Свекровь у меня — большая любительница деньги занимать. И ладно бы просто занимать, она еще и любительница не отдавать. Я, зная об этой ее особенности, на все ее просьбы всегда находила уважительную причину для отказа: то зарплату задержали, то потратила быстро, то вообще не дали. В общем, выдумывала все подряд, лишь бы хоть как-то отмазаться.
Но вот в тот день отмазаться не смогла. Полина Витальевна прискакала ни свет, ни заря — волосы всклокочены, глаза навыкате, губы дрожат. Позвонила в дверь.
— Оля, выручай, — с порога затараторила она, едва я только открыла. — Это кошмар какой-то. Решила открыть дачный сезон, а там забора нету!
Она ворвалась в прихожую и, упав на пуфик, принялась разуваться. Я обеими руками пригладила растрепанные волосы, подавила зевок и без интереса спросила:
— Как это — забора нету? А куда он мог деться? В том году же был.
Тут надо сделать небольшое отступление и отметить, что отношения с Полиной Витальевной у меня нормальные. Не хорошие — нормальные. Терпимые. Не враждуем — и слава богу.
— А я тебе говорю, нет забора, — повторила свекровь и поджала губы. — Ну, то есть, как нет. Приезжаю, а он покосился.
Я еще больше удивилась.
— Так Максим вам в том году его поправил, вроде. А в позапрошлом — поставил. Совсем новый забор — и покосился?
Полина Витальевна кивнула с серьезным видом, а я недоверчиво приподняла брови. Эх, чуяла моя пятая точка, интуиция моя, что тут где-то нечисто! Опять денег, видать, хочет занять, а уважительный повод не придумала. Посчитала, что я на забор поведусь.
— Проходите на кухню, — пригласила я. — Макс еще спит… Я умоюсь и вас догоню.
Нужно будет не полениться и съездить с ней на дачу, чтобы лично посмотреть на этот покосившийся забор. И Максима не забыть с собой позвать, ибо мой муж свято уверен, что его мама всегда говорит правду — даже тогда, когда на вранье она была поймана с поличным. Таких случаев, правда, было немного, два или три, но и их вполне достаточно, чтобы утратить какое бы то ни было доверие. Во всяком случае, мое доверие.
Когда я вышла из ванной, Полина Витальевна вовсю разливала чай из моего турецкого двухъярусного чайника.
— Все-таки странный он у тебя, — сказала она, увидев, что я вошла.
— Кто? — уточнила я. — Чайник или Максим?
Свекровь с улыбкой погрозила мне пальцем.
— Шуткуешь? Чайник, конечно.
— Отличный чайник, — возразила я. — А вот муж и правда странноватый.
***
Пока мы пили чай, Максим проснулся. Я тут же озвучила ему новости про покос забора и уведомила, что его маме срочно нужны деньги на рабочих, чтобы его выпрямить. Полина Витальевна активно мне поддакивала. Макс как-то то ли удивленно, то ли раздраженно поглядел на мать.
— Я сам поправлю. У нас денег сейчас — на счету каждая тысяча.
— То есть как — сам?! — подпрыгнула на месте Полина Витальевна. — Нет. Мы так не договаривались!
— Сам, своими руками, — упрямо повторил Макс и уселся на свое любимое место за столом.
Я радостно плеснула ему чайку и принялась за приготовление воскресного завтрака. Душа пела. Наконец-то муж — впервые! — не поверил своей маме! Я поняла это сразу, как только он сказал про каждую тысячу — потому что денег на самом деле хватало. Не на все, что хотелось, конечно, но…
— Нет, чего я буду тебя своей дачей от жены отвлекать, — елейным голосом запела Полина Витальевна, испуганно округлив глаза. — Да и зачем тебе таскаться до поселка в свой единственный выходной? Отдохнул бы лучше!
— Мам, мне не трудно, тем более, что ехать туда двадцать минут — и это с учетом пробок. А жену с собой возьмем, она на природе погуляет, да, Оль? — он подмигнул мне и улыбнулся уголками губ. — Пока я буду забор ремонтировать. Мы давно за город не выезжали.
В конце концов Полина Витальевна сдалась. Точнее, ей пришлось сдаться — она просто не выдержала напора нас обоих. С недовольным видом встала из-за стола, сказала, что если уж так решили, то выдвигаться нужно прямо сейчас, и, оставив в кружке недопитый чай, вышла из кухни.
На выезде из города свекровь вдруг вспомнила, что забыла дома кота.
— Максим, вертай назад, — тут же приказала она. — Надо Кита забрать.
— Да мам! — возмутился Макс. — Это ж такого кругаля давать.
— Кит с голоду умрет! — взвизгнула Полина Витальевна. — Кто его покормит? А мышей у нас не водится. Да даже если бы водились, он их ловить не умеет! Я тебе сказала, вертай назад!
