Анна Сергеевна стояла у плиты и методично мешала плов. Казан пыхтел как старый троллейбус в горку. Запах тмина и лука расползался по квартире, как дешевый парфюм на выпускном. Из комнаты доносился глухой звук телевизора — Алексей, как всегда, завалился на диван и смотрел какое-то унылое ток-шоу, где два пенсионера с пеной у рта выясняли, кто больше патриот.
Анна бросила взгляд на часы. Полвосьмого. И снова он здесь, снова ест её еду, занимает её кресло, дышит её воздухом, как будто развод был чем-то вроде устного предупреждения: "Ай-ай, так больше не делай."
— Ужин почти готов, — сдержанно сказала Анна, вытирая руки о фартук.
— Ага, — лениво протянул Алексей, не отрываясь от экрана. — Пахнет вкусно. Как раньше.
Как раньше.
Эти два слова вонзились в неё, как вилкой в мягкое масло. Как раньше, когда она была "женой Алексея", а не женщиной с синяками на душе от его вечных измен, упрёков и вечной требовательности.
Тогда она молчала. Теперь... теперь она всё ещё молчала. Только внутри у неё бурлила настоящая революция. Плов революции, так сказать.
Сергей, их двадцатилетний сын, прошёл мимо кухни, буркнул "Привет" и скрылся в своей комнате. Сына всё это откровенно задолбало, и Анна это знала.
— Ты чего такая кислая? — усмехнулся Алексей, ковыряя зубочисткой зубы. — Чё за морда, будто я тебе микроволновку украл?
— Всё нормально, — сквозь зубы сказала она. — Просто устала.
Алексей зевнул, похрустел суставами и снова утонул в диване. Анна заметила, что он опять в своих драных домашних штанах, которых она терпеть не могла ещё лет десять назад. Тогда они казались ей милыми. Сейчас — символом тупика.
Когда ужин был на столе, Анна подала Алексею тарелку. Он даже спасибо не сказал, как будто она здесь кухарка по вызову. Она села напротив, ковыряя вилкой рис.
— Ты, кстати, не думала поставить новый диван? Этот уже в лепёху вмялся, — между делом бросил Алексей, наматывая на вилку мясо и рис.
Анна внутренне сжалась.
— Я думала... но пока не до того.
— Ну, конечно. Кто ж кроме меня этим займётся? — ухмыльнулся он. — Как всегда.
Она подняла глаза. Холодные. Ровные. И впервые за долгое время спросила:
— Алексей, а что ты тут вообще делаешь?
Он оторопел на секунду, но быстро взял себя в руки:
— Я? Ужин ем. Дом родной навещаю. Сына вижу.
— Дом родной? — медленно повторила Анна. — Мы развелись три года назад.
Он пожал плечами:
— Ну и что? Развод — это бумажка. А семья — она в сердце. И в прописке.
Анна усмехнулась. Саркастично. Даже как-то горько.
— Прописка твоя аннулирована вместе с разводом, если что.
Алексей фыркнул.
— Да ладно тебе, Ань. Без меня тут всё рухнет. Дом — это я. Ты ж без меня даже лампочку не поменяешь.
Анна покраснела от злости. Да я тебе этой лампочкой прямо в лоб бы поменяла, — подумала она.
И тут, как гвоздь в крышку их убитых отношений, в кухню влетел её телефон. Не буквально, конечно, просто зазвонил, а она схватила его быстрее, чем успела сообразить. Незнакомый номер.
Накаркали. Новый виток ада?
Она взяла трубку.
— Анна Сергеевна? Это МФЦ, вы запрашивали выписку из реестра. Документы готовы. Квартира полностью оформлена на ваше имя. Приезжайте забрать.
У неё в руках похолодел телефон.
Полностью на её имя?
То есть Алексей... здесь вообще никто?
Утром Анна Сергеевна надела своё самое строгое пальто, зачесала волосы в тугой хвост, как будто собиралась штурмовать банковский сейф, и поехала в МФЦ. В голове вертелась одна мысль: Или я выживу, или он.
