Найти в Дзене
barashe_haha

Вертер, Татьяна Ларина и Эмма Бовари заходят в бар, или почему отношения в цифровую эпоху — это повторение классического сюжета

Любовь — это одно из самых сильных и противоречивых чувств, которые испытывает человек. Однако часто мы симпатизируем не реальному человеку, а идеализированному образу. Мы влюбляемся в прекрасную иллюзию, которую неосознанно создаем вокруг реальной личности. Феномен идеализации пассии, когда ей приписываются несуществующие добродетели и красота, а недостатки игнорируются, является важной темой в культуре, искусстве и психологии. Этот механизм оставался неизменным на протяжении веков, но методы его создания и распространения претерпели переменились. Если в эпоху сентиментализма и романтизма для сотворения себе кумира требовались чернила, бумага и глубокая, хоть и болезненная, внутренняя работа, то в цифровую эру для этого достаточно смартфона и пары касаний экрана. Эволюция от страстных, исповедальных писем к тщательно отобранным и отфильтрованным образам в социальных сетях представляет собой переход от интимной идеализации, предназначенной для узкого круга, к публичной демонстрации, ор
Оглавление

Любовь — это одно из самых сильных и противоречивых чувств, которые испытывает человек. Однако часто мы симпатизируем не реальному человеку, а идеализированному образу. Мы влюбляемся в прекрасную иллюзию, которую неосознанно создаем вокруг реальной личности. Феномен идеализации пассии, когда ей приписываются несуществующие добродетели и красота, а недостатки игнорируются, является важной темой в культуре, искусстве и психологии. Этот механизм оставался неизменным на протяжении веков, но методы его создания и распространения претерпели переменились.

Если в эпоху сентиментализма и романтизма для сотворения себе кумира требовались чернила, бумага и глубокая, хоть и болезненная, внутренняя работа, то в цифровую эру для этого достаточно смартфона и пары касаний экрана. Эволюция от страстных, исповедальных писем к тщательно отобранным и отфильтрованным образам в социальных сетях представляет собой переход от интимной идеализации, предназначенной для узкого круга, к публичной демонстрации, ориентированной на широкую аудиторию. В статье проследим эту эволюцию, анализируя, как культурные коды, возникшие в литературе XVIII-XIX веков, нашли своё прямое отражение в поведенческих паттернах пользователей цифрового пространства в наше время.

Страдающий Вертер

Роман «Страдания юного Вертера» (1774) Иоганна Вольфганга фон Гёте не был первым произведением, которое осветило муки от неразделённой любви, но он во многом популяризировал эту тему, став знаковым. Им зачитывались молодые европейцы, видя в главном герое самих себя: запутавшихся юношей между мрачным настоящим и ожиданиями светлого будущего. Не думаю, что автор этого ожидал, но публикация произведения спровоцировала волну подражающих главному герою самоубийств, и в психологии этот роман печально известен «Эффектом Вертера». Как бы сейчас сказали, книга стала бестселлером, а модель любовного переживания там была определена для целых поколений.

Говорите, что сейчас появилась мода на депрессию, грусть и страдания? Да я вас умоляю, всё новое — это хорошо забытое старое.

Роман Гёте вышел во время неспокойной политической ситуации в Европе и во многом подзадорил революционные настроения, особенно во Франции. Им зачитывался, например, Наполеон Бонапарт. Что же там такое всех заинтересовало?

По сюжету Вертер, юноша незнатного происхождения, влюбляется в Шарлотту, которая, по сути, является его полной противоположностью. Она практична, социально адаптирована, обручена с другим мужчиной и выше его по положению. Однако главного героя это вовсе не останавливает. Он верит, что их «взаимная» любовь преодолеет всё, поэтому бросается в крайности. Теперь он одержим девушкой.

Вертер. Источник — https://my.tretyakov.ru/app/masterpiece/9049
Вертер. Источник — https://my.tretyakov.ru/app/masterpiece/9049

Книга построена в виде писем Вертера к его другу, и главный герой — мастер субъективного повествования. Однако даже так мир не существует лишь как отражение его души. Реальность всё равно периодически проникает в письма, и так мы узнаём, что юноша был без ума не от реальной Лотты, а от собственного идеализированного образа, который он спроецировал на неё. Он наделяет девушку чертами материнской заботы, природной гармонии и нравственной чистоты. Он видит в ней «родственную душу», единственную, кто способна понять тонкость его чувств. Её реальные поступки, её выбор в пользу состоятельного Альберта он интерпретирует как признак того, что она несчастлива, и только «о, великий Вертер!» может вернуть ей блеск в глазах. Он приписывает ей образ мученицы, и тем самым только выше её превозносит. Лотта становится для него не женщиной из плоти и крови, а символом недостижимого идеала, воплощением всего прекрасного и доброго, что только может существовать. Он чересчур сконцентрирован на своих эмоциях, и эти эмоции окрашивают желанный объект в сверхъестественные тона. Вертер не может непредвзято оценить ситуацию, никто не помогает ему посмотреть на себя со стороны. Бумага всё стерпит: письмо лишь стало дополнительным способом лепки идеала, бесконечного повторения и усиления совершенства Лотты.

