Инга Владимировна проснулась за три минуты до звонка будильника, как всегда — организм давно приучен к режиму. Ровно в 6:27 её глаза распахнулись, без всех этих «ещё пять минуточек», которые она считала жалкими проявлениями слабости. Перекинула ноги через край кровати, встала, поправила простыню, которая за ночь немного сбилась, и направилась в ванную.
В зеркале она увидела женщину с точёными чертами лица, тонкой, как у модели, шеей и собранными в аккуратный пучок тёмными волосами, не тронутыми не единой нитью седины — краска отборная, мастер лучший в городе. Кожа гладкая — уход ежедневный, питание строгое, сон по режиму. Ни одной морщины, ни одного сантиметра жира.
Она посмотрела на себя и мысленно кивнула — порядок.
Открыв кухонный шкаф, достала свою любимую белую чашку без рисунков — «сервизы с розочками — это пошлость». Кофе — без сахара, без молока, сваренныйв турке, ни в коем случае не из машинки — та пыхтит, плюётся, и вкус у напитка «пластмассовый».
Она села за стол, аккуратно подогнув халат под колени, и сделала первый глоток. В одной руке чашка, в другой книга — «Джейн Остин. Гордость и предубеждение» на английском. Ей казалось важным читать классику в оригинале. Не потому что интересно, а потому что «нужно поддерживать уровень».
После завтрака — душ, уходовые процедуры, глажка блузки, макияж без намёка на вульгарность, минимальный. Потом — сумка, ключи, строго выверенный маршрут до работы. Всё предсказуемо, всё под контролем.
Инга работала главным бухгалтером в консалтинговой фирме. Ни одного просроченного отчета, ни одной неточности, ни одного лишнего файла на рабочем столе. Когда она заходила в кабинет, сотрудники непроизвольно выпрямлялись, замолкали, начинали судорожно искать, чем заняться. Она этого не замечала. Или делала вид, что не замечает.
— А что это у вас тут? — однажды бросила Инга, проходя мимо стола младшего бухгалтера, где красовался букет от мужа. — Это, простите, рабочее место или теплица?
Марина тогда вспыхнула и отнесла букет в столовую. С тех пор она Инге больше не улыбалась.
И таких ситуаций было много. Слишком много. Кто-то разболтался громко в обеденное время — получал замечание. Кто-то опоздал на пять минут — слышал фразу с ядовитой вежливостью: «Конечно, главное — творческая свобода. Только вот за неё, к сожалению, не платят». Кто-то рассказывал, как провёл выходные, и слышал: «В тридцать лет всё ещё играть в настольные игры? Ну, каждому своё…»
Инга считала, что просто говорит правду. Люди должны стремиться быть лучше. А если им это неприятно — ну что ж, значит, не готовы к критике. Она ведь не из злобы — наоборот, чтобы исправились.
Давным-давно была у неё одна подруга — Ольга. Весёлая, с заразительным смехом, с вечно взъерошенными волосами и дурацкой привычкой носить разные серёжки. Ольга любила устраивать «вечера настолок», ходила на курсы плетения макраме, смеялась над сериалами и коллекционировала открытки. Инга терпела, пока могла, а потом как-то раз, не выдержав, высказала всё, что думала: что взрослым женщинам не пристало заниматься детскими поделками, что смех без причины — признак чего угодно, но не ума, и что разговаривать о сериале, где сюжет крутится вокруг очередной любовной интриги — это верх безвкусицы. После того разговора они больше не общались.
Инга не сожалела. Тогда — точно нет. «Зачем мне в жизни люди, которые живут несерьёзно?» — убеждала она себя.
Мужчины в её жизни тоже не было. Но и тут она считала, что просто «не встретила достойного». Сильный, умный, опрятный, с чувством меры, не курит, не пьёт, не смотрит футбол, интересуется искусством, не жует громко, не храпит, не носит кроссовки с классическими брюками, не сидит в телефоне за ужином. Примерно такого она и ждала.
— Таких не бывает, Ин, — как-то сказала Ольга перед той самой последней ссорой. — Жить нужно с человеком, а не с галочками из анкеты.
Инга не ответила, потому что знала — она права, а Ольга просто не доросла до её уровня.
Теперь ей было почти сорок. Лицо ухоженное, питание правильное, здоровье — как у космонавта. Только вот выходные навевали странную тоску.
