Как двое бритых напали на бородатого. И я попробую защитить бородатого!
На самом деле речь пойдет о Платоне и о двух книжках XX века в какой-то части ему посвященных. А именно о книгах «История западной философии» Бертрана Рассела и «Открытое общество и его враги» Карла Поппера. Ну теперь вы уже знаете, что Платон был бородатый, а Рассел и Поппер бритые. Но оставим шутки…
В отличие от Поппера Рассел рассматривает не только политическую сторону учения Платона, но и тем, что называется онтологией, то есть учением о мире в целом. Поппера же интересует только политическая сторона, только противопоставление демократии и тоталитаризма. Но в этом последнем вопросе оба автора сходятся в оценках, ценностной и политической позиции.
Рассел рассказывает о космогонии Платона, учении о Боге и о подходе к теории познания. При этом не соглашается там, где Платон старается быть диалектиком, говорит о том, что за внешним явлением вещей кроется более глубокая умопостигаемая сущность, но солидарен с ним там, где идет речь о неизменности знания, его связи с математикой. Но самое печальное для мыслителя XX века заключается в том, что он соглашается с Платоном в вопросе независимости математики от внешнего мира, от бытия, от человеческой практики.
Мы уже говорили о том, что математика возникла под влиянием прикладных нужд, через общение человека с природой, когда он ее начал рационально осваивать. Прежде всего, математику толкнула работа землемеров, которые и пришли к геометрии. И мы даже в названии дисциплины видим вполне материальную задачу — измерение земли. Счет же способствовали отношения обмена между людьми.
Рассел здесь выступает как позитивист. Например, о материи он говорит как о том, что укладывается в физическое уравнение, и таким образом сводит чувственные понятия к умственным. И по факту он сам повторяет то, что Платон делал более чем 2 тысячи лет назад.
Но теперь вернемся к тому почему Рассел и Поппер нападают на Платона. Платон не демократ. Он аристократ, консерватор по отношению к рабовладельческой демократии Афин. Рабовладельческую сущность демократии ни Поппер, ни Рассел понять не смогли, потому что они оба как от чумы бегут от сущности. И поэтому, разорвав историческую шкалу делают из Платона политическое чудовище, потому что он хочет повторить форму государства Спарты. И такой взгляд возможен лишь потому, что они смотрят на Афины, Спарту и Платона, как будто они нам современны, и соответствуют буржуазным ценностям.
Поппер, выступая против историцизма как греха философии и относя к историцизму взгляды Платона, Гегеля и Маркса, отрицает исторические формы и данные каждому предыдущему обществу политические и социальные ограничения. На этом основании Поппер возмущается кастовому делению в произведениях Платона. Платон действительно считал, что работник должен быть работником, воин воином, а правитель — философом, что последнее зависит от происхождения, что высшие расы должны прибегать к евгенике для соблюдения своей чистоты.
Но еще в XIX веке буржуазное общество считало расовую теорию вполне научной и при этом выступало за демократию в своих белых государствах. То что Платону противостояли киники, что они проповедовали противоположное учение равенства, что некоторые из них выступали против рабства, говорит лишь о классовой борьбе, но не о господствующих представлениях античной философии.
Безусловно, взгляд Платона ужасен для современного гуманиста. Но получился бы современный гуманист без общественного, экономического и культурного развития человечества, в котором оставили след и Платон и киники.
В политическом анализе Рассел повторяет те же благоглупости, которые мы читаем у Поппера. И эта пропаганда как будто направленная против фашизма, на деле выражает довольно плоские представления либеральной мысли о прошлом, настоящем и будущем общества и мышления.
Оба, отрицая базис исторического развития, признают идеальное развитие мышления. Как будто сразу у нас были плохие и хорошие ветки в философии. От одних мы пришли к «победе» свободы, а другие привели к современным проявлениям тотатлитаризма. Как и почему это передавалось и какими сложными путями ходило ни Поппера, ни Рассела не интересовало. Они этого не понимают.
Для них Платон порождает Гегеля, а Гегель Маркса и Гитлера одновременно. Мало того, что тут рождается безумная мысль о родстве марксизма и фашизма, причем в 40-е годы, когда государство построенное марксистами ломало хребет коричневой чуме, но и классовых причин возникновения каждого из направлений они разумеется не хотят видеть. Для обоих героем является буржуазный индивидуалист.
Таким образом, отрицая материалистический взгляд на историю, так же записанный в историцизм, они вполне принимают историю мысли, идеальную историю. Отрицая платонизм, исповедуют платонизм. И легко понять почему. Аристократизм Платона соответствовал рабовладельческой эпохе, аристократизм Рассела и Поппера — буржуазной. И как не крути, они ведь исповедуя свободу, оказываются консерваторами, сторонниками лишь одного наиболее удобного для капиталистической системы общества. И то, что именно это общество в своем стремлении сохранить капитализм порождает и фашизм, они, разумеется, не захотели принять.
Давайте на всякий случай вспомним, какой демократии противостоял Платон и какую демократии оплакивают наши герои. Афинская демократия — это власть только мужчин, только греков, только собственников, только рабовладельцев. В тех обстоятельствах он не была чем-то более приемлемым для большинства людей. Не было разницы между агорой и дворцом. Зато эффективная в военном смысле Спарта победила афинскую республику. И это был лишь первый звонок. Пик рабовладельческой культуры должен был породить империю, как последний этап его развития. Македонский и Римская империя поставили точку в этом развитии, и многие из тех, кто продолжал жить иллюзиями ранней демократии стали рабами.
Империи разнесли античную культуру по всей Евразии и погибли. Им на смену пришло общество крестьян и господствующих над ними воинов, то есть феодализм. И без этого перехода не случился бы и капитализм, и не нашлось бы эпохи для рассуждений наших героев.
Нужно так же понимать как аристократическая демократия Афин далека от той, которая возникла на волне европейских и американских буржуазных революций, хотя и этот идеал Поппера далек от действительно народных чаяний…
Но, самое важное, общественные отношения в Древней Греции и в Европе XX века и к ним нельзя подходить с одной и той же меркой.
Кроме того, Рассел и Поппер перевернули с ног на голову смысл самой демократии. Это технология, а не строй. Эта технология могла быть применена при любом правящем классе, то есть рабовладельцами, феодалами, капиталистами и рабочими для осуществления совершенно разных интересов. А технология сама в себе не имеет ни морального, ни ценностного содержания, она не бывает ни злой, ни доброй, и соответственно не служит барьером для насилия.
И, следовательно, Платона нужно рассматривать в рамках его эпохи, в рамках соответствующего ему объема знаний, в рамках возможных целей и задач, которые позволяла осуществить его эпоха. Безусловно, интеллектуальное наследование тоже было, но не прямолинейное. Мы ведь сразу можем вычленить проблему. От мистика и сторонника тирании Пифагора современный позитивизм готов наследовать арифметику и геометрию, потому что весь насыщен математическими идеями, но противится диалектике. Давно умерших Платона и Гегеля обвиняет в современных политических эксцессах, но добродушно относится к побывавшим в рядах сторонников диктатуры ученых XX века, то есть Гейзенберга, Элиаде, Хайдеггера, Юнга.
И в этом порочность и двусмысленность открытого общества и авторов его идеологии.
Э.Нигмати