Анна Степановна проснулась от грохота сверху. Часы показывали 5:45 утра. Она вздохнула и накрыла голову подушкой. Не помогло. Сосед сверху, похоже, решил начать ремонт с первыми петухами, хотя какие в городе петухи… Анна Степановна встала, нашарила тапочки и поплелась на кухню. Чайник зашипел, обещая горячую воду и минуты покоя.
В маленькой кухне хрущевки было тесно даже одной пожилой женщине. Анна Степановна поставила на стол чашку с заваренным чаем и бутерброд с сыром. Включенный телевизор показывал утреннюю передачу, где молодая ведущая с неестественной улыбкой рассказывала о том, как правильно питаться, чтобы дожить до ста лет.
— Да уж, до ста, — пробормотала Анна Степановна. — В этой квартире и до семидесяти не дотянешь.
Два месяца назад в квартиру сверху въехал новый сосед — Геннадий Маркович, пенсионер-вдовец, бывший инженер. Сначала Анна Степановна обрадовалась — наконец-то не будет шумной молодежи с вечеринками до утра. Но радость оказалась преждевременной. Геннадий Маркович решил обновить квартиру и развернул полноценный ремонт, начиная с шести утра и заканчивая иногда в десять вечера.
Очередной грохот сверху заставил Анну Степановну вздрогнуть. Чай выплеснулся на скатерть.
— Да чтоб тебя! — выругалась она и пошла к шкафу за тряпкой.
***
В десять утра Анна Степановна поднялась на этаж выше и позвонила в дверь. Геннадий Маркович открыл сразу, словно ждал ее. На нем был рабочий комбинезон, перепачканный краской и штукатуркой.
— А, соседка! — воскликнул он. — Заходите, заходите!
— Не надо мне заходить, — отрезала Анна Степановна. — Вы зачем в шесть утра ремонт начинаете? Людям спать не даете!
Геннадий Маркович смутился.
— Так ведь я рано просыпаюсь. Всю жизнь в шесть на завод ходил. Привычка.
— А о соседях подумать? У нас тут не завод, а жилой дом.
— Извините, — Геннадий Маркович развел руками. — Я не подумал. Завтра начну позже.
Анна Степановна хмыкнула и направилась к лестнице. Она не слишком верила обещаниям соседа.
В подъезде столкнулась с Ниной из квартиры напротив.
— Опять к этому ходила? — спросила Нина, кивая наверх. — Толку-то. Я уже участкового вызывала, бесполезно. Говорит, что днем ремонт делать не запрещено.
— Так ведь не днем, а в шесть утра, — возразила Анна Степановна.
— А ты запиши время на диктофон и снова вызови. Пусть составят протокол.
***
В среду случилось непоправимое. Анна Степановна как раз смотрела сериал, когда сверху раздался странный звук, а потом потолок в ванной вздулся и прорвался. Грязная вода хлынула каскадом.
Она бросилась к телефону, набрала номер аварийной службы, потом побежала наверх. Геннадий Маркович открыл дверь с виноватым видом.
— Что вы наделали?! — закричала Анна Степановна. — У меня ванная затоплена!
— Трубу прорвало, — развел руками сосед. — Хотел сам починить, но не успел перекрыть стояк. Сейчас сантехник приедет.
— Сантехник! Да у меня там все плавает! Потолок обвалился!
— Я возмещу ущерб, — попытался успокоить ее Геннадий Маркович. — Не волнуйтесь так, Анна Степановна, давление.
— Да какое давление! — она схватилась за сердце. — Вы мне всю жизнь испортили с вашим ремонтом!
Через два часа, когда вода была перекрыта, а последствия аварии зафиксированы комиссией из ЖЭКа, Анна Степановна сидела на кухне и плакала. Квартира, которую они с мужем получили еще в семидесятые, единственное, что у нее осталось после его смерти, теперь выглядела как после бомбежки.
***
Через неделю Геннадий Маркович позвонил в дверь Анны Степановны. Она открыла неохотно.
— Вот, — он протянул конверт. — Здесь деньги на ремонт.
— Не нужны мне ваши деньги, — отрезала Анна Степановна. — Вы мне нервы вернуть можете?
— Не могу, — честно признался сосед. — Но могу помочь с ремонтом. Я, знаете ли, раньше работал...
— Знаю, инженером. Только после вашей помощи у меня крыша поедет, а не только потолок.
Геннадий Маркович вздохнул.
— Анна Степановна, я же не нарочно. Давайте жить мирно.
— Вот и живите. Только не над моей головой.
Она закрыла дверь, не взяв конверт. Почему-то стало еще паршивее.
