Анна стояла в дверном проеме спальни, скрестив руки на груди. Она не плакала. Эти слезы давно высохли — еще в те долгие ночи, когда она ждала его с очередной "встречи с друзьями", от которых всегда пахло женскими духами.
— Не устраивай сцен, Сережа. Если хочешь уйти — уходи, — ответила она спокойным голосом, в котором не было ни горечи, ни печали. — Я не держу.
Сергей яростно запихивал рубашки и джинсы в чемодан, не заботясь о складках. Рядом лежала зубная щетка и бритва. За пятнадцать лет брака все его личные вещи уместились в один чемодан среднего размера. Забавно, подумала Анна.
— Знала бы моя мать, за кого я женюсь! Хитрая лиса! Всегда думаешь только о себе, — продолжал бушевать Сергей. — Я пятнадцать лет горбатился на эту квартиру, а теперь оказывается, что я тут никто!
Анна разглядывала его — злого, чужого, с покрасневшим от раздражения лицом. Куда подевался тот Сережка, который пятнадцать лет назад чуть руки не отморозил, выкапывая для нее подснежники в февральском парке? Где тот мальчишка с горящими глазами, который шептал ей на ухо: "Представляешь, у нас будет пятеро детей! И дом за городом. А на старости лет объедем весь мир"? Теперь перед ней стоял хмурый мужик с залысинами и кривящимся от злобы ртом. Чужой человек.
— Мы вместе горбатились, Сережа. И твоя мать тут ни при чем, — тихо ответила она, наблюдая, как он запихивает свои вещи в чемодан.
— А у меня теперь что? Куда мне идти? К Игорю на диван? — он остановился, посмотрел на нее с вызовом. — Ты об этом подумала, когда свои хитрые планы строила?
Анна вздохнула, присела на край кровати.
— Сережа, документы на квартиру всегда лежали в верхнем ящике комода. Ты мог посмотреть их в любой момент. Просто тебе было неинтересно.
— Я тебе доверял! — он захлопнул чемодан с такой силой, что ручка чуть не отлетела. — Как жена может так поступить с мужем?
Анна опустила глаза. Она вспомнила их первую съемную квартиру — крохотную однушку на окраине. Зимой в ней было так холодно, что они спали в обнимку под двумя одеялами. Потом вспомнила, как они копили на первый взнос, отказывая себе во всем. Сергей тогда еще шутил: "Будем питаться любовью и гречкой". Когда они наконец въехали в эту квартиру, она казалась им дворцом — светлая, просторная, своя.
— Я никогда не хотела, чтобы так получилось, — сказала она.
— Не хотела? — Сергей нервно рассмеялся. — А кто тогда хотел? Может, это призраки решили оформить квартиру на тебя?
Анна подняла на него глаза. Пятнадцать лет. Пятнадцать лет надежд, разочарований, попыток спасти то, что давно превратилось в привычку жить вместе. Она должна была сказать ему правду. Он заслуживал знать.
— Это была идея твоей матери, Сережа.
Свекровь позвонила Анне в конце рабочего дня.
— Аннушка, ты не могла бы заехать ко мне сегодня? Поговорить нужно. Только Сереже не говори, хорошо?
В голосе Валентины Петровны звучала тревога, и Анна, отменив встречу с подругой, поехала через весь город к свекрови. Та жила в старой двушке, где выросли Сергей и его старший брат Павел. Павел давно переехал в Канаду, звонил редко, приезжал еще реже. Сергей навещал мать раз в месяц — привозил продукты, помогал по хозяйству и сбегал через пару часов, ссылаясь на неотложные дела.
Валентина Петровна встретила ее в халате, несмотря на поздний час. Седые волосы были аккуратно собраны в пучок, но лицо выглядело осунувшимся и бледным.
— Проходи, родная, — она проводила Анну на кухню. — Я чай заварила.
Когда они сели за стол, свекровь долго молчала, помешивая ложечкой чай, хотя сахар она не добавляла.
— Аннушка, я к врачу ходила вчера, — наконец заговорила она. — Нашли у меня... в общем, нехорошее что-то нашли. Лечить будут, конечно. Но прогнозы... как бы сказать... неопределенные.
Анна почувствовала, как внутри все холодеет.
— Валентина Петровна, что же вы... Надо было сразу сказать. Мы с Сережей...
— Сереже не говори пока, — перебила свекровь. — Он не выдержит. Ты же знаешь, какой он у меня... эмоциональный.
Анна знала. Сергей мог взорваться из-за неправильно нарезанного хлеба, а потом часами извиняться за свою вспышку. Мог плакать над мелодрамами и сентиментальной рекламой. В их паре именно она была той скалой, о которую разбивались житейские невзгоды.
