию из старого альбома. Она внимательно сравнивала черты этого ясноглазого восьмилетнего ребёнка со своей собственной дочерью. Эта девочка на фото и Наташа были ровесниками, чем-то напоминали друг друга, но и различия имелись. Природная блондинка Светлана имела открытый взгляд лучистых глаз под светлыми бровями, а у Наташи бровки были чёрными, волосы каштанового оттенка, упрямый отцовский подбородок, и взгляд не по-детски напряжённый. Отчего? Не потому ли, что эта юная душа уже чувствовала все те перипетии взрослой жизни, все тернии взросления, через которые ей предстояло пройти? Егорова взглянула на дочь, которая уже могла сидеть на кровати. Температура больше не поднималась, беспокоила лишь небольшая отдышка. Врач последний раз пришедшая на дом, нашла некоторые шумы в сердце при прослушивании. Это было осложнением после тяжёлой болезни, возможно - миокардит. Тогда Наташу нужно было госпитализировать, но местная больница не приняла девочку на лечение, направление ей дали в областную детскую больницу Ростова-на-Дону. Но перед этим Светлана решила ещё раз обследовать ребёнка. Последняя кардиограмма показала некоторые изменения в сердечной мышце, но не критические. Возможно, сказала ревматолог, что миокардита удалось избежать, но вот специальные сердечные лекарства попить необходимо, а так же проколоть антибиотики. Выписали уколы, которые невозможно было достать в городе. За ними Султанов ездил в Ростов. Теперь Елизавета Юрьевна приезжала через день, чтобы уколоть свою внучку. Наташа сперва плакала, потому что уколы были очень болезненные, а новокаин было нельзя давать в первых дозах, теперь же было уже полегче. Из десяти назначенных уколов сегодня вечером был последний, а потом через пару дней снова на кардиограмму. Светлана вздохнула, у дочери всё ещё был постельный режим, в школу она пойдёт теперь только после нового года. Егорова отложила альбом в сторонку, достала личные вещи, стала их укладывать в большой, жёлтый чемодан. Из коридора в этот момент вошёл Евгений, он нёс в руках из дальней торцевой комнаты, где держал свои книги, толстый фолиант, завёрнутый в газету. Раскрыв его на нужной странице, где были яркие, красочные картинки, он положил книгу рядом с Наташей на кровати.
- Вот и всё, Женя... вот и всё! - произнесла Егорова с долей светлой грусти. - Вот и закончился ещё один этап нашей взрослой жизни в этом бараке...
Она обвела глазами свою комнату.
- Да, заканчивается старый, но начинается новый этап, - весело с оптимизмом, присущим только ему, человеку много повидавшему и всё потерявшему, произнёс Евгений. - Всё ещё сомневаешься о переезде? Хочешь дождаться своей квартиры на Парковой? Но ваш дом сдадут не раньше осени следующего года. Наташке после болезни надо быть в тепле, - он кивнул головой на девочку. - Там в моей квартире паровое отопление, а тут печка, которая на ладан дышит... Я иногда иду с работы и думаю, не сгорел ли наш дом? Особенно страшно зимой, когда все квартиры топятся и огонь вырывается наружу из трубы, которая одна на весь барак. Поздно вечером идёшь и видишь это страшное зрелище, когда уже к дому подходишь... Давайте больше не рисковать!
Но у Светы перед глазами вновь возникала картина в учительской, Никандрова со злобным взглядом, её ненавистное лицо, полный брезгливости взор... Как ненужное гадкое видение, Егорова скинула с себя этот мусор, отряхнула ветхий хлам со своей души, весело посмотрела на Евгения:
- Ну, что ты?! Всё уже решено, вот и вещи потихоньку собираю, - она кивнула головой на комод с раскрытыми створками и выдвинутыми ящиками. - Тебе нельзя долго быть одному, я знаю, и мама говорит, что новое место может вновь тебя ударить, психотравма слишком тяжела... не зажила ещё боль утраты. Я всё понимаю, Женя... Мы вместе переезжаем. Алёша был очень рассержен на моё поспешное решение, когда я одним махом отказалась ехать к тебе на квартиру. Для этого, поверь, был повод. Но об этом знает только Алёшка, а уже это его решение рассказывать тебе или нет... Вот переедем и тогда узнаешь, почему я так со слезами отказывалась. А теперь поняла, что пошла на поводу у своих нелепостей... Слаб ещё человек, не может управлять своими эмоциями и грешными чувствами, - она смахнула с глаз набежавшие слезинки. - Прости!
- Не извиняйся, - подошёл Евгений вплотную к Светлане. - Я же помню, какая ты пришла тогда из школы, после разговора с Никандровой... Что-то неприятное произошло, сразу понял. Но это всё уже позади, впереди у нас целая жизнь, - он посмотрел на ходики. - А у меня впереди ночное дежурство сегодня!.. Вот и Алёшка идёт с работы! - кивнул он головой. - Ты пришёл, а мне уходить пора... Что там Лазарев? Была планёрка? - Женька подошёл к вешалке.
- Да, у нас с ним разговор серьёзный состоялся... В подробности вдаваться не буду, лишь скажу, что в результате его наш начальник, похоже, переменит своё решение, относительно Саши Терещенко, - снимая обувь у порога, ответил Алексей. - Я не против, чтобы он работал с нами. А ты?!
Султанов поднял обе руки вверх, давая понять, что и он хорошо к этому парню расположен:
- Вот только вернётся ли он сюда, после Ростова? Я что-то засомневался! Сестра с мужем махнула из города, уже устроились на новом месте, квартиру его оккупировали родственники Иваницкого... Что парню делать тут?
- Поживём - увидим! - улыбнулся Алексей.
Он прошёл через комнату к Наташкиной постели, перевернул обложку книги, что Женька ей положил для чтения, уселся рядом с дочкой, нежно убрав чёлку с её бледного лица. Она тут же прижалась к отцовской руке, коснувшись её мягкими губами, светлая улыбка в этот момент озарила милое детское личико, вливая доброе, радостное тепло в беспокойную отцовскую душу.
Тусклый голубоватый свет разлился над старой Почтовой улицей. Пушистые вечерние облака, как крышкой закрыли пространство над домами, отодвигая вдаль островки чистого неба, колыхаясь в безбрежной синей пучине, как волны морского прибоя на песчаной косе Таганрогского залива.
КОНЕЦ.