***
Ремонт в квартире Анны Степановны делала бригада, нанятая ее дочерью. Сама дочь приехала из другого города на два дня, чтобы организовать работы, и снова укатила — у нее был бизнес, требующий постоянного присутствия.
— Мама, я не могу сидеть тут неделями, — оправдывалась она. — Ребята все сделают, а ты проследишь.
Анна Степановна не спорила. Она понимала, что у дочери своя жизнь.
Ремонт продвигался медленно. Рабочие, трое молодых парней из Средней Азии, говорили по-русски с акцентом и часто не понимали, чего от них хочет Анна Степановна. А потом и вовсе пропали на два дня.
Она сидела на кухне, обложившись газетами, чтобы не запачкать пол, и пила чай, когда в дверь снова позвонили. На пороге стоял Геннадий Маркович.
— Я смотрю, ваши работники пропали, — сказал он. — Может, помочь?
— С чего вы взяли?
— Да я их видел третьего дня. Выходили с инструментами и говорили, что у них срочная работа в другом месте.
Анна Степановна почувствовала, как внутри все сжимается от злости.
— Сначала вы мне квартиру заливаете, а теперь лезете с советами? — процедила она сквозь зубы.
— Да не с советами. С помощью.
— Не нужна мне ваша помощь. Через вас все беды.
Геннадий Маркович пожал плечами и ушел.
Рабочие вернулись через три дня. К тому времени у Анны Степановны уже случился приступ гипертонии, и соседка Нина вызывала ей скорую.
***
— Мама, ты должна продать квартиру и переехать ко мне, — сказала дочь по телефону. — После этого потопа и ремонта тебе нельзя там оставаться. У тебя давление скачет.
— Никуда я не перееду, — отрезала Анна Степановна. — Здесь вся моя жизнь прошла.
— Какая жизнь? В этой хрущевке без лифта? С соседом-террористом наверху? Продавай, и дело с концом. Вырученных денег хватит, чтобы купить однушку в нашем городе, рядом со мной.
Анна Степановна молчала. Она не могла объяснить дочери, что значила для нее эта квартира. Здесь они с мужем прожили сорок лет. Здесь родилась ее дочь. Здесь каждый сантиметр был пропитан воспоминаниями.
— Я подумаю, — наконец сказала она и положила трубку.
***
Вечером Анна Степановна поднялась наверх и позвонила в дверь Геннадия Марковича. Тот открыл не сразу.
— Анна Степановна? — удивился он. — Что-то случилось?
— Вы закончили свой ремонт?
— Практически. Осталась только кухня.
— Я хочу посмотреть, что вы там наделали.
Геннадий Маркович посторонился, пропуская соседку в квартиру. Анна Степановна медленно прошлась по комнатам. Ремонт был сделан аккуратно, даже со вкусом. Новые обои, свежевыкрашенные потолки, ламинат на полу.
— Недурно, — признала она. — Сами делали?
— Сам, — кивнул Геннадий Маркович. — Я после выхода на пенсию подрабатывал в ремонтной бригаде. Насмотрелся, как надо и как не надо. Сейчас вот для себя постарался.
Анна Степановна хмыкнула.
— И для меня тоже, как я погляжу. Правда, с обратным знаком.
Геннадий Маркович виновато развел руками.
— Я не хотел. Ремонт в ванной сделали бракоделы, на скорую руку. Я просто не успел все проверить, прежде чем начать эксплуатировать.
Они замолчали. В квартире пахло свежей краской и почему-то яблоками.
— Чаю хотите? — предложил Геннадий Маркович. — У меня как раз пирог есть, яблочный. Сам пеку.
Анна Степановна хотела отказаться, но вдруг почувствовала, что устала. Устала враждовать, устала злиться, устала быть одна в своей затопленной квартире.
— Давайте, — согласилась она. — Только ненадолго.
***
Геннадий Маркович переехал в этот дом после смерти жены. Продал большую квартиру в центре и купил эту, маленькую, в старом районе.
— Зачем? — спросила Анна Степановна, прихлебывая чай из большой кружки.
— Большая квартира, она как большая лодка — одному тяжело управляться, — ответил он. — Да и воспоминания... Маша там болела долго. Каждый угол напоминал.
Анна Степановна кивнула. Она понимала.
— А дети?
— Сын в Канаде. Дочь в Питере. Приезжают редко. У всех своя жизнь.
— Моя тоже зовет к себе переехать. Говорит, продавай квартиру и перебирайся.
— И что вы?
Анна Степановна пожала плечами.
— Не знаю. С одной стороны, тянет к дочери, к внуку. С другой — здесь все родное. Не хочу я в чужом городе доживать.
— Понимаю, — кивнул Геннадий Маркович. — Я тоже думал к детям перебраться. Но решил, что уже поздно новую жизнь начинать. Да и не нужен я им там особо. Гостить — хорошо, а жить — обуза.
