– Я теперь тоже твоим покупателем устрою весёлую жизнь, пусть только появятся! Я здесь прописана и долю свою продавать не буду. Так им и скажу. Если хотят, пусть заселяются. Посмотрю, насколько их хватит. Пить начну! Мужиков к себе водить, гулять направо и налево...
Глава 1
Глава 11
– Иди, дочка, подожди меня в коридоре, пока мы тут кое-что обсудим с этими товарищами, – Алексей мягко подтолкнул Любашу к двери, а когда она вышла, выглянул вслед за ней в коридор и позвал кого-то: – Георгий Васильевич, уделите нам минутку вашего внимания.
Люба проводила удивлённым взглядом незнакомого ей маленького толстячка в очках с роговой оправой и с папкой в руках. А когда за ним закрылась дверь, припала к ней, пытаясь услышать то, что там будет происходить.
– Позвольте представить вам, – сказал Алексей, – Стародубцева Георгия Васильевича, юриста, который будет представлять на этом заседании наши с Любой интересы.
– Уважаемая комиссия, – заговорил Георгий Васильевич, но его голос был настолько тихим, что Люба, сколько бы не прислушивалась, могла разобрать только какие-то отдельные фрагменты непонятных ей фраз.
Девочка потёрла пылающий лоб и отошла к окну, где решила дожидаться Алексея. Её ещё била нервная дрожь и она никак не могла успокоиться. Всего пять минут назад она стояла перед равнодушными, злыми людьми и озиралась по сторонам, словно испуганный дикий волчонок, загнанный в угол. Ей так хотелось найти в их лицах хоть какую-то капельку сочувствия, однако все они были похожи на бесстрастные театральные маски.
Стоя перед ними как на эшафоте, Люба с трудом сдерживала рвущийся наружу крик. Эти люди, прикрываясь благим делом, были готовы принять страшное решение, они собирались разлучить их с бабушкой, хотели сделать им обеим плохо и больно.
А потом каждый человек из этой комиссии вернулся бы к себе домой, к своим семьям и напрочь забыл бы о только что загубленных им судьбах.
Люба глубоко вздохнула. Она не могла понять, откуда здесь взялся Алексей, но бросилась к нему, как утопающий бросается к соломинке. Она назвала его отцом, хотя прекрасно знала, что он никогда им не был. Они всегда были чужие друг другу, но теперь, когда он так вовремя пришёл к ней на помощь, Любаша была готова простить его за всё.
Заседание комиссии продолжалось ещё около двадцати минут, а потом распахнулась дверь, и в коридор выскочил разгневанный Гусев. Даже не взглянув на Любу, он торопливо пошёл прочь, проклиная Алексея и его непоколебимого юриста, который, опираясь на закон, быстро и легко разрушил все доводы комиссии.
Увидев улыбающегося Алексея, Люба по его лицу поняла, что всё будет хорошо и с явным облегчением шагнула к нему навстречу:
– Меня не отдадут в интернет, а бабушку - в Дом инвалидов?
– Нет, дочка, – Алексей обнял её за плечи. – Пойдём отсюда, подождём Георгия Васильевича во дворе. Он подпишет нужные бумаги и догонит нас.
– А кто он такой? – поинтересовалась Любаша.
– Двоюродный брат Регины, – пояснил Алексей. – Когда бабушка позвонила мне и рассказала о том, что случилось, я сразу же связался с Жорой, хотел проконсультироваться. А он решил поехать вместе со мной и даже сам купил билеты на самолёт. Вообще-то, мы должны были прилететь ещё вчера утром, но рейс перенесли и поэтому мы чуть не опоздали. Я очень волновался, но Жора сказал, что мы в любом случае добьёмся своего, просто после вынесения решения комиссии на это пришлось бы потратить чуть больше времени. А так всё очень хорошо получилось. Мы хоть и задержались, но всё-таки успели на заседание. Так что не волнуйся, дочка. Теперь всё будет в порядке.
