1. Переезд
Когда я искал новую квартиру, мне было всё равно, где именно жить. После болезненного развода я чувствовал себя обломком — человеком без привязок, без желания что-либо начинать заново. Мне хотелось тишины. Не просто тишины, как в библиотеке или в глухом переулке, а такой, в которой нет памяти. Ни одной. Без голосов. Без теней. Без предметов, вызывающих боль.
Поэтому я не перебирал варианты. Я не смотрел планировки, не сравнивал районы. Просто кликал на объявления с самой низкой ценой. Когда агент предложил эту квартиру в доме пятидесятых годов постройки, на отшибе города, я сразу согласился на просмотр. Меня не пугало ни старое здание, ни облупленные стены подъезда, ни запах гари и затхлости на лестничной клетке. Всё это казалось… уместным. Подходящим под мой внутренний пейзаж.
Агент оказался разговорчивым. Рассказывал, что у дома “есть душа”, что он “с историей”. Мол, не каждому понравится, но кому надо — оценит. Я не слушал. Мне была важна цена. Внутри квартира выглядела предсказуемо: старые обои, потрескавшийся паркет, тусклые светильники и облупленный шкаф. Но воздух был сухим. Не удушающим, а скорее... выжженным. Словно здесь давно не дышали.
— А почему так дёшево? — спросил я, стоя в центре прихожей.
Агент отмахнулся, будто не хотел вдаваться в детали:
— Умер предыдущий жилец. Старик. Под девяносто. Заснул и не проснулся. Никого не беспокоил. Говорят, был неплохим человеком. Сам варил компот, читал газеты…
Он говорил ещё что-то, но я уже не слушал. Я смотрел на старую люстру, которая слегка покачивалась, будто здесь недавно кто-то прошёл. Я чувствовал: квартира ждёт кого-то. Или… чего-то.
Я подписал договор. Без особых раздумий.
2. Первая ночь
Первую ночь я провёл среди коробок. Кровать была в разобранном состоянии, матрас прямо на полу. На нём — старое одеяло и моя зимняя куртка. Я не включал телевизор, не слушал музыку. Мне казалось, что любые звуки разрушат хрупкое равновесие, воцарившееся в этих стенах.
Дом дышал. Я слышал, как где-то в глубине щёлкают провода, словно ток в них то пропадал, то возвращался. Трубы вздыхали, как старик с одышкой. Паркет подо мной стонал каждый раз, когда я переворачивался.
В два часа ночи я проснулся от внезапного ощущения, что кто-то смотрит на меня. Не шум. Не прикосновение. Просто взгляд. Пронзающий. Заставляющий сердце сжаться, как от ледяной воды.
Я медленно повернул голову. Никого. Комната была пустой. Но в самой её темноте — что-то было. Контур. Силуэт. На миг. Он будто впитался в тень шкафа и исчез.
Я просидел так минут десять. Слушал, как бешено стучит сердце. Потом списал всё на стресс. На переезд. На усталость. Закрыл глаза.
Но уснуть не смог.
3. Шаги
На третью ночь я услышал шаги. Не сверху, где ходили соседи. Не сбоку, где плакала чья-то собака. А внутри квартиры.
Будто кто-то медленно прошёл по коридору. Скрип за скрипом. Паркет гнулся под весом, а потом наступала тишина — как перед ударом. Я лежал, сжавшись под одеялом, и слушал, как шаги замирают у двери в спальню. Они не открывали дверь. Просто стояли. Ждали.
Я не выдержал. Встал. Включил фонарик на телефоне. Вышел в коридор.
Пусто.
Только тени на стенах казались чуть длиннее, чем должны быть. Я направил свет на пол — и увидел след. Едва заметный отпечаток. Как будто кто-то босиком прошёл по пыльному дереву. Один шаг. Второй. А дальше — ничего.
Я начал искать логичное объяснение. Сквозняк. Колебание давления. Психосоматика. Всё, что угодно — лишь бы не признать очевидное: я не один.
И с той ночи я слышал это каждый день. Скрип. Шаг. Пауза. И снова.
Будто кто-то привык ходить по квартире. Просто… забыл, что он умер.
4. Фотография
Однажды, проснувшись утром, я заметил, что фотография, стоявшая на тумбочке у кровати, была перевёрнута. Снимок был личным — я и бывшая жена на озере, ещё до развода. Я точно помнил, как поставил его лицом к себе. Но теперь рамка лежала лицом вниз.
Я не придал этому значения. Может, задел рукой во сне.