Праздничный день выдался по-настоящему тёплым. Сквозь окна пробивался солнечный свет, ложился золотистыми полосками на идеально вымытый пол, на безупречно чистый подоконник, на мебель, подобранную со вкусом и чувством минимализма. Инга Владимировна встала, как обычно, рано. Привычка. Даже несмотря на то, что сегодня никуда не нужно было идти.
Как всегда она прошла на кухню, открыла шкаф, потянулась к своей любимой чашке, но вдруг… остановилась. Подумала, что не хочет кофе. Не хочется даже привычной ясности. Хотелось — чего-то другого. Но чего — она пока не знала. Почувствовала неловкость от этой своей слабости, поморщилась, будто кто-то посторонний наблюдал за ней. За окном пели птицы, люди проходили под окнами с шарами, кто-то смеялся. Доносился запах сладкой ваты и жареной кукурузы. День города. А у неё — всё тот же график, те же книги, те же мысли.
Инга потянулась к книге, но, прочитав половину страницы, поняла, что не помнит, о чём шла речь ранее. Её раздражало собственное внимание, которое ускользало, рассеивалось, словно бунтовало против правил. Ещё больше раздражала неготовность признать, что ей скучно и, увы, одиноко.
Инга села у окна и стала наблюдать за тем, что происходит на улице. По тротуару шла семья: молодая мама в ярком платье, муж с рюкзаком, двое детей. Девочка держала воздушного змея, мальчик — сахарную вату. Они смеялись, а Инга закатила глаза. «Дети на улице орут, как обезьяны. Мать нарядилась, будто в театр. И что за мода — рюкзак с пиджаком. Безвкусица полная».
Но внутри вдруг что-то кольнуло. Очень тихо. Будто иголочка проколола оболочку, которую она годами выстраивала вокруг себя. Проколола — и оттуда потекло что-то неясное, невесомое, как легкая тоска.
Инга вздохнула, поднялась, решила заняться уборкой — верным средством от любых «неправильных» эмоций. Но на этот раз даже уборка не помогала. В голове, помимо глухого чувства одиночества, вдруг всплыли образы. Сначала — соседка с третьего этажа. Светлана. Двое детей, муж работает в такси, часто задерживается. Она как-то приносила пирог, тёплый, ароматный, говорила:
— Инга Владимировна, это вам, небольшой, с яблоками. У меня много получилось, решила поделиться.
А Инга в ответ прочитала ей целую лекцию про сахар и халатное отношение к фигуре.
Потом в памяти всплыл момент с той самой Мариной на работе. Та как-то обмолвилась, что муж уехал в командировку, сын заболел, и отчёт в голове не держится. Инга, не глядя на неё, бросила:
— Если каждый будет приносить на работу свои домашние драмы, тут будет непонятно, что, но только не офис серьезной компании.
Марина после этого почти перестала говорить в её присутствии.
И тут взгляд Инги упал на полку в шкафу, где лежал старый альбом. Инга дотянулась до него, сдёрнула с верхней полки, поводила пальцем по переплету, и открыла первую страницу. Мамино лицо, молодое, ласковое. Отец — в белой рубашке, с гитарой. Маленькая Инга, с двумя хвостиками и в платьице с цветочками, босиком на траве. Смеётся, держит за руку девочку постарше. Ольга. Та самая, с которой когда-то были неразлучны. Смех, походы в лес, велосипеды, секретики. А потом — институт, взрослая жизнь… и та ссора.
Инга чуть коснулась снимка. Ольга... Весёлая, смешливая, чуть неуклюжая, но такая добрая. Последняя встреча… Она тогда что-то лепила из полимерной глины. Радовалась, показывала, как у неё получилась миниатюрная чашечка. А Инга не выдержала:
— Ну, ты же взрослая женщина. Зачем тебе вот эта ерунда? Время теряешь на чушь. Лучше бы делом занялась.
А теперь… теперь в груди было пусто. И вдруг так неожиданно мелькнула мысль: «А с кем бы я сегодня пошла гулять, если бы захотела?»
Телефон молчал, в соцсетях — никаких сообщений. Даже коллеги, те, кто хоть из вежливости скидывал раньше открытки, теперь будто забыли про нее. И сама она ни к кому не тянулась, ни с кем не делилась, всех отталкивала. Стены выстроила и удивлялась, что никто не заходит.
Словно в тумане она встала, подошла к полке с книгами, достала свой старый записной блокнот, отыскала телефон Ольги. Пальцы дрожали, когда набирала номер. Один гудок, второй, третий… И вдруг — голос, такой же, как раньше, только чуть мягче.