— Но он должен знать, — мягко возразила Анна. — Вы ему родная мать.
Валентина Петровна тяжело вздохнула.
— Расскажу, но не сейчас. А у меня к тебе разговор другой. Квартиру вашу... на кого оформили?
— На Сергея, — ответила Анна. — Он же созаемщик, зарплата у него выше была тогда.
Свекровь покачала головой.
— Переоформи на себя. Срочно.
— Почему? — удивилась Анна.
— Потому что я сына своего знаю лучше, чем ты, как бы ни обидно это звучало, — жестко сказала Валентина Петровна. — Я вижу, что у вас происходит. Вижу, как он отдаляется. Эти его задержки, командировки... Думаешь, я не понимаю?
Анна опустила глаза. Они с Сергеем давно не были близки, как раньше. Но она списывала это на кризис среднего возраста, на усталость от рутины.
— Мы просто переживаем сложный период, — неуверенно сказала она.
— Все браки переживают сложные периоды, — отрезала свекровь. — Но не все мужчины ведут себя так, как мой сын. Он пошел в отца — такой же безответственный, когда дело касается семьи.
Анна знала, что муж Валентины Петровны ушел из семьи, когда Сергею было всего пять лет. Ушел к другой женщине, оставив бывшую жену с двумя детьми в тяжелые девяностые.
— Вы думаете, что Сергей... — она не могла произнести слово "изменяет".
— Я не знаю, что он делает, — покачала головой свекровь. — Но я хочу, чтобы у тебя была защита. Чтобы ты не осталась на улице, если что-то случится.
— Но как я ему объясню? Он решит, что я ему не доверяю.
— А ты и не должна доверять, — твердо сказала Валентина Петровна. — Не в этом вопросе. Скажи, что банк потребовал переоформить документы. Что это какая-то формальность. Он и не заметит. Сережа никогда не интересовался документами.
Анна колебалась. Это казалось таким... нечестным. Таким расчетливым. Не так она представляла себе семейную жизнь.
— Послушай меня, — свекровь взяла ее руки в свои, сухие и морщинистые. — Я прошла через это. Я знаю, как это бывает. Когда любишь человека, хочется верить в лучшее. Но иногда нужно готовиться к худшему. Я не хочу, чтобы ты повторила мою судьбу. Не хочу, чтобы ты осталась одна с ипотекой, которую не потянешь, или вообще без жилья.
Анна посмотрела в глаза этой женщине, которая пятнадцать лет была ей почти как мать — придирчивая, требовательная, но в глубине души любящая и заботливая. И увидела в них настоящий страх. Не за себя — за нее, за Анну.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Я сделаю, как вы говорите.
— Мама никогда бы такого не сказала, — Сергей покачал головой, но в его взгляде мелькнуло сомнение. — Ты врешь.
— Зачем мне врать? — Анна пожала плечами. — Можешь позвонить ей и спросить.
Сергей сел на край кровати, чемодан упал на пол.
— Она действительно болела тогда... Но она бы мне сказала.
— Она не хотела тебя волновать. Знала, как ты переживаешь.
Сергей смотрел куда-то в стену, словно видел там прошлое.
— А потом ты просто... сделала это? Втайне от меня?
— Я принесла документы, сказала, что это какая-то формальность по требованию банка. Ты подписал, не читая. Как всегда, — в ее голосе не было упрека, только констатация факта.
— И все эти годы...
— Все эти годы ничего не менялось, Сережа. Мы жили как жили. Деньги за квартиру платили вместе.
Он тяжело поднялся.
— Ты обманула меня. Вы обе меня обманули.
— Твоя мать хотела тебя защитить. И меня тоже.
— От чего защитить? От меня самого? — он горько усмехнулся. — Как будто я монстр какой-то.
Анна не ответила. Она смотрела на мужа и думала о том, как несправедливо устроена жизнь. Люди, которые клянутся любить друг друга вечно, постепенно становятся чужими. И даже самые близкие могут причинить самую глубокую боль.
— Знаешь, что самое смешное? — вдруг сказал Сергей. — Я ведь действительно хотел уйти. У меня... есть другая.
Анна почувствовала, как что-то обрывается внутри. Хотя она догадывалась, знать наверняка — совсем другое дело.
— Кто она? — спросила Анна, удивляясь спокойствию своего голоса.
— Какая разница? — он пожал плечами. — Она молодая. Веселая. С ней легко.
— А со мной было трудно? — тихо спросила Анна.
Сергей не ответил сразу. Он опустился обратно на кровать, устало потер лицо руками.
— Мы перестали разговаривать, Ань. Знаешь, по-настоящему разговаривать. О чем ты думаешь, о чем мечтаешь... Мы стали как соседи. Вежливые соседи.
