Коробка с детскими фотографиями на столе. Сергей перебирал снимки. Лера в роддоме с новорожденным Кириллом. Они втроем на фоне елки полгода спустя.
А потом она исчезла.
Три часа ночи. Кирюха снова путал день с ночью.
— Девять месяцев вместе, — Сергей взял детское боди, брошенное на диван. — Семь без нее.
Телефон пискнул. «Может, Лера?» Нет, риелтор со встречами на завтра. Сергей работал удаленно и подрабатывал вечерами. Этого хватало, пока мать помогала с Кириллом. Теперь накопления таяли.
Из детской раздался плач.
У Киры резались зубы. Температура то поднималась, то спадала.
— Ты совсем не спишь? — спросила мать, заглянувшая утром.
Сергей оторвался от монитора. Синяки под глазами не скрыть.
— Высыпаюсь в обед, когда он спит, — соврал Сергей.
Нина Петровна поджала губы. Бывшая учительница математики, она видела ложь насквозь. Но сыну было тридцать три, а она уже не могла приезжать часто — возраст и собственные проблемы не позволяли.
— Няню нашел?
— Нашел. Дорого просит.
— А Лера? Алименты?
Сергей вздрогнул.
— Мам, не сейчас.
— Когда? — Нина Петровна поставила кастрюлю с супом на плиту. — Нельзя так жить, Сережа.
— А что делать? — он повысил голос. — Когда мать сбежала, а ребенок остался — кто должен этим заниматься?
— Не все матери сбегают, — тихо сказала Нина Петровна. — И не о всех детях заботятся отцы.
В этом была горькая правда. Отец Сергея бросил семью, когда Сергею было шесть. Не два года, как он думал. Шесть — возраст, когда всё помнишь. Просто он предпочел забыть.
Леру он встретил на дне рождения коллеги. Красивая, с рыжими волосами, выбивавшимися из-под шапки, она покорила его сразу. Через полгода — свадьба. Через год — Кирилл.
«Муж, жена, ребенок», — думал Сергей, листая их фото.
Но что-то пошло не так.
Он не заметил, когда она перестала петь колыбельные. Когда начала часами сидеть у окна. Когда перестала расчесывать волосы.
«Я просто устала», — говорила она.
«Всем тяжело с первым ребенком», — отвечал он.
Они обменивались дежурными фразами, а потом она ушла.
Без предупреждения. Собрала смену белья, документы, немного денег. Оставила записку: «Не могу больше. Я не создана для материнства. Прости».
И пустой флакон от таблеток. Выпитый или выброшенный — неизвестно.
— Ты заметил что-нибудь перед уходом? — Ольга Викторовна, Лерина мать, смотрела прямо в глаза.
Они встретились в кафе. Кирилл остался с бабушкой.
— Не хотел замечать, — признался Сергей. — Мне было удобно считать это обычной усталостью.
Ольга Викторовна кивнула.
— У меня тоже была послеродовая депрессия. После Леры. Тогда об этом не говорили.
— Как вы справились?
— Муж помогал, — в её голосе проскользнул упрёк. — А еще я чуть не шагнула с балкона. Остановил только детский плач.
Сергей сглотнул.
— Вы думаете, она...
— Не знаю, — Ольга Викторовна достала конверт. — Она пишет мне. Живет в Калининграде. Работает в цветочном магазине.
— Счастлива?
— Как может быть счастлива женщина, бросившая ребенка?
Тишина.
— Я подала на развод от ее имени, — сказала Ольга Викторовна. — У меня доверенность. Она согласна на всё — алименты, ограничение прав.
— А если я не хочу развода? — спросил Сергей. Не от любви. От гордости.
— Тогда ты такой же сумасшедший, как она.
Кирилл рос. Снимки перекочевали в альбом. Теперь без Леры — только он и сын. Иногда мать. Иногда Лерины родители, с которыми он неожиданно сблизился.
— Папа, смотри! — четырехлетний Кирилл показывал на белку на ветке.
Они гуляли в парке. Выходные соблюдались неукоснительно, даже при горящих дедлайнах.
— Вижу. У нее, наверное, дети в дупле.
— А у белок есть мамы и папы, как у людей?
Момент настал. Раньше Кирилл не задавал таких вопросов.
— У всех есть родители, — ответил Сергей.
— А где моя мама?
Сергей присел, глядя в глаза сыну — копия Лериных, зеленых с желтыми крапинками.
— Твоя мама живет далеко. Она не смогла остаться с нами.
— Потому что я плохой?
— Нет. Потому что она болела. Ей было тяжело. Понимаешь, иногда мамы болеют не простудой, а здесь, — он показал на сердце.