— Алло?
Инга сглотнула.
— Оля, привет… это Инга.
— Инга?! — голос стал удивлённым, но… радостным? — Господи, сколько лет! Ты… всё в порядке?
— Да. Просто… я тут подумала… Может, встретимся? Если ты не против, конечно.
Оля не раздумывала.
— Конечно, с удовольствием. Когда тебе удобно?
Встреча назначена была на воскресенье, в кафе недалеко от парка. Инга пришла за пять минут до нужного времени, как и полагалось женщине, привыкшей к пунктуальности. Заняла столик у окна. Всё вокруг казалось непривычным — слишком шумно, слишком ярко, слишком… живо.
Оля появилась без опоздания, с неизменной улыбкой, в длинной юбке и яркой кофте с вышивкой. Волосы собраны в небрежный пучок, серёжки снова разные. Инга вспомнила, как раньше это её раздражало. А теперь почему-то захотелось улыбнуться.
— Ты почти не изменилась, — первой заговорила Оля, снимая сумку с плеча. — Всё такая же… аккуратная.
Инга не знала, как реагировать. Но кивнула.
— А ты изменилась, — ответила тихо. — Ты как будто… стала ещё более настоящей.
Оля засмеялась.
— Это хороший комплимент. Спасибо.
Разговор сначала шёл натянуто. Поговорили о погоде, о празднике, о ремонте дорог. Но постепенно напряжение стало спадать, как будто старая пружина усталости, перекрученная за годы, медленно раскручивалась.
Инга слушала, как Оля рассказывала о своей семье, о том, что все так же ходит на мастер-классы, когда муж с сыном на рыбалку уезжают. Смех её был всё такой же — звонкий, заразительный, свободный.
— А помнишь, как мы зимой с горки катались, пока варежки ни покрылись льдом? — вдруг сказала Оля. — А ты ещё потом пыталась заварить чай с сахаром, чтобы согреться, но вместо сахара насыпала соль. Мы потом весь вечер смеялись.
Инга кивнула, с трудом сглатывая ком в горле. Она помнила. И чай, и смех, и Олину щедрость на тепло. А потом снова вспомнила их последнюю встречу, и стыдно стало — впервые по-настоящему стыдно.
— Оля… — Инга взглянула на подругу. — Я, наверное, испортила все и теперь поздно что-то изменить…
Оля внимательно посмотрела на неё и, улыбнувшись, кивнула.
— Никогда не поздно.
… В понедельник Инга зашла в офис и вдруг услышала, как кто-то в комнате смеётся. Ещё пару недель назад она бы поморщилась, осекла, пробурчала что-то про «детский сад». А сегодня она прошла мимо, кивнула Марине, и даже — о, чудо! — остановилась.
— Как сын? Выздоровел? — спросила она.
Марина растерялась. Потом кивнула.
— Спасибо, уже лучше.
Инга улыбнулась.
— Хорошо. Если нужно будет помочь по отчёту, обращайся. Я свободна сегодня после обеда.
Марина смотрела на неё, будто впервые видела.
А Инга прошла в свой кабинет и села за стол. Снаружи продолжался будничный шум: телефоны, шаги, голоса. И внутри неё тоже было движение. Медленное, тихое, как весенний тронувшийся лёд. Но оно было.
В следующие выходные Инга снова вышла на улицу. В руках у неё был пакет с пряжей — для мастер-класса, куда пригласила её Оля.
Дети резвились на детской площадке, подростки не отрывались от экранов смартфонов. Кто-то вез коляску. Пожилая пара сидела на лавочке и смотрела, как их внук рисует мелками на асфальте.
Инга шла неспешно, вдыхая воздух. Солнечный свет пробивался сквозь листву. Мир не стал идеальным, но он стал немного ближе.
Она подошла к двери клуба рукоделия, улыбнулась отражению в стекле, поправила заколку с жемчужным цветком и толкнула дверь.
На душе было легко.
Она — по эту сторону окна. В мире, где люди любят, смеются, иногда ошибаются, но дарят друг другу прощение. И в этот мир она, наконец, впустила себя.
Дорогие мои читатели! Так как площадка начала блокировать мой канал, ограничивая показы, никто не знает, как все будет дальше. Чтобы нам не потеряться, приглашаю подписаться на мои рассказы в телеграм. Спасибо всем за понимание и поддержку!
Рекомендую к прочтению:
И еще интересная история:
Благодарю за прочтение и добрые комментарии! 💖