Вера Серафимы. Глава 29
В тот же день в деревню прибыл участковый — за ним по заданию Лексеича съездил в район Миша Бутеев. Осмотрев все, милиционер запретил кому бы то ни было подходить к Иркиной хате ближе чем на сто метров. Да никто и не приближался — боялись. Почти вся деревня безмолвно стояла на входе в проулок, и даже Галка-сплетница уже молчала. Хотя поначалу, еще не совсем понимая, в чем там дело, а только услышав звон, да не зная, где он, начала молоть ерунду: де ведьма спустилась с небес и всех прибила — даже внучку не пожалела. Но быстро сообразив, что это действительно полная околесица, балаболка разработала версию поближе к реальности:
— У Ирки притон был, ага. Зинка тама с Игнатом встречаласи, миловаласи, а Колян к Ирке ходил. А тута пришел, а Игнат их обеих оприходовал. От так! Ну Колька и не стерпел, приревновал и порешил усех их.
Люди смотрели на нее как на сумасшедшую, пока тетка Кручинина не сказала:
— Да хватить тебе уж, Галка! Надобно и меру знать. Када можно посмеятьси, а када никак низя. Колька прибил? Да Господь с тобой! Этот скотину сам не бьеть сроду: Василиса Терентьевых зоветь. Да и пьяный он вчерась весь день был. Сама видала!
По свидетельству деревенских Кольку все же задержали и забрали в район до выяснения. Многие видели и слышали, как рано утром он бежал по деревне и орал. И это еще никто кроме матери не заметил на нем кровь. Три трупа тоже увезли в город на экспертизу.
Василису свалил сердечный приступ там же, около Иркиной хаты, дед Яшка бегал до фельдшера, но волочить в медпункт ему пришлось их обеих самому: сначала одну, потом другую. Ленка, увидев побоище, тоже увалилась в обморок.
Нынче Устюгова лежала в медпункте под присмотром Лены. Как только Колькина мать пришла в себя, то сразу схватила фельдшера за руку и прошептала:
— Иде мой сын?
— Не знаю, — соврала Лена, хотя все прекрасно знала: и про то, как пьяного Кольку выволокли из хаты, и как он орал: «Слава Богу, милиция! Усе скажу вама! Усе!»
И про то, что увезли Николая в район, а многие уверены, что это он уложил всех троих. Но Василисе Лена сказала:
— Тут около тебя сижу три дня, тетка Василиса, ничего не знаю. Никого не видала. Лежи-ка спокойно.
Устюгова попыталась встать, но Лена ее остановила, проговорив строго:
— А ну лежи, кому сказала. Чуть Богу душу не отдала. Куда рыпаешься? Ничего с твоим Колькой не сделается. Коль убил — отвечать станет. А коль не виноват — так отпустят… — проговорилась фельдшер и тут же прикусила язык.
— Увезли яво, значат, увезли! — расплакалась мать. — Лена, детка, правду скажи мене.
— Ничего не знаю, — стояла на своем фельдшер.
Она ловко вколола укол тетке Василисе, та тут же провалилась в глубокий сон.
…Николая и правда отпустили через несколько дней. Экспертиза показала, что убийство произошло вечером, а Николай с обеда и до утра пьяный валялся в хате — то подтвердила Кручиниха, она заходила к Устюговым поболтать с Василисой и провела почти два часа до самой темноты. Николай храпел на печи. То же самое сообщил и дед Яшка, он тоже заходил к Василисе. В районной милиции он теребил свою неизменную ушанку, которую носил круглый год, и бормотал:
— Так енто, к Василисе я забег… да ненадолго… ну соль у мене уся вышла… быват жа такоя. Так вот, Колян на печи лежал, вонишша такая от яво. Да от яво завсегда так вонят, ужо Василиса яво гонят, а он ничегой. Пьяньчуга жеть… От лихо матери. Ой лихо!
Деду было шибко стыдно признаваться, что он зашел к Устюговой так поздно и просидел у нее в хате так долго. «Старый, а туды ж», — корил он сам себя.