Пришлось вертать. Максим ругался сквозь зубы, но тихо. Полина Витальевна делала вид, что его ругательств не слышит. Потом вдруг обиделась еще сильнее, чем на забор:
— А тебе бы и в радость было бы, да, если бы Китушка на тот свет отошел? Да?
— Нет, — мотнул головой Максим.
— Да!
— Нет.
— Да!
— Ну ладно! Да так да!
Дальше мы ехали молча.
Стоит сказать, что материнского кота Максим и правда недолюбливал, но тут было за что, даже я соглашалась, хотя к домашним питомцам отношусь очень положительно. Дело в том, что Кит с самого своего младенчества упорно портил Максиму обувь. А иногда и одежду. Как-то раз он изодрал рукав его любимой куртки, другой раз порвал галстук. За что Кит так его ненавидел, никто не догадывался, но факт оставался фактом.
И завязалась между ним и Максимом вражда. Полина Витальевна старалась лишний раз их наедине не оставлять, дабы избежать беды, прятала кота в кладовку, когда сын приходил в гости. Иногда прятала вещи Максима. Но Кит их находил.
— Только пусть он в переноске едет, — наконец сказал муж. — По салону скакать я ему не позволю.
— Я так и планировала.
— Угу, рассказывай. Прошлый раз забыла?
— Ой, ладно тебе, — надулась свекровь. — Ну повеселился у тебя Кит. И что?
— Чехлы покарябал, — пожал плечами Макс. — И два раза на руль прыгнул, чуть аварию не устроил. А так-то да, ничего. Так что в этот раз в переноске!
***
Из-за дверцы переноски Кит смотрел с огромной ненавистью в громадных, зелено-желтый глазах и утробно урчал. Увидев Максима, и вовсе перешел на угрожающий «мяв».
— У, я тебе! — показал ему кулак Максим. — Чтоб тихо сидел!
Кита, честно сказать, побаивалась даже я. Такого злобного кота я вовек не видывала — это ж надо столько ненависти в себе носить ко всему живому! Но свекровь почему-то в нем души не чаяла.
Дорога прошла под бормотание радио. Кит, что удивительно, молчал, лишь изредка возился в своем тесном ящике. Я предполагала, что он будет орать отборным кошачьим матом до самой дачи, но ошиблась и была этому несказанно рада.
— Спит, — пояснила свекровь.
Едва мы только приехали, она сразу убежала к подружке, а по совместительству своей соседке, Елене Викторовне. Что-то она там у нее забыла и хотела забрать. Нам наказала заходить.
— И Китика заносите, выпустите его. Ему уже, наверное, размяться хочется. И не обижайте его там, а то я вас знаю!
— Хорошо, хорошо.
Я подхватила переноску. Полина Витальевна скрылась за калиткой соседнего дома, а мы пошли на наш участок. Я внимательно оглядела новехонький забор, обернулась и многозначительно посмотрела на мужа.
— Я же тебе говорила, что с забором все хорошо.
— Он еще с той стороны дома есть, — напомнил тот. — Посмотрим там, потом…
Он не договорил: дорогу на перегородил Витька, местный любитель горячительного или попросту забулдыга.
— Доброго вам денечка, — вежливо поздоровался он, сорвав с головы потрепанную кепку в буквами «NY». — У меня к вам предложеньице имеется.
Макс только махнул рукой и продолжил путь, а я почему-то заинтересовалась.
— Что за предложение?
— В общем, имеется у меня прекрасная тушка кролика, готов продать ее вам по цене ниже рыночной.
Я разочарованно покачала головой.
— Нет, спасибо. Думала, у вас что-то интересное…
— Да просто трубы горят, — принялся вдруг горячо жаловаться Витька. — Барышня, поймите! Горят, что просто ужас! Дайте на опохмел.
Я сжалилась, отыскала в кармане какую-то мелочь и вручила ему. Витька повеселел, поблагодарил меня, отвесил комплимент по поводу моей прекрасной обворожительной внешности и, нахлобучив свою кепку обратно, припустил к магазину.
Я пошла в дом. Мы с Максом закрутились в хлопотах. Кит, едва мы только открыли дверцу переноски, был таков — длинными прыжками поскакал в сторону березовой посадки.
— И чего ему, как всем котам, на солнышке не нежиться? — удивленно пробормотал Максим.
— Да, злой он какой-то, — согласилась я.
Муж вспомнил про забор, пошел искать, где он покосился. Я осталась одна. Крутилась на кухне: заваривала чай, раскладывала привезенные с собой продукты. Мы планировали пробыть на даче все выходные.
Про Кита я совсем забыла — пока не услышала с улицы истошный крик. Кричала Полина Витальевна. Я кинулась к двери, перепуганная от головы до пят.
— Изверги! — вопила свекровь. — Ироды! Изуверы! Фашисты! Чтоб вас!..