Это было правдой. Когда они последний раз говорили не о счетах, не о ремонте, не о работе? Когда смеялись вместе? Когда строили планы?
— Почему ты не сказал?
— А ты? — он посмотрел ей в глаза. — Почему ты не сказала, что моя мать больна? Что ты переоформила квартиру? Мы все держим что-то в секрете, Ань. У каждого свои скелеты в шкафу.
За окном начинался дождь. Капли стучали по карнизу — тихо, неуверенно, словно спрашивая разрешения.
— И что теперь? — спросила Анна.
— Не знаю, — честно ответил Сергей. — Я так злился, когда узнал про квартиру. Думал — вот оно, идеальное оправдание. Могу уйти и быть жертвой, а не предателем.
Он горько усмехнулся.
— А теперь? — в ее голосе не было надежды, только усталость.
— А теперь я не знаю, — повторил он. — Пятнадцать лет нельзя просто так перечеркнуть. Но и продолжать жить в этой... пустоте я больше не могу.
Анна кивнула. Она понимала. Слишком хорошо понимала.
— Может, нам стоит поговорить? — предложила она. — По-настоящему поговорить. Как ты и сказал.
Сергей долго смотрел на нее, словно видел впервые. Потом медленно кивнул.
— Давай попробуем.
Они просидели на кухне до утра. Сергей рассказал о своей коллеге — молодой, красивой женщине, которая смотрела на него с восхищением, слушала его истории, смеялась над его шутками. С ней он снова чувствовал себя интересным, значимым, живым.
— Но это не любовь, Сережа, — тихо сказала Анна. — Это... бегство.
Он не стал спорить. Он не ответил, просто опустил глаза. Наверное, где-то в глубине души и сам догадывался, что всё это — просто попытка убежать от настоящих проблем.
Анна налила себе еще чаю и заговорила тихо, словно сама с собой: — Знаешь, как мне было одиноко все эти годы? Я ждала тебя допоздна, готовила ужин, который остывал. Сначала пыталась до тебя достучаться... Помнишь, какие скандалы у нас были? А потом... потом просто устала. Перестала ждать. Перестала надеяться.
Она горько усмехнулась.
— Света вон рассказывает, что Олег ей звонит по три раза на дню. Просто так, без повода. Спрашивает, как она, что делает. А у Маринки муж каждую пятницу с работы цветы приносит, представляешь? Мелочь, а приятно.
Сергей резко поднял голову. Лицо его исказилось, словно от боли.
— Почему ты мне раньше этого не говорила? — голос его стал хриплым, будто внезапно пересохло горло. — Я думал... мне казалось, что тебе так удобнее. Ты же всегда такая самостоятельная.
— А я думала, тебе со мной просто скучно стало, — ответила Анна.
Он покачал головой.
— Помнишь, как мой отец маму бросил? — неожиданно спросил Сергей. — Мне пять было, а помню, как она плакала. Как он вещи собирал.
— Никогда не забуду, как моя мать пыталась моему отцу угодить, — вздохнула Анна. — Все терпела. Все прощала. Унижалась даже. А он... — она махнула рукой. — Я поклялась себе, что никогда не буду такой. Лучше одной, чем так. И вот...
— Вот мы и наступили на те же грабли, — закончил за нее Сергей. — Сами того не желая.
За окном постепенно светало. Утро окрасило кухню в розоватые тона, первые лучи солнца заиграли на чайной ложке, оставленной на столе.
Анна встала, потянулась к чайнику.
— Чай остыл. Сделать свежий?
Не дожидаясь ответа, она поставила чайник. Сергей сидел, задумчиво крутя в руках пустую чашку, словно пытался прочитать в ней ответы на все вопросы.
— Как думаешь, мы сможем все исправить? — наконец спросила Анна, глядя в окно на просыпающийся двор.
Сергей долго молчал. Чайник вскипел, щелкнул. Анна заварила свежий чай.
— Я даже не знаю, с чего начать, — наконец произнес он.
— Может, с того, что ты останешься? — Анна слабо улыбнулась. — Распакуешь чемодан. А там посмотрим.
Он еще помолчал, а потом кивнул.
— Хорошо. Я останусь.
Это не было счастливым финалом. Это было начало долгого, трудного пути. Им предстояло заново узнать друг друга, научиться доверять, научиться говорить о своих чувствах и желаниях. Возможно, у них получится, а возможно, и нет.
Но сегодня, в это дождливое утро, они решили попробовать. И это уже было маленькой победой — над гордостью, над обидами, над привычкой молчать о главном.
Чемодан так и остался стоять в спальне, нераспакованный. Напоминание о том, как легко все могло пойти по-другому.
Благодарю за прочтение и добрые комментарии! 💖