Но на следующую ночь я снова проснулся от беспокойства. Вышел на кухню попить воды и… на столе стояло другое фото. Старое, чёрно-белое. В тонкой серебряной рамке, которой у меня не было. На нём — мужчина лет семидесяти. Он сидел в кресле. Кресла в квартире такого не было. Но стена позади него — точно моя.
Я окаменел.
Утром я подумал, что это сон. Или розыгрыш. Но вечером фото было снова. Только теперь — с другого ракурса. Мужчина стоял у окна. На третий вечер он был у моей кровати.
Я пытался избавиться от снимка. Сжёг в ванной. Вынес пепел. Вернулся… рамка стояла на прежнем месте. Без следов огня.
Я не трогал её больше.
Каждую ночь фотография менялась. Появлялись новые позы. Новый взгляд. Но он всегда смотрел на меня. Прямо в душу.
5. Электрик
Я решил, что всё это — перегруз. Я поехал за город, провёл день на воздухе, вернулся поздно. А на следующее утро вызвал электрика — под предлогом “скачет напряжение”. Мне просто нужно было, чтобы кто-то ещё побывал в квартире. Убедил, что всё в порядке.
Электрик — мужик лет сорока, с циничным взглядом — начал с щитка. Поковырялся. Потом позвал меня:
— У вас тут… странно. Как будто кто-то специально обрезал заземление в одной из розеток. Такое ощущение, что человек боялся… света. Или хотел, чтобы какая-то часть квартиры оставалась в полумраке.
— Зачем?
— Обычно такое делают, когда… ну, когда что-то прячут. Или хотят, чтобы техника не мешала.
Он заглянул под пол в спальне. Там оказался второй слой досок. Мы вскрыли его. Под ним — газеты пятидесятилетней давности. И ещё — коробка.
В коробке — сотни фотографий. Чёрно-белые. Все с тем же стариком. Он сидел, стоял, смотрел. В разных частях квартиры. Но на последних — был я.
Я смотрел в объектив. В ужасе. В страхе.
А на обороте — даты. Некоторые — до моего переезда.
6. Сны
После этого я почти не спал. Сон стал клочковатым, тревожным. Каждый раз, когда я закрывал глаза, я видел его — старика. Он сидел в кресле. Наклонившись вперёд. Глаза белые. Губы сжаты. Он ничего не говорил. Просто смотрел.
Но в одном из снов он подошёл ко мне. Очень близко. Я почувствовал его дыхание. Оно пахло гнилью, плесенью и… старыми книгами. Я пытался закричать — не мог. Горло словно затянули верёвкой.
Я проснулся. Вспотевший. В панике.
На подушке — седой волос. Длинный. Завитый. Не мой. Не Лены. Я живу один. Я всегда жил один.
Я начал паниковать. Проверил замки. Установил камеру. Купил ночник. Но каждый раз, когда я закрывал глаза — он возвращался. Садился у стены. Ждал.
Он не уходил.
7. Соседи
Я спустился к соседям. Хотел поговорить с кем-то, кто жил в этом доме дольше меня. Кто, возможно, знал старика. Или хотя бы слышал, что тут происходило.
Открыла дверь женщина лет восьмидесяти, с серебристыми волосами, собранными в пучок, и глазами, в которых было больше настороженности, чем радушия.
— Вы… в 54-й живёте, да? — спросила она, не приглашая внутрь.
Я кивнул.
— Страшненькая квартирка. Тяжёлая. Мы с мужем всегда старались туда не заходить.
— Почему?
— Там жил Павел. Старик. Один. С детства один. Он никого не впускал. Никого. Даже курьера вызывал, чтобы продукты оставляли за дверью. А однажды ночью…
Она замялась. Потом сказала почти шёпотом:
— Он кричал. Очень долго. Звал кого-то по имени. Потом плакал. Мы хотели вызвать полицию, но утром стало тихо. И больше его никто не видел.
— А потом?
— Через две недели пришли из ЖЭКа. Дверь вскрыли. Он был… в кладовке. Просто сидел. Мёртвый. И в квартире всё было покрыто зеркалами. На каждом шкафу. На полу. На потолке. Как будто он кого-то ловил.
— Кого?
Она посмотрела на меня так, будто увидела в моих глазах продолжение этой истории.
— Я бы съехала. Пока не поздно.
8. Не отпускает
Я хотел съехать. Серьёзно. Уехал к другу на пару дней. Вернулся — чтобы собрать вещи.
Но квартира… не отпустила.
Во-первых, контракт. Агент пропал. Телефон — недоступен. Бумаги в электронке исчезли. А в бумажной версии — мелким шрифтом было прописано, что досрочное расторжение возможно только по "серьёзным документально подтверждённым причинам". Каких, разумеется, у меня не было.
