Над Варшавой плакали тучи, когда самолёт поднялся в воздух. Елена прижалась лбом к холодному иллюминатору, наблюдая, как город становится крошечным, почти игрушечным.
В отражении стекла она увидела своё лицо — осунувшееся, с тенями под глазами, но с решительным взглядом. Тридцать восемь лет, а сердце разрывается пополам между двумя странами, двумя жизнями.
Три часа полёта — и она снова окажется в Москве. Снова увидит дочь. Кира наверняка ещё больше выросла. Интересно, заплетает ли папа ей косички так, как учила Елена? Следит ли за тем, чтобы девочка не забывала чистить зубы дважды в день?
Пять дней. Всего пять дней ей дал Максим на этот раз. «Прилетай, но только не надолго,» — сказал он по телефону с той холодной вежливостью, от которой Елена каждый раз покрывалась мурашками.
***
— Мамочка! — Кира бросилась к ней, едва завидев в дверях аэропорта.
Елена опустилась на колени, и дочь влетела в её объятия как маленький ураган. Восемь лет, а уже такая высокая. Волосы заплетены в неаккуратные косички — видимо, Максим всё-таки пытался.
— Привезла? — прошептала Кира ей на ухо, и Елена кивнула.
Конечно, привезла. Тот самый шоколад, который Кира так любила, когда они жили вместе в Варшаве. До того, как всё рухнуло.
— Здравствуй, Лена, — голос Максима звучал ровно, словно они виделись вчера, а не полгода назад.
Она поднялась, всё ещё держа дочь за руку. Посмотрела на бывшего мужа — подтянутый, в дорогом пальто, с проседью на висках. Когда-то она любила запускать пальцы в его волосы. Когда-то они мечтали вместе.
— Здравствуй, Максим.
В его глазах не было ненависти, и это было страшнее всего. Только уверенность в собственной правоте. Бескомпромиссная, железобетонная уверенность.
— Я забронировал столик в «Пушкине», — сказал он. — Кира хотела именно туда.
— Хорошо, — кивнула Елена. — Поехали.
***
В ресторане Кира без умолку болтала, перескакивая с одной темы на другую. Елена впитывала каждое слово, каждый жест, запоминала новые выражения, которых раньше не было в лексиконе дочери.
— А ещё я теперь хожу на скрипку, представляешь? — сияла Кира. — Папа говорит, что у меня талант!
Елена улыбнулась, стараясь не показывать, какую боль доставляют ей эти слова. Кира давно мечтала играть на скрипке. Елена помнила, как она замирала на улицах Варшавы, слушая уличных музыкантов. Но тогда у них не было денег на такую роскошь как уроки музыки.
— Это замечательно, солнышко, — сказала она. — Сыграешь мне что-нибудь?
— Обязательно! Папа мне купил скрипку, чтобы я могла показать!
Максим поймал удивлённый взгляд Елены и пожал плечами.
— Кира очень просила.
Когда официанты унесли десерт, Максим аккуратно отодвинул чашку с кофе и посмотрел на дочь.
— Кира, милая, пойди помой руки.
Когда девочка убежала, он повернулся к Елене.
— Я подал документы на запрет выезда. На всякий случай.
Елена сжала в пальцах салфетку.
— На всякий случай? Ты думаешь, я похищу собственного ребёнка?
— Думаю, ты можешь принять эмоциональное решение. — Максим говорил так, словно обсуждал деловой контракт. — Я знаю, что в Польше ты встретила кого-то.
Елена вздрогнула.
— Это не имеет отношения к Кире.
— Имеет. Потому что это значит, что ты окончательно обосновалась там.
Она покачала головой.
— Я всегда говорила тебе, что хочу забрать Киру к себе.
— И я всегда отвечал тебе, что этого не будет, — он отпил кофе. — Она русская девочка, Лена. Ей здесь лучше.
— А как насчёт того, что ей лучше с матерью?
— А как насчёт того, что ты бросила нас? — В его голосе впервые прорезалась эмоция.
Елена резко вдохнула, словно её ударили.
— Я никого не бросала! Мы договаривались, что я уеду первой, а вы приедете через три месяца. Я нашла работу, сняла квартиру...
— Я знаю только, что ты выбрала карьеру, а не семью, — отрезал Максим.