Он налил еще чаю.
— Кстати, я хотел предложить. Может, я вам с ремонтом помогу? В качестве компенсации за потоп. А то эти ваши ребята, я видел, как они работают. Халтурщики.
Анна Степановна хотела по привычке отказаться, но вдруг поняла, что ей не хочется.
— Ну, если только посмотрите, что они там наворотили, — наконец сказала она. — А то я в ремонтах не разбираюсь.
***
Геннадий Маркович пришел на следующий день, осмотрел работу бригады и покачал головой.
— Плохо делают. Стены неровные, углы кривые. А в ванной вообще беда — гидроизоляцию неправильно положили. Через полгода снова потечет.
— И что теперь? — упавшим голосом спросила Анна Степановна.
— Придется переделывать.
— У меня нет на это денег. И сил тоже нет.
Геннадий Маркович задумался.
— Знаете что, давайте я сам. Бесплатно. В конце концов, это из-за меня вся каша заварилась.
— Нет уж, бесплатно не надо, — возразила Анна Степановна. — Я заплачу, сколько смогу.
— Договорились, — кивнул Геннадий Маркович. — Начнем с завтрашнего дня. Только не в шесть утра, не волнуйтесь.
***
Ремонт длился три недели. Геннадий Маркович приходил каждый день, работал методично и аккуратно. Анна Степановна сначала настороженно наблюдала за ним, потом стала помогать — подавала инструменты, готовила обед.
— Вы бы уехали к дочери на время ремонта, — предложил однажды Геннадий Маркович. — Пыль, грязь, шум.
— А кто за вами присмотрит? — возразила Анна Степановна. — Вдруг опять что-нибудь затопите.
Он рассмеялся, и она вдруг поймала себя на том, что улыбается в ответ.
Когда ремонт был закончен, квартира преобразилась. Свежие обои, ровные потолки, починенная сантехника. Анна Степановна ходила по комнатам, не веря своим глазам.
— Спасибо вам, — сказала она, протягивая конверт с деньгами. — Здесь не все, но сколько смогла...
Геннадий Маркович отстранил ее руку.
— Не нужно. Считайте это компенсацией за моральный ущерб.
— Но вы столько работали!
— Мне не сложно. И потом, так интереснее, чем одному в четырех стенах сидеть.
Она кивнула, понимая.
***
В конце августа Анне Степановне позвонила дочь.
— Мама, я нашла покупателя на твою квартиру! — радостно сообщила она. — Приличные люди, молодая семья. Дают хорошую цену. Я уже подобрала для тебя однушку недалеко от нас. Уютная, светлая.
Анна Степановна молчала.
— Мама? Ты слышишь? Это же отличная новость!
— Я не буду продавать квартиру, — наконец сказала Анна Степановна.
— Что? Почему? Мы же договорились!
— Нет, Лена. Ты договорилась. А я только обещала подумать.
В трубке повисло тяжелое молчание.
— Это из-за него, да? — наконец спросила дочь. — Из-за этого соседа сверху? Нина мне все рассказала. Что он к тебе захаживает, что ремонт тебе сделал. Мама, очнись! Он просто охотится за твоей квартирой!
— Глупости, — отрезала Анна Степановна. — Геннадий Маркович порядочный человек. Он мне помог, когда никого рядом не было. Даже тебя. Оставила меня с этими… специалистами из Средней Азии…а они сбежали. И делали что-попало.
— Не начинай! — голос дочери сорвался. — Ты знаешь, что у меня бизнес, что я не могу все бросить и приехать! К тому же, если бы не твой хороший сосед, не нужны бы были и специалисты…
— Знаю, все знаю. И не прошу помощи. Просто оставь меня в покое. Я буду жить так, как считаю нужным.
***
Воскресным утром Анна Степановна собиралась на рынок, когда в дверь позвонили. На пороге стоял бледный Геннадий Маркович.
— Анна Степановна, мне нужно уехать, — сказал он. — Дочка из Питера звонила. У внучки проблемы со здоровьем, серьезные. Они просят, чтобы я приехал.
— Конечно, поезжайте, — кивнула Анна Степановна. — Семья важнее всего.
— Я не знаю, когда вернусь. Может быть, нескоро. Вот ключи от моей квартиры, — он протянул связку. — Присмотрите за ней, пожалуйста.
Анна Степановна взяла ключи.
— Я не прощаюсь, — сказал Геннадий Маркович и неловко обнял ее.
Она кивнула, не найдя слов.
***
Прошла неделя, другая. Геннадий Маркович не звонил. Анна Степановна поднималась к нему в квартиру, проверяла, все ли в порядке, поливала цветы на подоконнике.