Самоубийство Вертера — это не столько следствие несчастной любви, сколько абсолютно логичное завершение создания идеального портрета совершенной женщины. Поскольку обладать реальной Лоттой (замужней девушкой, неготовой бежать в постель к другу, пусть даже хорошему) невозможно, он выбирает быть единоличным хозяином абсолютного и вечного «красивого» образа.

Смерть от большой любви-с, потому что не желает ей зла-с. Он сбегает от пошлой реальности, дабы не опорочить девушку своим существованием и не убить её мужа. Такую вот шутку он сам над собой совершил, загнав себя в могилу работой одного только юношеского максимализма.

Простите, терпеть не могу сентиментализм как литературное направление. Я признаю его влияние на мой любимый романтизм и реализм, признаю его важность для словесности в целом. Но единственные эмоции, которые вызывают все произведения в направлении — что-то среднее между «блевать радугой» и «задыхаться соплями». «Страдания юного Вертера» пусть и поднимает вечные проблемы, но книга очень плохо состарилась. В основном из-за лексики и самого способа мышления людей того времени. Остаётся только думать: это наши нравы так низко пали, или мы просто подстроились под требования века? Вертер бесил меня всё то время, пока я его читала. Можно сказать, я тоже вместе с ним страдала... только не так, как задумывал Гёте.

К слову, если у вас уже не лучшее психическое состояние, Вертер только расшатает ваши нервы — волна самоубийств после публикации этого произведения вполне объяснима. Да тут даже без мрачных мыслей депрессняк можно знатный словить. Короче говоря, никому эту слюнявую муть порекомендовать не могу. Есть много других достойных претендентов занять ваше время, если хочется почитать что-нибудь слезливое и не выпилиться в итоге. Берегите себя. А я засим заканчиваю лирическое отступление. Больше не могла держать накопившийся яд при себе.

XIX век

Страдающий Вертер, сам того не осознавая, задал вектор развития всей литературы на протяжении XIX века. Тема неразделённой любви будет тиражироваться в больших количествах, пусть и с вариациями. Этот тренд подхватили и отечественные классики.

В русской литературе феномен идеализации нашел свое яркое выражение в творчестве Ивана Сергеевича Тургенева. Он закрепил в речевом обороте термин «лишнего человека» и писал именно о таком типе людей. Его персонажи, такие как Рудин или Лаврецкий, влюбляются не в реальную женщину, а в свой идеал, который они же сами и создали. Другой ярчайший пример — отношения Дмитрия и Елены в романе «Накануне» (1860). Для Стаховой Инсаров — это воплощение героизма и борьбы за высокие цели и идеалы. Она любит в нем не столько человека, сколько его миссию. После его смерти она продолжает служить этому идеалу, уехав на родину мужа.

Да и сама Елена в некотором роде совершенный образ: сильная духом, чистая, готовая на жертву ради чувства. Тургеневская девушка. Уж не был ли писатель сам тайно влюблён в своих персонажей, м?

Александр Сергеевич Пушкин в романе «Евгений Онегин» (1833) предлагает ещё более сложный и зрелый взгляд. Татьяна вначале идеализирует Онегина, «воплотив» в нём героя своих сентиментальных романов. Она создает образ, который только рад разрушить реальный циничный денди. Однако, в отличие от Вертера, Татьяна взрослеет, и происходит зеркальная ситуация. Теперь уже Онегин будет страдать по ней, осознав, как был неправ. Её коронное «Но я другому отдана; Я буду век ему верна» — не только знак верности мужу, но и торжество трезвого рассудка над детской иллюзией. Тогда она полюбила романтический образ, ею созданный, а теперь она смотрит на вещи (и людей) с холодной головой.