Пока она ехала, её вез таксист с лицом "я видел слишком много". Всё его существо говорило: Я знаю, куда ты едешь, сестричка, я тебе даже мысленно респектую.
Документы она забрала быстро. Выписка была чёткой и беспощадной, как приговор:
Собственник: Анна Сергеевна Соколова.
Тип права: единоличное владение.
Основание: дарственная от родителей.
Анна стояла на улице, держа в руках бумажку как священную реликвию. Лёгкий ветерок играл краем документа. Хотелось заорать прямо на весь район:
"Свободаааа!"
Но она просто глубоко вдохнула, запихнула бумагу в сумку и поехала домой.
Домой. В свой дом. Без "доброго гостя" на диване.
Когда она зашла в квартиру, Алексей уже там был. Развалился с кофе и булкой, как старый кот, которого подкармливают из жалости.
— Ну чё, принесла свои бумажки? — лениво бросил он.
Анна положила выписку на стол.
Алексей поднял её, бегло просмотрел. Лицо у него стало похоже на вчерашний оливье после корпоративной пьянки.
— И что ты этим хочешь сказать? — резко спросил он.
— То, что ты здесь больше не живёшь, — спокойно, но с металлическими нотками ответила она.
— Ой, да ну! — засмеялся он, но смех вышел каким-то нервным. — Ты думаешь, вот так вот — раз, и всё?
Анна смотрела на него, как хирург на аппендикс, который пора удалить.
— Да. Раз. И всё.
Алексей вскочил, треснул кружкой по столу:
— Да кто ты без меня вообще?! Тряпка! Домохозяйка! Никчемная баба!
Анна даже не дрогнула.
— И всё же, тряпка сейчас тебя выгонит. Парадокс, да?
Алексей подходил к ней всё ближе, нависал, дышал перегаром и обидой:
— Думаешь, сможешь жить одна, да? Без мужика под боком? Старая дева на старости лет!
Анна подняла руку. Спокойно, чётко.
— Ты уйдёшь сам. Или я вызову полицию.
В эту секунду дверь в коридоре приоткрылась. Сергей стоял там, сжав кулаки.
— Мама права, — хрипло сказал он. — Папа, уходи.
Тишина стояла такая, что слышно было, как холодильник чихает.
Алексей выругался под нос, хлопнул дверью так, что дрожали стены, и исчез.
Анна Сергеевна впервые за долгое время присела в своём кресле и улыбнулась. Настоящей, тёплой улыбкой.
Вот оно. Свобода.
Но эйфория длилась недолго. Она понимала: просто выкинуть Алексея за дверь — это полдела. Теперь надо жить по-новому.
И тут, как по заказу, телефон снова зазвонил.
На экране высветилось его имя.
Алексей.
Ну конечно. Просто так он не сдастся.
На следующий день после «победы» Анна Сергеевна впервые за долгое время почувствовала, что дышит полной грудью. Она даже хотела заварить себе кофе в новом сервизе (тот самый, что припрятывала от Алексея), но решила не спешить. Маленькие победы надо прожевывать медленно, как вкусный стейк, а не глотать на бегу.
Утро было чудесным. До тех пор, пока она не вышла в подъезд.
На её двери красовалась надпись маркером:
"ШЛЮХА ПРОДАЛА СЕМЬЮ ЗА КВАРТИРУ!"
Анна замерла. Как будто ей в лицо плеснули не водой, а ведром помоев.
Пару секунд она стояла, молча разглядывая это безобразие. Потом спокойно пошла за тряпкой и спиртом.
Пока она оттирала эту гадость, из соседней квартиры выглянула Любовь Павловна — активистка, пенсионерка, профессиональная сплетница, любительница трёх вещей: сериалов, оладий и чужих бед.
— Ой, Анна Сергеевна! Это что же такое-то? Кто ж это на вас так? — захлопотала она, а глаза светились живым интересом, как у кота перед миской со шпротами.
Анна улыбнулась через силу:
— Похоже, бывший муж не пережил расставание. Тяжело ему, знаете ли.