– Пап, – вскинула на него глаза Любаша. – Почему ты решил помочь? Ты ведь знаешь, что я тебе не родная. И сам всегда говорил мне об этом.
Алексей поднял голову к небу и несколько минут молча смотрел, как белёсые рваные облака пытаются догнать друг друга. Алексей не подбирал слов и не думал, как лучше всё объяснить стоявшей рядом с ним девочке, пытливо дожидавшейся от него ответа. Он просто прислушивался к собственному сердцу и, когда снова посмотрел на Любу, сказал ей спокойно и мягко:
– Ты выросла, стала совсем взрослой. Но, может быть, поймёшь меня не сейчас, а когда-нибудь позже. Часто бывает, что человек живёт привычной ему жизнью и думает, что так будет всегда. Одним людям это действительно удаётся, а другим выпадает возможность переродиться. Кто-то из них становится лучше, кто-то хуже. Но прежним никто уже не остаётся. У меня тоже так произошло. Раньше, когда я жил с твоей матерью, мне казалось, что больше ничто не изменится. А потом появилась на свет ты, и наша жизнь стала другой. Глупо, но мы, я и твоя мать, винили в этом именно тебя. И только много лет спустя я понял, что мы сами всё разрушили. Правда, чтобы это понять, мне пришлось через многое пройти, падать и снова подниматься. Но есть моменты, которые я себе никогда не прощу. Я говорю о Даше, о тебе и одной женщине...
Люба почувствовала, как трудно ему говорить, и взяла его за руку:
– Можно, я буду называть тебя папой?
– Конечно, дочка, – он прижал её к себе и поцеловал в тёплую макушку.
Любе вдруг захотелось заплакать, но к ним уже подходил Георгий Васильевич, и она, судорожно вздохнув, заставила себя улыбнуться:
– Поедемте домой. Бабушка, наверное, просто с ума сходит от волнения... Она тоже хотела приехать сюда, но я попросила её остаться дома. Надо скорее обрадовать её.
***
Шура вошла в кухню и поморщилась: Андрей сидел за столом с двумя местными алкашами Стасом Чернышовым и Валеркой Жгутиковым, которых не только в Заре, но и во всех окрестных деревнях звали попросту Чернышом и Жгутиком. Когда-то они сидели за одной партой в школе, потом с разницей в пару дней вернулись из армии и принялись вместе куролесить, чуть ли не полгода отмечая свой дембель. Потом также вдвоём устроились в строительную бригаду, но продержались там всего пару лет, и с тех пор зарабатывали исключительно шабашками, нанимаясь по деревням на любую, даже самую грязную работу.
Они чистили коровники и свинарники у своих односельчан, косили траву на сено, спиливали деревья, кололи дрова, и за всё, кроме положенных денег, требовали обязательные пол-литра. Женаты Черныш и Жгутик ни разу не были, хотя поначалу находились бабёшки, желавшие прибрать их к своим рукам. Но, постепенно, таких становилось всё меньше и меньше. И даже Алёна, толстая, рябая дочка Ульяны Гаврилихи, почти два года прожившая с Валеркой в сожительстве, в конце концов, выставила его за порог.
Валерка долго жалел об этом. Его тёща была известной на всю округу самогонщицей, а потом и сама Алёна стала продавать спиртное, вместо состарившейся матери каждый вечер зажигая знаменитые «Волчьи глаза». Проживая в их доме в примаках, Валерка, по его собственному выражению, горя не знал. Он и сам всегда был выпивши, тайком наливая себе то вино, то самогон, и закадычного дружка угощал от всей души.
И ругалась с ним Алёна, и лупила тем, что в руки попадётся, всё было бесполезно. В конце концов, плюнула она и выгнала Валерку из дома, вышвырнув его вещи прямо на улицу:
– Язвить тебя-то! – выругался тогда обиженный Жгутик. – Чёртова баба! Все силы из меня выжала, а теперь гонит в шею!
Это было правдой. Алёна, всегда страдавшая известной бабьей слабостью, терпеливо сносила все пьянки Валерика и ругалась из-за этого на него больше для порядка. Но когда поняла, что он стал совсем никчёмным, жалеть и не подумала.