Во-вторых, техника начала чудить. Телефон перестал ловить сеть. Wi-Fi не подключался. Машина не заводилась. Блокировка руля. Я звонил в сервис — они сказали, что это невозможно. Всё исправно.
В-третьих… квартира начала жить своей жизнью.
Когда я выходил — кран на кухне открывался. Или плита включалась. Или свет в ванной. А однажды я вернулся — и нашёл включенный телевизор. На экране — снег. Шипение. Но в фоне — голос.
Старческий.
Глухой.
— Почему ты не здороваешься?
Я выключил телевизор. Он включился снова. Я выдернул шнур.
Экран остался светиться.
9. Надпись
Однажды вечером я зашёл в ванную. Хотел просто умыться, привести мысли в порядок. Но, глядя в зеркало, заметил… пыль.
На стекле была надпись. Её явно вывели пальцем. Медленно. Аккуратно.
ОН ЗДЕСЬ.
Я провёл рукой — исчезла. Стёр.
Утром — снова.
Я пробовал всё: моющие средства, уксус, даже плёнку наклеил. Ночь — и надпись появлялась снова. Иногда в другом месте. Иногда — на внутренней стороне зеркала.
Однажды вместо надписи я увидел лицо. Не своё. Старческое. Оно смотрело изнутри. Но когда я моргнул — исчезло.
В следующий раз я проснулся — и на моём лбу пыльным отпечатком было выведено:
МОЁ.
10. Записи
Я купил оборудование. Камеры с ночным режимом. Аудиорекордер. Датчики движения. Мне нужно было доказательство — самому себе. Доказательство, что я не схожу с ума. Что всё это реально.
Установил одну камеру в спальне, одну в коридоре и одну в ванной. Рекордер — в кладовке. Включил всё и лёг спать.
Первая ночь — пусто. Только скрипы. Пыль.
Вторая — на аудиофайле, ближе к трём ночи, что-то зашуршало. Дыхание. Словно кто-то долго вдыхал и выдыхал рядом с микрофоном. Потом — голос.
— Ты занял моё место…
Я сидел в темноте и слушал. Повторил трижды. Сначала чётко. Потом тише. Потом — как шёпот.
На третью ночь камера в коридоре засняла фигуру. Она стояла у моей двери. Лицо неразличимо. Но у неё была трость. И она смотрела прямо в камеру.
Когда я проснулся, все камеры были выключены. Провод из спальни был перерезан. На полу валялся микрофон, как будто его выронили из руки.
11. Комната за стеной
Я не выдержал.
Схватил молоток. Начал стучать по стенам. Особенно по одной — там, где по ночам доносился звук, будто кто-то скребётся изнутри.
Шкаф-купе в спальне я отодвинул. Снял панель. За ней была другая — старая, фанерная. За ней — кладовка, которой не было на плане.
Я вломился внутрь.
Тесная комната. Пахло пылью, железом и чем-то… тёплым. На полу — кресло. То самое, с фотографии. На стене — газеты. Старые. Почерневшие. Всё в зеркалах — маленьких, треснувших. И на полу — кости. Обгорелая рука, челюсть, позвоночник. Всё это лежало там, среди пепла и зубной пасты.
Я вышел и вызвал полицию.
Приехали. Осмотрели. Забрали. Сказали: "Не переживайте. Всё под контролем."
Позже пришло заключение: ДНК не совпадает с предыдущим владельцем. Это был другой человек.
Риелтор, когда я с ним наконец встретился, выглядел странно спокойным. Как будто он знал.
— Тут всю жизнь жили два брата, — сказал он. — Один — Павел. Второй — Илья. Павел исчез лет двадцать назад. Илья говорил, что брат уехал. Навсегда. Но похоже… не уехал.
— Он держал его здесь?
— Или что-то держало обоих. Иногда… дома сами выбирают, кого оставить.
12. Последствия
Я съехал. Бросил всё. Мебель, вещи, даже документы. Купил билет в другой город, снял крохотную студию. Сплю на полу. Без зеркал. Без электричества. Только свечи.
Но он не ушёл.
Я просыпаюсь и чувствую его присутствие. На пыльном стекле окна появляется надпись. Раз за разом.
ТЫ ЗАНЯЛ МОЁ МЕСТО.
Иногда я не вижу себя в отражении сразу. Лицо появляется с опозданием. Или не появляется вообще.
Иногда в толпе я вижу его. Трость. Старый пиджак. Сгорбленная спина. Он идёт следом. Молча.
Я начал писать, чтобы не забыть. Чтобы убедиться: я ещё существую. Что я — я.
Но внутри всё чаще звучит его голос.
— Мне просто нужно было остаться. Это ты… лишний.