В середине XVI века Франция делала первые, еще неуверенные шаги к созданию собственной колониальной империи. Пока Испания и Португалия уже владели обширными территориями за океаном, в том числе в Америке, Франция, вдохновленная примером соседей и руководимая политическими амбициями короля Франциска I, отправляла в путь первые морские экспедиции. Основной целью было найти новые земли, богатства и укрепить французское влияние на геополитической карте мира.
Канада казалась наименее защищённой: туда ещё не добрались ни испанцы, ни португальцы, державшие курс на юг. Экспедиции Жака Картье, совершённые в 1534–1542 годах, стали началом французского присутствия в Северной Америке. Но суровый климат, отсутствие золота и болезни вроде цинги охладили пыл мореплавателей. Надежды Франции на север ослабели. Их сменил новый импульс – южные территории Америки, казавшиеся более гостеприимными и перспективными.
Бегство к справедливости: гугеноты и их заморская утопия
В 1550–1560-х годах, накануне и в начале кровавых религиозных войн, среди французов активизировались протестанты – гугеноты. Их участие в колониальных проектах во многом было мотивировано не только стремлением к богатству, но и к свободе. Они мечтали построить новые общества, где возможно было бы исповедовать свою веру без страха. Именно гугеноты стали движущей силой попыток основать французские поселения в Бразилии и во Флориде.
Планы гугенотов вступили в прямое противоречие с интересами Португалии и Испании. Тордесильясский договор 1494 года, освящённый папой, закреплял право на раздел мира между этими католическими державами. Французские поселения казались им не просто дерзкой выходкой – они были вызовом мировой католической гегемонии.
Антарктическая Франция: утопия на бразильских берегах
В 1555 году на берегу залива Гуанабара (современный Рио-де-Жанейро) высадилась экспедиция адмирала Николя Дюрана де Виллеганьона. Поддерживаемый королем Генрихом II и адмиралом де Колиньи, он основал колонию под романтическим названием «Антарктическая Франция». Это было первое официальное французское поселение в Южной Америке.
Форт Колиньи, построенный на острове, стал символом свободы вероисповедания: здесь вместе жили католики и протестанты. В 1556 году Виллеганьон отправил корабль за гугенотами, и вскоре к колонии присоединились новые поселенцы-кальвинисты. Однако мирная идиллия оказалась недолгой. Между католиками и протестантами разгорелись споры, особенно острые из-за различий в теологии. Виллеганьон, сначала покровитель гугенотов, вновь стал католиком и вскоре покинул колонию. Колония оказалась ослабленной внутренними распрями и вскоре была разрушена португальцами в 1567 году.
Но история Антарктической Франции не канула в Лету благодаря нескольким ярким и живым свидетельствам.
Хроники затонувшей мечты: письма, книги, гравюры
Один из участников экспедиции, моряк Николя Барре, отправил два письма друзьям в Париж. Опубликованные в 1557 году, они рассказывали о путешествии через Атлантику, о жизни в форте и о замысле убить Виллеганьона. Эти документы стали бесценными свидетельствами эпохи.
Францисканец Андре Теве, побывавший в колонии в течение всего двух месяцев, после болезни был вынужден вернуться на родину, где в 1557 году издал труд «Особенности Антарктической Франции». В нём он описывал экзотическую природу, растения и животных (тапира, тукана, ленивца), индейские обычаи, ритуалы, предметы быта и… табак, который впервые был описан во Франции именно благодаря Теве. Он даже привёз семена этого растения и вырастил его у себя в Ангулеме.
Теве создал у себя в Париже настоящий «кабинет редкостей», где выставлял привезённые трофеи: перья птиц, чучела обезьян, клювы туканов. Такие коллекции вошли в моду и символизировали не только любопытство к иному, но и претензию Европы на интеллектуальное и физическое покорение Нового Света.
Но взгляд Теве был глубоко католическим: он считал, что именно протестанты виноваты в провале колонии.
Глас кальвиниста: Жан де Лери и его «История путешествия»
Ответ на обвинения не заставил себя ждать. В 1578 году Жан де Лери, кальвинист и участник бразильского предприятия, опубликовал «Историю путешествия в Бразилию». Это был не просто ответ на критику – это было этнографическое откровение.
Лери провёл почти год среди индейцев тупинамба, был свидетелем их быта, ритуалов и даже каннибализма. Но, в отличие от европейцев, он не демонизировал индейцев. Он стремился понять их и даже выразил сожаление о том, что покинул их общество. Вернувшись во Францию, Лери столкнулся с ужасами религиозных войн и сравнил европейскую жестокость с «варварством» дикарей – не в пользу первых. Его труд многократно переиздавался и высоко ценился впоследствии, в том числе Клодом Леви-Строссом, назвавшим его «настольной книгой этнологии».
Французская Флорида: три попытки и одна бойня
Параллельно с бразильской историей гугеноты пытались обосноваться и во Флориде. В 1562, 1564 и 1565 годах они отправляли туда экспедиции. Была построена колония, получившая название форт Каролин. Однако в 1565 году испанцы под предводительством Педро Менендеса де Авилеса атаковали форт. Почти все французы были убиты. Немногие выжившие, включая плотника Николя Ле Шалле и пастора Урбана Шовтона, оставили описания резни и жестокости испанцев. Их свидетельства вызвали бурю возмущения во французском обществе.
Эти попытки колонизации оказались короткими, трагичными, но не бессмысленными. Они оставили яркий след в исторической памяти Франции, породили уникальные литературные и этнографические источники и стали частью большой драмы XVI века — драмы поиска убежища, веры, богатства и нового мира.
Эпилог
Идея французской Америки казалась соблазнительной, особенно для тех, кто страдал в старом свете от нетерпимости и насилия. Гугеноты хотели построить новый Иерусалим, где можно было бы жить в мире и согласии. Но в реальности их встречала не свобода, а пушки, интриги и колониальные амбиции соседей.
Тем не менее, во всей этой трагедии нашлось место открытиям, удивлению и мудрости. Даже если французские флаги были сорваны с берегов Бразилии и Флориды, сами эти земли остались навсегда частью воображаемой Франции – страны, которая хотела быть справедливой, но оказалась слишком уязвимой в мире безжалостной политики.