– Иди-иди, непуть, – махнула она на него рукой. – Ищи другую, которая тебя, дармоеда, за просто так кормить будет.
Вздыхая и качая головой, Валерик поднял с земли свои вещички, сунул их в валявшийся тут же холщовый мешок из-под сахара и поплёлся домой, на край деревни, где со своей престарелой тёткой жила его мать. Увидев на пороге непутёвого сына, женщина только горько вздохнула:
– Живи, чего уж...
А вот Стас Черныш свободе своего друга обрадовался:
– Наконец-то ты развязался со своей ведьмой... Как она, проклятая, в прошлый раз меня держаком от тяпки отходила! Три недели хребет болел...
Вот этих двух друзей, своих старых знакомых, и встретил Андрей, когда пришёл к деревенскому ларьку купить себе пивка и вяленой рыбки.
– Ба, Андрюха! Кошкин! Сколько лет, сколько зим! – обрадовались ему Черныш и Жгутик, как будто встретили собственную родню и засыпали его вопросами. – Когда приехал, дружище? Ну, как там на северах? Ничего себе не отморозил? Ха-ха-ха! А ты тоже, значит, за пивком? И мы! Привезли его уже! Сейчас Люська отпускать начнёт. Ну что, может, посидим по-человечески?
– Айда ко мне! – согласился Андрей.
Когда домой вернулась Шура, они, все трое, с удовольствием потягивали из огромных прозрачных кружек разливное пиво, которое тут же наливали из трёхлитрового баллона. Второй баллон, уже пустой, стоял немного в стороне, прямо на рыбьих очистках, которыми был завален не только стол, но и всё вокруг.
Отвратительный запах сразу же ударил Шуре в нос, и она недовольно поморщилась, глядя на брата и его собутыльников.
– Места вам другого нету, что ли? – напустилась она на них. – Чего сюда припёрлись? Кто вас звал?
– Ну, я, а что? – усмехнулся Андрей. – Вообще-то, это и мой дом тоже, если ты забыла!
– С тобой забудешь! – воскликнула Шура. – Ты что устроил, когда сюда Любка с комиссией приезжала? Специально, да, концерт закатил? Решил, что если Любку отправят в интернат, то она уже не будет тебе мешать, и с ней можно будет не делиться? А вот это ты видел?
Шура быстро сунула большой палец между указательным и средним и поднесла фигу брату под самый нос:
– Накося, выкуси! Я теперь тоже твоим покупателем устрою весёлую жизнь, пусть только появятся! Я здесь прописана и долю свою продавать не буду. Так им и скажу. Если хотят, пусть заселяются. Посмотрю, насколько их хватит. Пить начну! Мужиков к себе водить, гулять направо и налево...
– Каких мужиков? – не понял Андрей.
– Да вот хотя бы Жгутика с Чернышом! – Шура повернулась к друзьям, смотревшим на неё немного осоловелыми глазами: – А? Что? Придёте?! Бесплатно вас поить буду!
– А что ж… – начал Валерик, но, увидев нахмуренные брови Андрея, махнул рукой: – Иди ты, Шурка! Что ты нас с панталыку сбиваешь?
– Давай проваливай! – стукнул ладонью по столу Андрей и бросил сердитый взгляд на сестру. – Я тебе уже сказал, как будет.
– Я тоже! – вскинула голову Шура. Она была далеко не робкого десятка и уже открыла рот, собираясь безо всяких церемоний высказать брату, что думает о нём. Шура даже потянулась за банкой с пивом, чтобы разбить её прямо о стол, но увидела в окно, как возле калитки остановилась машина и ахнула:
– Никита!
Шура пулей вылетела из кухни, метнулась к трельяжу, быстрыми, ловкими движениями поправила причёску и поспешила на улицу встречать своего гостя.
