Я пишу здесь о поп-культуре, но у меня не было ни малейшего желания писать о «Страстях Христовых», так же как и о «сюрпризе» Джанет Джексон во время Супербоула. У меня уходят недели, а не дни, чтобы изложить свои размышления в печатном виде, а это значит, что к тому моменту, когда этот номер EW окажется у вас в руках, каждый говорящий (и пишущий) голос в Америке уже выскажется об этом фильме и о том, Что Он Означает. Поэтому я планировал написать что-то более свеженькое, спасибо большое. Так было до тех пор, пока я не встретил — в некотором роде — Алисию.
Но прежде чем объяснять, должен сказать — да, я интересовался феноменом «Страстей»; даже был заворожен. Когда я заскочил в кинотеатр в тихий понедельник днём, чтобы посмотреть «Чудо» за два дня до премьеры фильма Гибсона, один из сотрудников предложил мне после сеанса выходить через чёрный ход.
«Тут будет просто безумие», — сказал работник.
Оказалось, что церковные группы выкупили 7 из 20 залов кинотеатра на предварительные показы «Страстей».
Я не воспользовался черным ходом. Мне было слишком интересно. Во-первых, я хотел узнать, едят ли христиане попкорн во время распятия (оказалось, что едят, обычно большими порциями). В некотором смысле, было понятно, что это не обычная дневная публика: здесь собрался неплохой выбор христианского дресс-кода (моя любимая футболка гласила: «ИИСУС — ЭТО ГЛАВНЫЙ»), и абсолютно никто не возмущался, если кто-то лез без очереди в буфет. Эти люди всерьез воспринимают ад.
Люди, с которыми я говорил, казалось, совсем не беспокоились о якобы чрезмерной жестокости фильма. Одна пожилая женщина сказала: «Если Иисус вынес это ради меня, самое малое, что я могу сделать — это посмотреть».
Она говорила так, будто мы обсуждали плёнку Запрудера.{Запись убийства Джона Кеннеди в Далласе}
Я отправился в кинотеатр в воскресенье, на пятый день проката фильма, и впервые в жизни заранее заказал билеты через Fandango. Зал был практически полон — свободными оставались лишь несколько мест в самых первых рядах.
Я считаю, что «Страсти» — потрясающее кино, наполненное эмоциями и одержимостью своей темой. Неравномерное? Порой перегибающее палку до небес? Ещё как! Легко представить, как Мэл Гибсон решает: «Да стоит потратить 25 миллионов, лишь бы люди увидели распятие Так, Как Оно Было — до последнего сломанного ребра, зияющей раны и назойливой мухи». Он показывает без прикрас мучительную правду об особой форме казни. И его энтузиазм — или религиозный фанатизм — снова и снова уносит зрителя в мир гипер-насилия: Сэм Пекинпа в Страстную пятницу.
Что, наконец, подводит нас к главной героине этой колонки. К Алисии.
Фильм «Страсти» имеет рейтинг R: детям до 17 лет вход запрещён без родителя или опекуна. Негласное следствие этого правила — если сопровождение есть, их пропустят. Во время предпоказов я не видел детей в толпе зрителей, но на воскресном дневном сеансе их было полно — большинство ещё в церковной одежде и явно младше 12 (сам Гибсон заявлял, что фильм, вероятно, не подходит для детей до 12 лет).
Примерно за 10 минут до начала фильма в быстро заполняющийся зал вошла элегантная женщина лет тридцати с девочкой и двумя мальчиками. Мальчикам на вид было лет по шесть. Рассмотреть их получше мне не удалось — они сели с другой стороны от матери. А вот девочка, которую я решил назвать Алисией, оказалась рядом со мной.
Прелестное создание, ей-богу. Голубое платьице, белоснежные гольфы, белые ленты в темных волосах. Лет десять, не больше. А может, и вовсе восемь.
Тем временем мамаша достала мобильник и принялась названивать подруге. Она явно злилась. "Представляешь, — говорила она в трубку, — у администратора хватило наглости заявить мне, что уровень жестокости в "Страстях" может травмировать моих детей!"
"Я ему так и сказала, — продолжала она, — если станет слишком кроваво, они могут просто закрыть глаза."
Я украдкой поглядывал на Алисию во время фильма. Девочка держалась до сцены бичевания Христа. Потом она действительно закрыла глаза и прижалась к матери, спрятав лицо. Её хрупкое тельце в голубом платье изогнулось, будто восклицательный знак ужаса.
Сцена бичевания у Гибсона длится бесконечно: римские палачи сначала хлещут кнутом, затем терзают шипастым бичом, буквально сдирая кожу с тела Христа. Кровь забрызгивает брусчатку вокруг.
Алисия прятала лицо пятнадцать минут... но впереди оставалось ещё пятьдесят минут мучений, пыток, жестокости и смерти.
И чувствовал ли я стыд, сидя в том зале — хотя фильм Гибсона, если рассматривать его с художественной и религиозной точки зрения, хорош, а может, даже велик?
Да. Чувствовал.
И даже сейчас, спустя дни, мне жарко от этого стыда. Потому что пятьдесят минут — это долго, когда тебе всего восемь. И знаете что? В какой-то момент наша милая девочка перестала закрывать глаза.
Девочка, которую я назвал Алисией, смотрела.
Смотрела.
Смотрела.
Думаю, ей ещё долго предстоит это видеть.
В своих снах.
В этих снах, скорее всего, не будет ни искупления, ни победы над грехом, ни Священного Писания, ни вечной жизни.
Думаю, в снах Алисии останется только ободранный до мяса жуткий Христос с заплывшим глазом.