Вернёмся в зарубежную классику. Гюстав Флобер в романе «Госпожа Бовари» (1857) доводит идеализацию до абсурда и трагедии. В его эпоху женщины имели ограниченные возможности для самовыражения и досуга, что часто приводило их к скуке. Эмма, начитавшись сентиментальных романов, где всё дивно и прекрасно, по-настоящему заболевает поэтическими клише, почерпнутыми из прочитанных книг. Она замужем, но несчастлива в браке, поэтому идеализирует не конкретного человека, а саму любовь как явление — страстную, запретную, полную страданий и наслаждений. Сама того не осознавая, она пытается пользоваться другими мужчинами. Но и Рудольф, и Леон становились лишь актёрами в спектакле её фантазий. Нельзя играть роль вечно — в результате идеализированная картинка разваливалась, не соответствуя её возвышенным представлениям о прекрасном. Эмма впадает в отчаяние. Мораль сей басни? Флобер показывает, как культурные клише (те самые, что породили страдания Вертера) могут изуродовать реальную жизнь, подменив живые чувства мертвыми театральными образами.

Что на это говорят психологи?

Прежде чем перейти к цифровой эпохе, необходимо понять, какие процессы лежат в основе идеализации объекта любви. С точки зрения психоанализа, это форма проекции. Человек перекладывает на другого свои собственные нереализованные желания, потребности, неосознанные стремления. Мы влюбляемся в кого-то, кто, как нам кажется, воплощает те качества, которых нам не хватает: смелость, уверенность, творческое начало. «Противоположности притягиваются» — это если вкратце. Ещё этот механизм тесно связан с бессознательным наделением партнёра чертами значимых фигур из нашего прошлого, чаще всего родителей. Иногда говорят, что женщины ищут себе партнёра, похожего на отца. В свою очередь мужчины стараются найти себе новую мать. Если мозг доволен своим выбором, то в отношениях всё прекрасно. Но вот как только начинается быт, когда ваш партнёр очевидно (или вам кажется, что очевидно) проигрывает вашим близким людям по качеству приготовления еды, починки крана или созданию уюта, вот тогда и начинаются проблемы. Образ рушится и начинаются конфликты.

В когнитивной психологии идеализация объясняется через «эффект ореола». Если нам в человеке нравится одна черта (например, внешность), мы склонны автоматически приписывать ему и другие положительные качества (ум, доброту, чувство юмора), даже не имея для того оснований. Наш мозг — ленивый орган, который стремится к простоте. Он любит стереотипы, обобщения. Ему проще лепить гармоничный образ, игнорируя диссонирующую информацию, чем составить комплексную картинку из противоречий и соответствий.

Эрих Фромм и другие гуманистические психологи рассматривали идеализацию как форму одержимости. Это не любовь к реальному человеку, а поклонение идолу. Такой тип отношений тоже обречен на кризис, поскольку рано или поздно реальность прорывается сквозь иллюзию.

В общей сложности, идеализация — это защитный механизм, позволяющий избегать сложностей, компромиссов и рисков, присущих подлинной близости с другим, отдельным и независимым человеком. Это удобное игнорирование, которое, увы, может привести к плачевным результатам.

Фабрика новых Вертеров

Социальные сети во всём своём многообразии стали идеальной экосистемой для расцвета механизмов идеализации, доведя их до промышленных масштабов. Если Вертер был одиноким ремесленником, создававшим свой идеал в тишине и одиночестве, то сегодня мы имеем дело с конвейерным производством.

Пользователь социальных сетей создаёт свой профиль, ленту и истории. Мы показываем только лучшее: ужин в дорогом ресторане с видом на мегаполис, а не дешёвые чипсы перед телевизором; путешествие на Бали, а не дорогу на работу в переполненной маршрутке; счастливый смех в объятиях партнера, а не ссору из-за немытой посуды. Вся жизнь предстаёт как череда идеальных моментов, составляющих её основу. Но ведь это обман. Фильтры, которые выравнивают тон кожи, убирают прыщики, добавляют эффекты на любой вкус и извращённую фантазию, тоже отдаляют образ от реальности, делая его более совершенным, гладким, соответствующим некоему эстетическому стандарту (кто бы мог такой задать?). Из-за этого большинство знакомств в социальных сетях — это театр абсурда, так как мы влюбляемся в отретушированную цифровую версию, которая с реальным человеческим существом имеет мало общего.

Ещё страшнее становится, если наблюдать за влюблёнными парочками, постоянно выкладывающими контент. Они в такой тесной созависимости, что их отношения превращаются в публичный перформанс. «Идеальная пара» в социальных сетях стала брендом, продающим историю искренней и вечной любви своим подписчикам. Оттого удивительней, когда такие крепкие семейные узы рушатся. Так ведь?

