Хочу поделиться с вами историей, которая жгла меня изнутри долгие годы. Сейчас всё иначе, жизнь наладилась, но когда всё это происходило — я находилась на грани. Ночи я проводила в слезах, мысли о самоубийстве стали навязчивыми, и только чудо удержало меня от рокового шага. Сегодня я жива. Я почти смогла забыть этот ад, но не рассказать об этом — значит продолжать носить в себе чужую вину.
Речь пойдёт о запретной связи, в которую я была втянута с собственным свёкром. Я поведаю вам, через что прошла, и ничего не утаю. До этого дня об этом не знал никто. Ради своей безопасности я изменю все имена — не хочу, чтобы кто-то узнал меня. Прошу, просто выслушайте. Меня зовут Алина.
На момент тех событий мне только исполнилось восемнадцать. Я была юной, только что выданной замуж — по воле родителей. Выросла я в селе, где права женщины не имели веса. Всю жизнь делала лишь то, что мне приказывали. В школу не ходила, ни дня не жила свободно или по-настоящему счастливо. Была наивной до глупости. Я даже не понимала, что такое «жить».
Мне говорили, что я красива. Я, как любая девушка, мечтала, чтобы мужчина рядом был достойным, привлекательным. Но в восемнадцать меня выдали за мужчину из соседней деревни. Он мне не нравился: коренастый, грубый, совсем не тот, кого я могла бы полюбить. Но я промолчала. Знала: стоит мне возразить — и семья меня уничтожит. Так я и молча пошла под венец. Мы прожили вместе всего неделю, а потом мой муж ушёл в армию. И я осталась одна — в его доме, среди чужих людей.
Я жила под одной крышей с его родителями — с отцом и матерью, которую звали Валентина Ивановна. Она была прикована к постели. За ней и ухаживать-то особенно было некому. Муж уехал, и я осталась на хозяйстве — с лежачей свекровью, в доме, где меня никто не спрашивал, чего я хочу. Отец мужа, Пётр Андреевич, поначалу казался человеком мягким. Когда приходил с работы, гладил меня по волосам, говорил добрые слова. Я, глупая, верила, что он просто добрый. А он просто ждал момента.
Я не понимала, что ему нужно от меня. Мне было восемнадцать — разум ещё не проснулся. Он был моложав, подтянут. В какой-то момент я даже подумала: "Почему мой муж не такой, как он?" Я продолжала ухаживать за Валентиной Ивановной — она была добра ко мне, как могла. А Пётр по утрам уходил на работу и возвращался вечером.
Я звала свекровь «мамой», и почти всегда оставалась одна в доме. В один из таких дней я стирала бельё в ванной. Была уверена, что одна. Сняла с себя одежду и осталась в нижнем белье. Я собиралась просто постирать вещи и переодеться. И тут он вошёл. Без стука. Просто открыл дверь и спросил:
— Ты здесь?
Я оторопела. Не знала, что сказать. Повернулась спиной и пробормотала:
— Да, папа… А что случилось?
Он ответил:
— Извини. Просто хотел поесть. Но, увидев тебя, не мог уйти… Ты такая красивая…
Я застыла. Стало страшно. Я сказала:
— Папа, я приготовила еду… Пожалуйста, закрой дверь, я хочу одеться.
Он посмотрел прямо мне в глаза:
— У тебя чудесное тело. Не стесняйся. Позволь полюбоваться твоим лицом.
И в этот момент мне стало плохо. Физически. Душевно. Я понимала — происходит что-то ужасное.
Он говорил ласково, как будто бы заботливо. Но не уходил. Я попыталась закрыть дверь, сказала:
— Папа, уйди, пожалуйста. Так нельзя. Всё плохо закончится.
Но он только подошёл ближе. Его руки коснулись меня — и у меня помутилось в голове.
Это была ошибка. Тогда всё и случилось.
Я переспала с Петром Андреевичем. С человеком, которого называла отцом.
В тот момент я не соображала. Потом — ненавидела себя за это. Если бы у меня была хоть капля разума — я бы убежала. Но он знал, как манипулировать. Он следил. Он ждал. Он добился своего.
Муж был в армии. Даже если бы вернулся — он бы снова уехал, чтобы прокормить семью. А Пётр возвращался каждый вечер. И с каждым днём становился всё холоднее. Будто ничего между нами не было. На людях — тишина, отчуждённость. Прошло два дня — и он снова пришёл ко мне. Ночью. В мою комнату. Я испугалась. Свекровь могла услышать, но была беспомощна. Я молчала. Я замерла.
