Сердце сжимается от того, что ей приходится защищаться, заходя в собственный дом.
Мне прекрасно известно, почему так, но, когда я сталкиваюсь нос к носу с отцом Ирэн, все равно перехватывает дыхание.
Новичок (36)
Меня заставляет подскочить на месте громкий звук. Снимаю наушники, лечу в коридор и вижу маму, стоящую на табурете. В нее руках два увесистых фотоальбома, которые она достала из антрисоли, третий валяется на полу вместе с какими-то коробками.
— Мам, — быстро подхожу к ней и протягиваю руки, чтобы она могла отдать мне свою ношу и спокойно спуститься, — ты что делаешь? Почему не позвала меня?
Она крепко прижимает альбомы к груди и слезает с табурета, послав мне быстрый печальный взгляд. Затем поднимает с пола третий альбом, с нежностью проводит по нему рукой и устанавливает всю эту конструкцию на кухонный стол.
— Просто ностальгическое настроение, — отвечает она. — Захотелось напомнить себе, как всё было раньше.
— Я же был в соседней комнате, — развожу руками. — Мог тебе помочь всё это достать. Забыла, что я теперь дома?
— Не забыла, — мама усаживается на стул, вытаскивает альбом из середины стопки и кладет себе на колени, — но мне нужно привыкать жить без тебя. Я должна научиться справляться сама, Саш.
Пододвигаю табурет ближе к ней, сажусь на него и заглядываю в мамины глаза.
— С какой это стати? Я не собираюсь никуда исчезать. Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
Мама с улыбкой взъерошивает мои волосы и ласково гладит меня по плечу.
— Я это знаю, дорогой. Но тебе нужно строить свою жизнь, и ты не можешь меня винить в том, что я стараюсь свыкнуться с этой мыслью. Скоро тебя предстоит поступление в университет. Плюс у тебя появилась девушка. Рано или поздно ты покинешь дом. И это будет правильно. Просто заранее готовлюсь к этому.
Она упоминает Ирэн, и мои губы сами по себе растягиваются в улыбке. Несколько дней назад моя девушка была здесь, в нашей крошечной квартирке. Мама и Ирэн нашли общий язык сразу, даже не знаю, почему я так нервничал. Это был отличный ужин, один из лучших в моей жизни. Но я отгоняю эти воспоминания, потому что сейчас маме нужна моя поддержка. Я обязан заверить ее, что одна она не останется никогда, я сделаю всё, чтобы ее главный страх не воплотился в реальность. Поступлю в ближайший институт, буду жить поблизости, заходить к ней ежедневно, если это потребуется.
Всё это я и говорю, обхватывая ее тонкие запястья руками. Глаза мамы становится строгими, она качает головой, освобождает свои руки и говорит:
— Нет, детка. Возможно, когда я стану старой и немощной, тебе и придется возиться со мной. Но сейчас – нет. Твой папа всегда говорил, что я сильная, а я смеялась и уверяла его, что даже забить гвоздь не способна. Не понимала, о чем он. А теперь поняла. Моя сила в воспоминаниях. Пока я помню о том, как сильно любила и какой счастливой была, я никогда не буду одинока. Мне повезло повстречать любовь всей своей жизни в школьные годы. Мне посчастливилось родить ребенка от самого прекрасного человека в мире. У меня было всё, о чем другие только могут мечтать. И я больше не собираюсь сбегать от воспоминаний, даже от самых болезненных. Мой мужчина больше не со мной, и никто не сможет заменить его. Я это принимаю. И благодарна судьбе за всю любовь, счастье, радость и смех, что мне были посланы. А теперь я хочу счастья для тебя. Так что давай закончим этот разговор и просто полистаем альбомы вместе. Ты – такой же красавчик, как твой папа в молодости, знаешь?
Мы с мамой рассматриваем фотографии, вспоминаем забавные случаи и много смеемся. Наверное, после папиной смерти мы впервые искренне радуемся обществу друг друга. В какой-то момент я ловлю себя на том, что смотрю не на фотографии, а на мамино лицо. Ее глаза сияют, ресницы трепещут, щеки залиты румянцем, а с губ не сходит радостная улыбка. Я верю, она справится. Она сможет быть счастливой. Папа ушел, а ее любовь нет. Мама действительно обладает таким сокровищем, которое многим и не снилось. Ее сердце переполнено любовью. А значит, всё у нее будет хорошо.