В жизни всё бывает, но постоянная демонстрация своих чувств создаёт чрезмерное давление: необходимо постоянно поддерживать образ гармоничных, страстных и беззаботных отношений, не показывая изнанку. А так не получается существовать долго. В это же время по другую сторону экрана новая пара пытается примерить этот образ идеальных отношений, но и у неё не выходит. Начинаются придирки, разочарование. Новые интрижки, новые связи — и всё с начала. В конечном итоге становится очевидным, что проблема заключалась не в выборе «неподходящего партнера», а в том, что совершенство недостижимо. Люди — не роботы, и ко всем приходится подстраиваться, со всеми нужно договариваться, ко всем нужно притираться. Идеальные отношения недостижимы, а конфликты — норма жизни, потому что, проходя сквозь испытания, люди учатся принимать друг друга такими, какие есть.

Что мы имеем в итоге? Соцсети возродили в новом формате вертеровский культ недостижимого объекта. Миллионы людей следят за жизнью блогеров, знаменитостей и инфлюенсеров, которые становятся для своих подписчиков такими же идеализированными фигурами, как Лотта для Вертера. Мы знаем о них только то, что они хотят показать, а мы можем увидеть. Мы проецируем на них свои мечты и надежды. Мы впали в массовый культурный психоз, основанный на той же идеализации, что и двести лет назад. Разница лишь в масштабе и в том, что современные «Лотты» получают от этого монетизацию и рекламные контракты. Ну, хоть кто-то от этого в выигрыше до поры до времени.

Тяжёлые последствия наступают сразу после того, как пользователь выходит из сети. А в жизни у него нет богатых апартаментов с видом на море, нет машины за миллион евро, и в отпуск едва ли получится съездить в ближайшие несколько лет. Нет любящего человека, образ которого явно стоит перед глазами. Самая большая проблема — абсолютно неясно, как достичь хотя бы что-то из этого вишлиста, включающего в себя сотни хотелок.

На этом фоне особенно тревожно выглядят новости о том, что люди вполне не прочь заводить отношения с искусственным интеллектом. С одной стороны, это действительно избавляет от множества неприятных мероприятий. ИИ не нужны цветы, шоколадки и походы в ресторан. ИИ не нужно нравиться. ИИ не нужно подбирать слова, чтобы не обидеть нежные чувства робота. ИИ не нужно удивлять. Для свидания с ИИ не нужно ходить к косметологу и подбирать часами наряды перед зеркалом. ИИ не нужны забота, ласка, тепло, деньги. ИИ ничего не требует. ИИ можно пользоваться.

Вот только с другой стороны рано или поздно это также даст свои последствия. Любой сбой, случайная очистка диалога, обновление — да это же будет ощущаться как смерть «близкого» человека. Очень сложно всю жизнь быть рядом с несуществующим объектом. Мы пока не в антиутопии и не в киберпанке, чтобы продолжить наш человеческий род в цифровом пространстве. Да или хотя бы просто быть абсолютно довольными тем, что есть. Через определённое время к людям придёт осознание, что они влюбились в ничто, убив на это столько времени и сил. Добро пожаловать в тревожность, депрессию и кризис самооценки.

-3

И это не говоря о трагичных случаях с гибелью молодых людей: то от усугубления психологических проблем, то от кибербуллинга. Тревога пользователей соцсетей является продуктом постоянного социального сравнения и ведет к экзистенциальной пустоте и ощущению собственной неполноценности.

Заключение

Феномен идеализации объекта любви демонстрирует удивительную устойчивость. От страниц гётевского «Вертера» до тщательно сконструированных цифровых профилей человеческая психика продолжает создавать прекрасные и мучительные иллюзии, предпочитая их подчас сложной и несовершенной реальности.

Однако если сентименталисты, романтики и реалисты видели в этой идеализации трагедию, ведущую к гибели, но и к катарсису, то в современном мире она стала рутиной, фоном повседневности. Мы все в какой-то мере теперь маленькие Вертеры, только пишем свои «скорбные элегии» не в дневниках, а в лентах социальных сетей, и вместо пули выбираем бесконечный скроллинг, пытаясь заполнить пустоту, только чтобы не выбраться в страшный и пугающий реальный мир.

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

Выход из этого? Осознанность. Критическое мышление. Налаживание офлайн жизни. Социальные сети — это неплохо, но во всём нужно знать меру. И ни в коем случае не следовать примеру Вертера, для решения таких вопросов есть достижения современной психологии. А вот последовать примеру взрослеющей Татьяны Лариной можно: иметь смелость увидеть за красивой картинкой живого, настоящего человека со своими достоинствами и недостатками, и научиться любить именно его, а не собственный прекрасный проекционный фантом. В эпоху всеобщей цифровой идеализации подлинный акт любви — это мужество видеть и принимать существование другого человека.

-4