Кирилл нахмурился.
— Как ангина?
— Как ангина в душе, — кивнул Сергей. — И когда так болеешь, иногда делаешь то, чего не хочешь.
— Она вернется?
В глазах сына была такая надежда, что Сергей замер.
— Не знаю. Но она любит тебя, даже если не может быть рядом.
Он хотел в это верить.
Звонок раздался в день рождения. 34 года.
— Да?
— Сергей, — её голос он узнал бы из тысячи. Даже спустя пять лет.
— Лера?
— С днем рождения.
— Спасибо, — он сел.
— Я хотела бы увидеть Кирилла.
Сергей закрыл глаза. Дождался.
— Зачем?
— Затем, что я его мать, — в ее голосе мелькнула прежняя Лера. Но тут же смягчилась. — Прости. Я не имею права требовать. Я просто хочу его увидеть. Хотя бы издалека.
— Как объяснить ему, кто ты?
— Никак. Просто покажи мне сына. Он даже не узнает.
Они встретились в парке. Сергей привел Кирилла на площадку. Лера наблюдала со скамейки.
Рыжие волосы стали короче. Серая куртка, темные очки. Он видел, как она реагирует на смех сына.
После часа игр Сергей отправил мальчика за мороженым и подошел к ней.
— Ну как?
— Он чудесный, — её руки дрожали. — Спасибо.
— Не благодари за то, что я делаю ради него.
— Не для меня?
— Пять лет назад — может быть. Сейчас всё для него.
Она кивнула.
— Понимаю, — она достала альбом. — Я пишу ему письма. Каждый месяц. О себе. О том, почему ушла.
— Ты лечишься? — спросил Сергей.
— Четыре года, — она улыбнулась. — Антидепрессанты, терапия. Без этого не выжила бы.
— А без нас — выжила, — горечь прорвалась.
— Нет, — она покачала головой. — Я умерла в тот день, когда ушла. Просто научилась притворяться живой.
После встречи Сергей изучил всё о послеродовой депрессии. Форумы, статьи, исследования. Цифры пугали: до 15% женщин сталкиваются с этим. И не всегда рядом есть тот, кто заметит.
Вечером, уложив Кирилла, он открыл альбом с письмами Леры.
«Милый Кирюша, сегодня у тебя первый зуб. Я не знаю, как ты выглядишь, но представляю твою улыбку...»
«Кирюша, тебе годик! Ты уже, наверное, пытаешься ходить...»
«Мой мальчик, тебе два года. Я видела похожего на тебя малыша в магазине...»
Последнее письмо датировалось прошлым месяцем.
«Кирилл, тебе пять. Ты уже большой. Скоро в школу. Может, когда вырастешь, ты прочтешь эти письма и поймешь: когда мать сбежала, ребенок остался не потому, что она не любила его. А потому что любила настолько, что боялась навредить своей болезнью».
Сергей закрыл альбом.
Позвонил Лере.
— Хочешь увидеть Кирилла снова? Не издалека.
— Больше всего на свете.
— Тогда нам нужно подготовить его. И тебя. И меня, — Сергей собрался с духом. — Это будет долгий путь. Но мы попробуем.
Два месяца спустя
— Папа, это та тетя, которая пишет мне письма? — Кирилл нервничал перед встречей.
— Да. Это твоя мама, — Сергей сжал его ладонь. — Помнишь, мы говорили о болезни души? Она выздоравливает и хочет с тобой познакомиться.
— Она останется с нами?
Сергей покачал головой.
— Нет. Не сейчас. Может, никогда. Но она будет приходить. Если ты захочешь.
Они вошли в кафе. Лера сидела у окна. Увидев их, поднялась.
Кирилл разглядывал женщину.
— У тебя волосы как у меня, — сказал он.
— Да, — улыбнулась она. — У тебя мои волосы.
— И глаза, — добавил Сергей. — Познакомься, Кирилл. Это Лера. Твоя мама.
— Привет, — мальчик шагнул к ней. — Я читал твои письма. Про белочку в парке. Я ее тоже видел!
Лера опустилась на колени. Не прикасалась, боясь спугнуть.
— Ты любишь мороженое, как писала? — спросил Кирилл.
— Люблю. Особенно шоколадное.
— И я!
Они улыбнулись друг другу — одинаковой, смущенной улыбкой. Сергей почувствовал, как часть тяжести, которую носил годами, начала исчезать.
Возможно, раны затянутся. Не сразу. Не полностью. Но это начало пути.
Жизнь никогда не будет прежней. Но, может быть, станет полнее.
НАШ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