Елена сжала кулаки под столом. Каждый раз одно и то же. Каждый чёртов раз.
— Максим, я не хочу ссориться снова. Я прошу тебя только об одном: позволь Кире провести со мной хотя бы месяц летом. В Польше. Без бесконечных судов.
Он долго смотрел на неё, потом медленно произнёс:
— Я подумаю.
***
Квартира, которую Елена сняла на время приезда, находилась в старом доме на Чистых прудах. Кира с восторгом носилась по комнатам, разглядывая старинную лепнину на потолке.
— Как в сказке про принцессу! — восхищалась она.
Елена разбирала чемодан, когда Кира вдруг подошла и прижалась к ней.
— Мам, а почему ты не живёшь с нами?
Вопрос, которого она так боялась. Вопрос, на который не было простого ответа.
— Иногда взрослые не могут жить вместе, даже если очень любят своих детей, — осторожно ответила она, гладя дочь по голове.
— Но ты могла бы вернуться в Москву. И мы были бы вместе.
— А ты могла бы полететь со мной в Польшу. И мы тоже были бы вместе.
Кира нахмурилась.
— Но папа говорит, что мне в России лучше.
Сердце Елены сжалось.
— А что ты сама думаешь?
Кира задумалась, потом серьёзно посмотрела на мать.
— Я думаю, что лучше там, где нет грустных людей.
***
Пять дней пролетели как одно мгновение. Они гуляли по Москве, ходили в зоопарк и театр. Кира пыталась играть на скрипке — пока только простенькие мелодии. Елена не могла сдержать слёз.
В последний вечер они лежали вдвоём на кровати в съёмной квартире. Елена рассказывала доченьке сказку о девочке, летающей над облаками.
— А ты умеешь летать, мама? — сонно спросила Кира.
— Только на самолётах, — улыбнулась Елена, — Когда-нибудь мы полетим вместе.
Кира засыпала, прижавшись к матери, и Елена боялась пошевелиться, чтобы не разрушить этот момент близости. Каждый раз, улетая из Москвы, она оставляет здесь часть себя..
***
Аэропорт был переполнен. Люди спешили куда-то с чемоданами, встречались, прощались. Обычный круговорот жизни, в котором Елена застряла как в западне.
— Мам, а можно я прилечу к тебе на день рождения? — спросила Кира, когда они ждали объявления посадки.
Максим, стоявший рядом, напрягся.
— Кира, мы уже обсуждали это.
Девочка умоляюще посмотрела на отца.
— Ну пожалуйста! Это же мамин день рождения!
Елена видела внутреннюю борьбу на лице бывшего мужа. Может быть, впервые за два года.
— Я подумаю, — наконец сказал он. — Если юрист скажет, что это возможно без снятия запрета...
Елена сдержала резкий ответ. Ради Киры. Всегда ради Киры.
— Спасибо, — только и сказала она.
Объявили посадку на её рейс. Елена опустилась на колени, прижимая к себе дочь.
— Когда мы увидимся снова? — прошептала Кира.
— Скоро, маленькая. Я обещаю.
По громкой связи повторили объявление о посадке. Елена с трудом оторвала от себя цепляющиеся детские руки. Максим взял дочь за плечи, удерживая рядом с собой.
Елена подняла взгляд на бывшего мужа. В его глазах она впервые за долгое время увидела что-то кроме холодной решимости. Может быть, сомнение?
— Я позвоню насчёт дня рождения, — сказал он. — Может быть, сможем договориться без суда.
— Спасибо, — повторила она, чувствуя, как слёзы жгут глаза.
В самолёте Елена достала из сумки маленький бумажный конверт. Кира тайком сунула его ей перед прощанием. Внутри был детский рисунок: три фигурки — высокая женщина, мужчина и между ними девочка, держащая обоих за руки. А над ними — огромное солнце.
Елена прижала рисунок к груди и закрыла глаза. Через два месяца у неё день рождения. И впервые за два года она почувствовала проблеск надежды. Надежды на то, что ветер перемен наконец коснётся их разделённого мира.
Самолёт поднялся над облаками, и солнце осветило салон. Где-то между небом и землёй, между двумя странами, жизнь продолжалась. И Елена знала, что будет бороться за свою дочь до последнего вздоха. Потому что никакие границы не должны разделять материнское сердце.