Василису даже не допрашивали. Вполне хватило показаний двух свидетелей.
Эксперт попался очень профессиональный, он без труда доказал, что убийцей была Зинаида Бурняева. Так что, когда Василиса пришла домой, сын уже был в хате и абсолютно трезвый, и даже наварил кулеш, спросив рецепт у соседки Кручинихи. С тех пор он и капли в рот не брал до самой смерти. Женился на Кручинихиной дочке, хотя и была она старше него на пять лет. Нарожали внуков Василисе и Кручинихе: дружные соседки нежданно-негаданно стали родственницами.
Спустя два месяца
Как-то вечером Володя зашел к Михаилу:
— Мишка, выйди, поговорить надо.
Бутеев, накинув рубаху на исподнее, с готовностью вышел, присел на лавку рядом с другом. Закурили.
Природа цвела пышным цветом: яблоня стояла одетая в кружевной наряд и благоухала так, что сносило голову. Кусты вдоль забора покрылись мелкими узорчатыми зонтиками, сирень предлагала себя, нежно задевая лепестками цветов по лицу выходящих во двор из дома.
— Верка, сирень обломала бы! — крикнул Миша.
— Так ужо, ужо! — зачастила Вера. — Вона у хате стоить, не видал, ишть?
— Не видал! — хмуро повторил Михаил. — Зайди в дом, сказал.
— То зайди, то выйди. Пойми ентого мужика… — беззлобно сказала Вера и зашла в хату, притаившись в сенях.
— Подслушивать будеть, — тепло улыбнулся Миша.
— Пущай. Слушай, Семеновна до сих пор не вернулась. Надо бы привезти ее. Что-то забыли мы про нее. Сидит в Устюжке, боится. Бояться-то уж некого, слава Богу.
— Ядрит твою ж, и то правда. Завтре жа поеду.
— Да, Миша, вези бабку. Бояться больше нечего, — проговорил и бросил окурок Володя, поднялся: — Давай, Миха, и я завтра уезжаю.
— Далеко ли? — Михаил тоже поднялся.
— В Волхов.
Бутеев с пониманием кивнул, друзья пожали друг другу руки, обнялись.
…Володя тем же вечером как бы невзначай спросил у Алены:
— Дочка, а в какой школе Верочка училась в Волхове? Не рассказывала она тебе?
При упоминании подружки девчушка сникла, в глазах у нее появились слезки, тихо сказала:
— В третьей, папка! А что?
— Нет, ничего, просто так спросил.
— Папа, я думаю, что она обиделась на меня за что-то…
— Да за что же?
— Не знаю. Не пишет, а обещала, — Аленка уткнулась отцу в плечо.
После страшной смерти матери девочка была все время грустная, часто плакала, подходила к фронтовому фоту, висевшему над зеркалом, и часами стояла, глядя на бравую Зину в военной форме.
— Доченька, она не может. Это я виноват, — проговорил отец.
— Ты? Почему, папа? — удивилась Алена.
— Ты себя не вини, детка. Ты ее не обидела. Это из-за нас, из-за взрослых, все случилось. Вот я хочу поехать найти их и сказать, что теперь письма писать можно. А может… — Володя осекся.
— Что может, папа?
— Ничего, дочка. Ничего, — отец обнял дочь. — Я завтра в Волхов уезжаю. Попробую найти их. А вы со Степой у тети Веры Бутеевой побудете.
Аленка кивнула радостно:
— В Волхов? Верочку увидишь?
— Наверное!
Володя посмотрел внимательно на свою дочку. Уж совсем взрослая — тринадцать лет. Влюблена в Мишкиного Ваську. На деревне их женихом и невестой кличут.
А Степка? Знал Володя, что его сын до сих пор думает о Верочке Нистратовой, как и он сам — до сих пор думает о Серафиме Андреевне.
© Татьяна Алимова, 2025
Все части здесь⬇️⬇️⬇️
Рекомендую к прочтению 📚