Страстная суббота посвящена воспоминанию о том, как Христос после распятия сошел во ад.
Само слово суббота пришло вместе с христианизацией Руси. Означает оно шестой день недели, предшествующий воскресенью. Происходит от древнегреческого σάββατον «суббота», который заимствовал его из древнееврейского שבת «шаббат, суббота», образованного путём контаминации аккадских sebūtu («седьмой день лунного месяца») и šapattu, šabattu («пятнадцатый день лунного месяца, полнолуние»). В древнерусском языке (через посредство греческого и латинского) — «субота». Русское -бб- объясняется влиянием написания -bb- в западноевропейских языках.
В Евангелии встречается слово плащаница:
И, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею (Мф.27:59)
Слово плащаница старославянское по происхождению, родственные ему плат, платок, плащ. В древнерусском языке есть его родственник — полотно.
В православии словом плащаница называют полотнище большого размера с изображением тела Иисуса Христа — это полотно, в которое Иосиф, сняв тело Иисуса вместе с Никодимом (также одним из учеников) и смазав благовониями, закутал по иудейскому обычаю.
В переносном значении плащаницей называют погребальное полотно, простыню, но это значение устарело.
Еще одно слово связано с Великой субботой — полу́нощница. Это церковная служба, которая свершается в полночь.
В Великую субботу происходит крещение оглашенных — тех, кто готовится принять христианство. Оглаше́нные (катехумены, греч. κατηχουμενος) — в христианской церкви люди, не принявшие крещение, но уже наставляемые в основах веры. Фразеологизм кричать как оглашенный означает вести себя бестолково, шумно.
События Великой субботы являются ключевыми в стихотворении Бориса Пастернака "На страстной":
Борис Пастернак
НА СТРАСТНОЙ
Еще кругом ночная мгла.
Еще так рано в мире,
Что звездам в небе нет числа,
И каждая, как день, светла,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение Псалтыри.
Еще кругом ночная мгла.
Такая рань на свете,
Что площадь вечностью легла
От перекрестка до угла,
И до рассвета и тепла
Еще тысячелетье.
Еще земля голым-гола,
И ей ночами не в чем
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.
И со Страстного четверга
Вплоть до Страстной субботы
Вода буравит берега
И вьет водовороты.
И лес раздет и непокрыт,
И на Страстях Христовых,
Как строй молящихся, стоит
Толпой стволов сосновых.
А в городе, на небольшом
Пространстве, как на сходке,
Деревья смотрят нагишом
В церковные решетки.
И взгляд их ужасом объят.
Понятна их тревога.
Сады выходят из оград,
Колеблется земли уклад:
Они хоронят Бога.
И видят свет у царских врат,
И черный плат, и свечек ряд,
Заплаканные лица —
И вдруг навстречу крестный ход
Выходит с плащаницей,
И две березы у ворот
Должны посторониться.
И шествие обходит двор
По краю тротуара,
И вносит с улицы в притвор
Весну, весенний разговор
И воздух с привкусом просфор
И вешнего угара.
И март разбрасывает снег
На паперти толпе калек,
Как будто вышел Человек,
И вынес, и открыл ковчег,
И все до нитки роздал.
И пенье длится до зари,
И, нарыдавшись вдосталь,
Доходят тише изнутри
На пустыри под фонари
Псалтирь или Апостол.
Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь,
Смерть можно будет побороть
Усильем Воскресенья.
1946