Из Астаны до Москвы я вылетал самолетом. Кресло рядом со мной для будущего соседа было пусто. Стюардесса уже окидывала профессиональным взглядом салон, когда потный, немного грузный мужчина ворвался в самолет и упал рядом со мной, тяжело дыша.
– Уважаемые пассажиры, спасибо, что вы выбрали нас. Мы приветствуем вас на борту лайнера. Просим пристегнуть привязные ремни. Благодарю за внимание.
– Не люблю я пристегиваться, – это мой сосед. Как я понял, слова были адресованы мне. – Застегнутый ремень – как обручальное кольцо на пальце. Ограничение свободы. Вы так не считаете?
Сосед был мужчиной средних лет, в костюме. Волосы ухожены. Взгляд – тяжелый и цепкий. Он производил впечатление знающего себе цену человека. От него исходила сила и внутренняя энергия.
Я решил поддержать разговор.
– Вы знаете, я как-то не задумывался. Мне кажется, это правило стандартно для всех аэрокомпаний.
– Простите. Я Вам не мешаю?
– Ничуть.
Через несколько секунд я уже пожалел, что начал этот путевой диалог. Мой спутник тут же поинтересовался, как мои имя, отчество, кто я по профессии, семейное положение. Я представился, упустив свою профессию. Он скривился, фыркнул и назидательно, как учитель, сообщил: «Те, кто скрывают данные о себе, не заслуживают уважения». Он, например, никогда о себе ничего не скрывает.
– Вы из Астаны? – продолжал он.
– Нет. Я москвич.
Он повеселел, и наш разговор потек в новом русле.
– Отлично! Значит, вы сможете мне рассказать про столицу вашей страны. В Москве я никогда не был. Там есть театры?
– Конечно! Русский балет, опера – мировое достояние культуры.
– Отлично! А тюрьмы есть?
–И тюрьмы. Они – необходимый атрибут. В последнее время в них идут изменения, которые диктуются заботой о заключенных.
– Я рад. Значит, Россия приближается к стандартам высокоразвитых государств. Можно еще вопрос?
– Мне кажется, что я уже достаточно ответил на ваши вопросы.
– Да. Вы назвали свое имя, отчество. А вот профессию скрыли. Я думаю, по профессии вы – государственный человек. Полисмен или военнослужащий.
Слово «полисмен» прозвучало как «полисмэн» – через «э».
– Вы, – продолжил мой собеседник, – человек, который обдумывает каждое слово. Вы – реалист.
– Вы что, ясновидец?
– Нет. Просто я вижу больше, чем мои современники.
– Ну, и что вы видите?
– Вашу готовность к оказанию помощи себе подобному. И вот поэтому я хочу попросить у вас помощи.
– Если вам нужны деньги, то не по адресу. А во всем остальном. Чем смогу…
Сосед рассмеялся и по-панибратски хлопнул меня по плечу. И тут меня осенила мысль.
– Вы американец?
– Ну, в общем, да. Хотя корни у меня русские. Я вырос в семье эмигрантов из Одессы. Деньги я просить не буду. Если можете, дайте мне несколько адресов тюрем в Москве.
– Хотите посетить? Или, простите, посидеть?
– А вы колючий. Нет, у меня другие намерения. – Он достал планшетник, и под мою диктовку записал адреса Бутырки, Лефортово и Матросской тишины.
– Спасибо! Вижу, вы находитесь в состоянии неудовлетворенного любопытства. Тогда слушайте. У вас, русских, есть великий театральный режиссёр, актёр и педагог. Это Константин Сергеевич Станиславский. Так вот, основное положение его школы в том, что актер, который играет негодяя, должен вызывать у зрителя негодование. Актриса, играющая роль брошенной девушки, должна вызывать у зрителей участие, а иногда и слезы. Это называется реалистичность.
Я путешествую по свету, читаю лекции, доклады, обучаю. Моя держава хочет оказывать помощь государствам, которые развиваются. Она финансирует стремления к демократическому развитию, взамен требует лояльности и уважения. Так вот, я по мере своих сил стремлюсь к налаживанию таких отношений. Я проповедую идею реалистичного театра.
– А сейчас он какой?
– Не перебивайте. Вы идете в театр. Платите деньги. Смотрите Шекспира. На сцене происходит драма. По ходу развития событий герои умирают. Их убивают. Вешают. И что? После окончания представления они выходят на сцену, кланяются, получают букеты цветов.
– Так это и есть то, что вы называете реалистичностью. Рукоплещут им и бросают цветы за реальность представления.
– Нет! Это не реальность. Зритель должен видеть не игру, а реальность происходящего. Если хотите, увидеть настоящую кровь.
– Вы хотите убивать актеров? Кто вам позволит, и где вы найдете таких актеров?
– Вы невыдержаны. У нас и у вас камеры переполнены узниками приговорённых к смерти или к пожизненному заключению. Одни из них ждут электрического стула, газовой камеры. Другие должны прожить жизнь в камере. Давайте дадим им роли, которые по сюжету должны окончиться смертью.
Что это даст? Во-первых, восторжествует справедливость по отношению к преступникам, допустившим злодеяние перед человечеством. Во-вторых, зритель увидит реальность происходящего. Это и будет театр реальности.
При тюрьмах необходимо открыть школы актерского мастерства. В этих школах по программам театральных постановок будут готовиться реальные актеры для смерти. При таких школах могут быть группы, по подготовке актеров для фильмов. Представьте себе, актер готовится к определённому образу год, два. Это и есть вершина актерского мастерства. Он знает, что готовится к смерти. Его действия реальны и правдоподобны.
Суды, вынося приговоры, указывают, в какую школу актерского мастерства, отправляется преступник.
Я считаю это гуманным актом. Человечество наказывает преступников через эстетическое и реалистическое восприятие мира. Сам факт смерти по ходу действия будет оказывать воспитательное воздействие на обывателей. Они после просмотра постановки будут задумываться о необходимости правильного образа жизни. Необходимо пропагандировать идею школ актерского мастерства.
– А если мы подготовим артистов больше потребности?
– Нет проблем. Забирайте их и оправляйте в зоны боевых действий. Все равно они должны будут умереть, но умрут они, в этом случае, как герои и защитники своего отечества.
Я хотел возразить. Но тут послышался щелчок, и…
– Уважаемые пассажиры. Наш самолет начал снижение в аэропорт Шереметьево. Просьба пристегнуть ремни.
Стюардесса прекратила наш разговор.
Самолет приземлился, и мой спутник поспешил покинуть самолёт. Наверное, поспешил в тюрьму для предложения передового опыта работы с заключенными.
И тут я сообразил! Он не назвал своего имени, гражданства. Так, человек мира. Очень жаль, что к адресам тюрем я не добавил адреса стационаров для психбольных.
Tags: ПрозаProject: MolokoAuthor: Матвийчук Анатолий