Он сел рядом и сказал:
— Это была наша вина. Но ты заслуживаешь большего. Он — не сделает тебя счастливой. Я — смогу.
Он утешал, уговаривал… снова. И я снова позволила. Всё повторилось. Он запутал меня. Я не знала, где правда, где ложь.
Сколько раз это повторялось, я не считала. Мы снова и снова ложились в ту же грязь, из которой мне хотелось выбраться, но я не знала, как. По ночам я плакала, закрывая рот подушкой, чтобы не разбудить Валентину Ивановну. Иногда мне казалось, что я уже не человек — пустая оболочка. Пётр Андреевич, человек, которого я называла отцом, использовал меня. Я чувствовала себя вещью. Молча страдала и молча жила. Потому что выхода не было.
Я боялась одного — что муж вернётся и всё узнает. Он бы не разобрался. Просто убил бы. Сначала меня. А потом, может быть, и себя. Я ходила, как в тумане. Даже подумывала наложить на себя руки — но у меня не хватало ни решимости, ни сил. Оглядываясь назад, я благодарю Бога, что не сделала этого.
Сейчас я понимаю: в той ситуации я уже была жертвой. Но тогда думала, что сама виновата.
Со временем всё стало только хуже. Чтобы не забеременеть, я начала пить таблетки. А он… он будто с ума сошёл. С каждым днём становился агрессивнее, жёстче. Начал запугивать. Иногда возвращался домой пьяный, с мутным взглядом и синеватым лицом, и… бил меня. Потом — насильно добивался близости. Иногда по три-четыре раза за вечер. Я уже не кричала. Только молчала и молилась, чтобы это скорее закончилось.
Моя психика разваливалась. Я больше не могла. Надо было спасаться. Любой ценой.
Но куда идти? Денег нет. Родители — убили бы, если бы я рассказала, через что прохожу. Убили бы не Петра — меня. Так у нас в селе принято. Я поняла: если хочу выжить, нужно бежать.
У них в доме был тайник, куда они прятали наличные. Я знала, где он. В одну из ночей я забралась туда, взяла всё, что там было — и сбежала. Решила уехать как можно дальше. Доехала до Нижнего Новгорода, где когда-то работал брат моей подруги. Там было хоть немного знакомых лиц. Я никому не сказала, где я. Иначе меня бы нашли.
Сняла крохотную комнатушку — с ободранными стенами и облезлым диваном. Но это было моё. Это было безопасно. У меня был страх, но впервые за долгое время — и надежда. Я начала искать работу. У меня не было образования, не было документов, не было рекомендаций. Но я не хотела идти по скользкой дорожке, как многие. Мне хотелось просто — жить.
Повезло: соседка снизу оказалась хозяйкой салона красоты. Им как раз требовалась помощница. Я попросилась. Она взяла меня. Так я стала работать с женщинами, которые впервые за долгое время не смотрели на меня, как на кусок мяса.
Я зарабатывала немного, но достаточно, чтобы не голодать. Я научилась улыбаться. Потихоньку возвращалась к жизни. Через два месяца смогла нанять юриста, который помог мне подать заявление на развод. Суд тянулся долго, муж был в армии, а я официально числилась его женой. Но мне повезло: соседи дали показания, подтвердили, что я уехала не просто так. Я рассказала всю правду — в мельчайших деталях. На суде у меня тряслись руки, но я сказала всё.
Меня хотели обвинить в краже. Я не отрицала — да, я взяла деньги. Но объяснила: это был единственный способ спастись. Судья посмотрел на меня, помолчал — и сказал: «Свободна». Я не верила. До самого выхода из зала думала, что меня сейчас схватят. Но нет. Я была действительно свободна.
А Пётр? Он сел. За изнасилование. Надолго. И пусть. Я не желаю ему ни смерти, ни прощения. Просто — пусть будет там, где ему место.
С тех пор прошло несколько лет. Я до сих пор живу одна. Больше не выходила замуж. И, наверное, не выйду. Я нашла в одиночестве то, чего никогда не было в браке — покой. Никто больше не кричит, не угрожает, не прикасается без согласия. Я сама себе хозяйка. Я просыпаюсь утром и знаю: сегодня никто не ударит меня, не унизит. Сегодня я — жива. И я — свободна.
Когда я подписывала бумаги о разводе, меня никто не жалел. Некоторые даже осуждали. Но я не просила жалости. Я просто хотела, чтобы меня оставили в покое.
Иногда я думаю: сколько ещё таких женщин, как я? Сколько терпят, молчат, прячутся? Если ты одна из них — не бойся. Есть выход. Он всегда есть. Главное — не молчи.
Спасибо, что выслушали меня.