***
На территорию интерната теперь мне путь закрыт. Пропуска у меня нет. Так что брожу возле ворот туда-сюда, ожидая Ирэн. Сегодняшняя пятница отличается от других, сегодня я впервые еду к своей девушке домой. Так что довольно сильно волнуюсь, стараюсь отвлечься, смотрю не особо нагруженные смыслом видео в Интернете.
Резко поворачиваю голову, отлипая от экрана телефона, потому что слышу знакомый собачий лай. Рыцарь стоит возле решетчатого забора, виляет хвостом и смотрит на меня.
— Привет, дружок! — радостно восклицаю я, усаживаюсь на корточки и просовываю руку между прутьями забора, чтобы почесать пса за ухом. — Рыцарь, хороший мальчик.
Пес слюнявит мне руку, повизгивает, крутится на месте, играя. Затем подцепляет зубами рукав моей куртки, прижимает голову к земле, покрытой легким снежным налетом, и тянет на себя.
— Рыцарь, хватит, — смеюсь я. — Руку оторвешь. Рыцарь!
Появляется охранник – крепкий мужик в униформе – и смотрит на меня.
— Как ты его назвал, сынок? — сдвигает брови он.
— Рыцарь, — пес наконец отпускает мою руку. — А что?
— А то, что он – никакой не рыцарь, — усмехается охранник и хлопает себя по бедру. Собака подходит к нему и садится рядом, с любовью глядя на мужика. — Это Боб.
Да не мог я перепутать Рыцаря с другим лабрадором! Я прекрасно помню его ошейник.
— Вы меня, конечно, извините, но я знаком с его хозяйкой. И уверен на сто процентов, что его зовут… А-а-а.
До меня, наконец, доходит. Офигеть не встать.
— Вы – его хозяин, да?
— Так и есть, сынок.
***
— Боб, — вырывается у меня, когда мы с Ирэн едем в такси по пустой дороге.
— Что, прости? — удивляется она.
— Собака Тропининой. Вернее, НЕ Тропининой. Не Рыцарь. Боб!
Я говорю отрывисто и нервно, взмахиваю руками, смотрю перед собой. Никак не могу это осознать.
— Ах, это, — Ирэн виновато улыбается. — Вообще-то Эмма терпеть не может собак.
— Бо-о-оже! Рыцарь и Леди. Я с самого начала заподозрил неладное. Черт, Тропинина – потрясающая актриса!
— Знаю. И такая же потрясающая манипуляторша.
— Вы ведь были подругами, кажется, — говорю, косясь на Ирэн.
Она передергивает плечами.
— Да, были. В средней школе. А потом нас связывали только глупые игры. Я знаю, ты ненавидишь интернат и всех учащихся там, и я понимаю, почему. Но ты не учился там так долго, как я. И не успел увидеть и узнать то, что вижу и знаю я. Они поступают плохо не потому, что все такие злые и аморальные до мозга костей. А потому, что они были очень грустными, брошенными, глубоко несчастными детьми. Они просто хотят открыться, хотят быть понятыми, но не знают, как это сделать.
У Ирэн большое сердце. Ей хочется всех оправдать. Но я вряд ли смогу разделить ее мнение.
— Но ты же не такая, как они.
— Конечно, такая, — мягко говорит Ирэн и накрывает мою руку своей, — я встретила человека, который захотел увидеть меня настоящую, а я позволила этому случиться. И только в этом разница между ними и мной. Мне повезло.
Ирэн прижимается губами к моей щеке, которая мгновенно начинает гореть. Я чувствую себя особенным. Из-за того, что именно мне выпала удача узнать, какая мягкая, нежная и добрая внутри синеглазая красавица с сильным именем Ирэн. Каким бы странным не выдался сегодняшний ужин с родителями моей девушки, я счастлив, что мы вместе.
Когда мы подъезжаем, Ирэн выглядит взволнованной. Она достает из сумочки красную губную помаду и, не отрывая руки, одним движением наносит ее на губы. Знаю, что это действие для нее – что-то вроде своеобразного ритуала, помогающего ей держать лицо, выступая на поле боя. Алая помада – ее щит. Сердце сжимается от того, что ей приходится защищаться, заходя в собственный дом.
Мне прекрасно известно, почему так, но, когда я сталкиваюсь нос к носу с отцом Ирэн, все равно перехватывает дыхание. Я обещаю себе, что не дам ее в обиду не при каких обстоятельствах. Пусть отец Ирэн всю жизнь приписывал ей несуществующие грехи, теперь за нее есть кому постоять. Я не позволю ему и дальше обвинять дочь в собственных ошибках.