Посмотрев ей вслед, Валерик покачал головой:
– Ох и сестра у тебя, Андрюха! Настоящая гюрза! В кого только такая уродилась? Ей слово, она тебе десять! Вот Сонька – совсем другое дело. Помню, как она всё за Марушем бегала. Влюбилась в него как кошка, по всем углам зажималась. А однажды и нам попалась, только обломилось...
Черныш под столом пнул разговорившегося Валерика по ноге. Но Андрею было всё равно, что там когда-то происходило с его сестрой.
– В Германии она сейчас, Сонька, – сказал он, размолачивая крепкими зубами жёсткий кусок вяленой рыбы. – Замужем. Вроде как второго рожать собирается.
– Ишь ты! – присвистнул Стас, – куда залетела! А Маруш её уже третий год срок мотает. Он же в ментовке сидел, должность какую-то занимал. Сначала своими погонами ларьки крышевал, потом ему мало показалось. За другое взялся. Все городские гулёны под ним ходили, он сам девок покрасивее выбирал, на иглу их подсаживал, а потом бабосы с них стриг.
– Ты-то откуда знаешь? – недоверчиво посмотрел на него Андрей.
– Так никто из этого никакой тайны не делал, – пожал плечами Черныш. – Даже в местной газетёнке об этом писали. Матушка его, директриса наша школьная, помните такую, уволилась и свинтила отсюда куда-то. Опозорил её сынок, вот тётка и не выдержала. А какую королеву из себя всегда строила! Фу-ты ну-ты, ножки гнуты!
– Не, – качнул головой Валерик. – Пить это одно, а всякую пакость принимать, это другое. Это по городам ерунду употребляют, а мы тут ни-ни!
– Слушай, Андрюха, – Черныш с тоской посмотрел на почти пустой баллон из-под пива. – А как насчёт чего-нибудь покрепче? Распить бы бутылочку за встречу. Как ты на это смотришь?
Андрей молча полез в карман и достал оттуда несколько купюр:
– Сгоняй, только сам. И закусь какую-нибудь прихвати. А мы тебя тут подождём...
Стас мгновенно растворился в воздухе, а Валерик расплылся в довольной улыбке. Вечер складывался как нельзя лучше...
***
– Никита... – статная, красивая Шура приветливо улыбнулась своему гостю: – А я думала, что вы с Илюшей уже уехали отсюда.
– Да, я, в самом деле, уезжал, – подтвердил он. – У меня же свой бизнес, я не могу надолго оставлять его.
– А зачем же тогда вернулся? – Шура скромно опустила глаза, явно догадываясь, каким будет ответ.
– Просто хотел увидеть тебя, – честно признался Никита. – Сашенька, если ты не занята, может быть, прогуляемся? А ещё лучше давай съездим в город, посидим в каком-нибудь ресторанчике. Я приглашаю...
Шура сверкнула довольной улыбкой:
– Подождёшь меня, я быстро переоденусь?
– Конечно...
Она красивой походкой направилась к дому, еле сдерживая себя, чтобы не побежать. Не заглянув к брату и его собутыльникам, Шура прошла в свою комнату и быстро привела себя в порядок.
– Господи! Неужели ты услышал мои молитвы? – посмотрела она на старенькую икону. – Пусть Никита будет моим, ну, пожалуйста…
***
Устроившись в уютном уголке на веранде лучшего городского ресторана, Шура с восхищением смотрела на Никиту, который сам делал заказ официанту, выбирая блюда на свой вкус. Она вполне доверилась ему, потому что ничего не понимала ни в названиях меню, ни в марках вин.
Официант ушёл, и Шура взглянула на повернувшегося к ней Никиту:
– Как же ты потом сядешь за руль? После вина…
– Вызовем такси, – ответил Никита. – И, если ты не против, сегодня мы проведём ночь у меня квартире. Илья у бабушки, нам никто не помешает. Сашенька, ты согласна?
– Посмотрим, – улыбнулась ему Шура.
Она кокетливо отвела взгляд в сторону и остолбенела: перед ней стоял Герман и нагло улыбался, глядя ей прямо в глаза.