В конце сентября позвонила соседка Нина.
— Слышала новость? Твой Геннадий в больницу попал. В Питере. Инсульт у него.
Анна Степановна опустилась на стул, чувствуя, как немеют пальцы.
— Откуда знаешь?
— Дворничиха сказала. Ей его дочь звонила, спрашивала, нет ли тут каких-то его вещей, документов. Говорит, вряд ли он вернется. Если выживет, то к ним переедет. У него половина тела парализована.
***
Анна Степановна сидела на кухне и смотрела в окно. По стеклу барабанил октябрьский дождь. На столе лежало письмо от дочери — та снова предлагала продать квартиру и переехать к ней. Рядом — ключи от квартиры Геннадия Марковича, которые она так и не отдала его дочери, приезжавшей за вещами.
В квартире было тихо. Никто не стучал, не сверлил, не двигал мебель. Тридцать два квадратных метра тишины и одиночества.
Анна Степановна встала, подошла к окну. Во дворе, под дождем, стояла скамейка, на которой они иногда сидели с Геннадием Марковичем, когда тот делал перерыв в работе. Говорили обо всем — о книгах, о детях, о прошлой жизни.
Она провела рукой по стеклу, стирая запотевший круг. Из динамика старенького приемника доносился голос диктора, рассказывающего о новостях в стране. Анна Степановна выключила его и села обратно за стол.
Тридцать два квадрата. Вся ее жизнь. Все, что у нее осталось.
За окном продолжал идти дождь.
---
Автор: Татьяна Томилова
Обида
Первой мыслью было: подскочить к ним и, расставив по-бабьи руки в боки, заверещать, заорать:
- Ах, ты, шалава! Ах ты, кобель престарелый!
И вцепиться в ухоженную прическу этой твари, разодрать ногтями ее подкрашенную харю проститутскую, разорвать, располосовать на лоскуты этот модный легкий сарафан! Разбить нос кобелю, муженьку разлюбезному, скотобазе проклятой! Рвать, крушить, метать, уничтожить, стереть с лица земли влюбленных голубков. И, поправ ногой побежденных, смахнуть со лба челку устало и уйти в никуда.
Красиво, ничего не скажешь. Но поступить так не хватало духа. А попросту – мешало воспитание. Ну не могла Женя вести себя как базарная хамка на развале. Может быть, хамке стало бы легче. Но не Жене, это уж точно.
Она притаилась за деревом, распустившим могучие ветви и надежно укрывшем ее от влюбленных, сидевших за легким, почти кружевным столиком уличного кафе. Но Жене казалось, что, стой этот столик в голой пустыне – те двое все равно бы ничего вокруг не увидели. Они смотрели друг на друга, остальной мир для них просто не существовал.
Сережа, муж Жени, не сводил глаз с молодой женщины. Они держали друг друга за руки и разговаривали. Разлучница откидывала изящную головку и много смеялась. Профиль ее нельзя было назвать классическим: нос длинноват, чуть оттопыренная нижняя губа. Но в этой неправильности было столько прелести, что словами сложно передать. Волосы густые, с медным отливом. Видно было, что их владелица немало уделяет им внимания: дорогущие шампуни, качественные щетки, хорошие мастера в салоне. Легкий загар, высокая грудь, и бретелька сарафана, небрежно упавшая с гладкого плечика. Ничего необычного, но облик прелестный. За такими, как эта женщина, всегда идет тонкий шлейф духов, нежный, с нотками жасмина и зеленого чая. Сколько ей лет? Тридцать? Сорок? Непонятно. Они хороши и в тридцать, и в сорок, и в пятьдесят.
Сергей... Глаза его светились любовью. На Женю он так смотрел лет двадцать назад. И то – не так. На Женю, тогда хорошенькую блондиночку с густой челкой, малюсенькую, в голубеньких джинсах и куцей курточке, Сергей смотрел с умилением, как смотрят на очень симпатичных зверушек или миленьких карапузов. А на эту женщину он пожирал глазами, взирал с восхищением, как на королеву! Было за что! Прямая спина, гордая посадка головы, взгляд из-под опущенных ресниц – сверху вниз – так ведут себя только особы королевской крови. И поэтому глаза мужа по-мальчишески светились! Красивая пара!
И что? Женя, растрепанная, потная, уставшая тетка с пакетами из «Пятерочки» в руках должна была выскочить из-за своей засады и устроить базарную разборку? Позор! Лишний повод посмеяться над ней, пожать плечами, сдувая потрепанные перышки своей голубки, говоря при этом:
- Да-да, вот такая клуша, моя жена! Представляешь, сколько лет я мучаюсь с этой дурищей?
ДОЧИТАТЬ >>