— Что такое? — выкрикнула я, дернув на себя дверь. — Что случилось?
— Изуверы! Изверги! Фашисты! Мой Кит! Китушка мой! Бедненький!
Полина Витальевна стояла на нижней ступеньке крыльца, держа в руке незнакомое полосатое полотенце. У ее ног стоял желтый эмалированный тазик, а там лежала какая-то маленькая освежеванная тушка.
— Вы! — что было мочи завизжала свекровь. — Вы моего Китушку!..
Я резко захлопнула дверь. Свекровь выглядела взбешенной, и я побоялась, что она просто кинется на меня и разорвет. В голове царил полный беспорядок. Что это за окровавленная тушка у нас на крыльце? Еще и в чужом тазу…
И вдруг меня будто озарило: это забулдыга Витька принес-таки своего кролика!
Полина Витальевна беленилась около двери, тарабанила обоими кулаками, требовала открыть или «хуже будет, живодерам несчастным».
— Я вас на дыбе повешу! — обещала она. — Я вас четвертую, обоих причем!
— Полина Витальевна, это кролик! — крикнула я.
Некоторое время свекровь молчала.
— Что? Какой еще кролик? Что ты мне мозги пудришь?
— Кролик, да. Это Витька, местный алкаш, — принялась путано объяснять я. — Понимаете, он просил денег, потому что у него трубы горят. Обещал за трубы кролика. То есть, не за трубы, а за деньги кролика. Продать, то есть. Тушку кролика.
— Что ты несешь? — вызверилась Полина Витальевна. — Не заговаривай мне зубы! Если в тазике не Кит, то где он?
— Он убежал в посадку. Так вот, я Виктору денег дала, но тушку не просила. Видать, он сам принес.
Свекровь молчала. Я не знала, поверила она мне или нет. И очень боялась, что сейчас покажется Максим — и тогда ему не жить.
Но первым показался Кит — злой, как всегда. Недовольно мяукнул на Полину Витальевну, которая со слезами на глазах кинулась его обнимать и целовать.
— Живой, Китушка мой! Живой, солнышко мое!
Я приоткрыла дверь на щелку, выглянула.
— Я же говорила. Это кролик в тазу.
— Просто очень уж на кошачью похожа эту тушка, — смутилась свекровь. — А учитывая, как Максим не любит Кита…
Вечером она приготовила нам жаркое с кроличьим мясом.
Кстати, где покосился забор, мы так и не нашли — по всему периметру стоял, как влитой. Впрочем, и денег Полина Витальевна больше не просила.
---
Автор: Александра З.
Мама! Мамочка...
Матвеевне не спалось сегодня ночью. То кости ныли (к дождю, видимо), то вдруг одряхлевшее сердце начало ни с того, ни с сего колотиться так, что даже Матвеевна слышала его стук. Она протяжно вздохнула, со стоном поднялась с постели и, нащупав на холодном полу шлепанцы, пошаркала к буфету, где находилась аптечка с лекарствами.
Выпила таблетки, посидела, прислушиваясь к себе. Вроде отпустило. Можно немного поспать до утра. День обещал быть тяжелым, хлопотным. Матвеевна должна выспаться: негоже на картошку выходить сонной мухой. Труд требует проворных рук. Спать! Спать!
Боль в суставах успокоилась. Подобно уходящим грозовым тучам она неторопливо уходила, огрызаясь тихой воркотней. Запыхавшееся сердце прекратило гулко колотиться и пошло ровнее как старые механические часы. Но – закон подлости: неприятные чувства сменили неприятные, надоедливые, тягостные мысли.
Матвеевна думала о детях. Впрочем, о своих сыновьях она не переставала думать ни на секунду, с самого их появления на свет. И, если раньше она думала о Саньке и Гошке с тревогой и жгучей любовью, то теперь еще и с обидой. Горькой и недоумевающей обидой. Вроде бы, не виновата Матвеевна ни в чем, а стыдно ей до слез перед собой, соседями... перед сыновьями.
Матвеевна, а точнее Марья Матвеевна Иванова, не всегда была деревенской жительницей. Раньше она приезжала на этот участок с огромной березой, обнимающей добротный пятистенок, крытый серым шифером, только летом, погостить у тетки с детьми и мужем. Семья Марьи Матвеевны отдыхала здесь от городской суеты: Антон, супруг, рыбачил на озере, дети надувались от пуза парным молоком, а сама Марья отводила душу на теткиных грядках с клубникой и помидорами, воткнутыми прямо в жирную, нагретую на солнце, землю. Тетка и понятия не имела о каких-то там теплицах. В их благодатных краях отроду не водилось такого – все росло и плодоносило на воле, не боясь неведомой хвори под названием «фитофтороз».
Мальчишки росли и крепли, а тетка старела и хворала. Где-то в девяносто первом она скончалась, не забыв предварительно отписать дом с огородом на имя племянницы.