Любовь Павловна понимающе кивнула. Легендарная соседская телепочта уже наверняка отправила новость дальше по подъезду.
Поздравляю, Аня, теперь ты не только свободная женщина, но и звезда местного ТВ-канала «Бабки News».
Вечером того же дня она заметила ещё один «сюрприз»: у её почтового ящика лежали скомканные грязные газеты с намалёванными словами "продалась" и "позор".
Анна не кричала. Не рыдала. Она просто кинула мусор в контейнер и поднялась домой.
В голове вертелась одна мысль: Слабый всегда орёт громче всех.
На третий день в подъезде на лестничной клетке появился сам Алексей. Он стоял с плакатом, на котором большими буквами было написано:
"ПРАВДА О ПРЕДАТЕЛЬНИЦЕ!"
Анна спустилась и встала перед ним, сложив руки на груди.
— Что ты устроил, Алексей? — устало спросила она. — Цирк без животных?
— Я имею право на справедливость! — орал он так, что у прохожих на улице заложило уши. — Меня выкинули на улицу, как собаку!
Анна подняла бровь:
— Как собаку? Ну, если только очень наглую и жирную.
Кто-то из соседей хихикнул.
Алексей осёкся на секунду, потом начал размахивать руками, угрожать судом, общественным мнением и личной драмой вселенского масштаба.
Сергей, который пришёл на шум, встал рядом с матерью.
— Папа, ты сам всё просрал. И квартиру, и семью. Смирись. Или поедешь в полицию за хулиганство.
Алексей покраснел, как переспелый помидор, сорвал свой плакат и сбежал.
Первый раунд за Анной.
Но война только начиналась.
В следующие недели Алексей превратился в местную достопримечательность.
Он:
- Оставлял записки под дверью («ТЫ МЕНЯ ЕЩЁ ПОПОМНИШЬ!» — с ошибками, зато от души).
- Заказывал на адрес Анны такси и доставку еды, которых она, конечно, не ждала.
- Распускал слухи среди соседей: что она встречается с начальником ЖЭКа (бедный Валерий Степанович не понимал, откуда к нему внезапно столько ненависти).
Анна держалась. Иногда хотелось взять скалку и как в старомодных мультфильмах грохнуть кого-то по башке. Но она выбрала другой путь. Легальный.
Она собрала папку с доказательствами — фото надписей на дверях, распечатки фейковых заказов такси, заявления соседей, которые были свидетелями сцен.
И пошла в полицию.
— Преследование, угрозы, клевета, — уверенно перечислила она молодому участковому.
Тот зевнул, почесал нос, но документы взял. Анна уходила с участка с лёгкой улыбкой. Она шла медленно, гордо, как королева после триумфальной речи.
А теперь, дружочек, сыграем в суд.
Через месяц состоялось заседание.
Алексей пришёл весь из себя — костюм помятый, галстук набекрень, лицо перекошено злостью.
Судья был сух, как сухарь, и не велся на театральщину.
В приговоре всё было просто:
Запрет приближаться к Анне на 100 метров.
Обязательство выплатить компенсацию за моральный ущерб.
Штраф за хулиганство.
Алексей молча слушал, как рушатся его остатки величия.
Анна смотрела на него ровно, спокойно. Как на незваного гостя, которого вежливо выставили за дверь.
Когда заседание закончилось, он попытался догнать её в коридоре суда.
— Анна, ну ты чё? Мы же столько лет вместе были! — сипло выкрикнул он, хватая её за рукав.
Она медленно повернулась.
— Алексей, знаешь, что самое страшное? Я ведь тебя когда-то любила. — Она высвободила руку. — А теперь я смотрю на тебя... и вижу пустоту.
Он остался стоять в коридоре, сникший, побитый, жалкий.
Анна вышла на улицу. Солнце било в глаза. Машины гудели. Люди куда-то спешили.
И она вдруг поняла:
Свобода — это не когда ты сбежал.
Свобода — это когда тебе больше нечего бояться.
Она улыбнулась. Настоящее. Широко. До самых глаз.
И пошла дальше.
Навстречу новой жизни.
Конец.