— Мама, это шутка?
— Нет, Лена, не шутка. Всё теперь принадлежит Светлане.
Лена не сразу поняла, что именно она сейчас услышала. Сердце глухо бухнуло где-то в животе. Мама сидела на кухне, мыла яблоки, будто только что сообщила, что опять записалась на танцы, а не… передала трёхкомнатную квартиру в центре и дачу в Заветках какой-то чужой женщине.
— Подожди. Какая Светлана? Ты же говорила — она тебе помогает по хозяйству, да и всё.
— Ну, да. Помогает. Уже три года помогает. Еду привозит, с врачами ездит, лампочку меняла на балконе. А вы с братом… когда последний раз были у меня, Лен?
Она была. В августе. Приехала с сыном. Привезла мёд. Посуду перемыла, ковер вытрясла. Да, всего на день. Но была!
И Коля приезжал. В январе. С цветами. С продуктами. Пропылесосил.
— Мама, мы же… Мы же работаем. У нас семьи, дела… — Лена запнулась. — Ну, а ты что? Нам ничего не сказала даже.
— Я взрослый человек. Имею право. Светлана хороший человек, она действительно заботится. А вы — вы живёте своей жизнью. И я свою устроила.
Через два дня мама лежала в больнице. Гипертония. Давление подскочило.
Лена и Коля бегали по кабинетам, приносили лекарства, решали, кто дежурит на ночь. Светлана появилась под вечер, с домашними котлетами и контейнером с супом.
— Я предупреждала, что не надо ей волноваться, — тихо сказала она, укладывая вещи на тумбочку.
— А вы кто ей вообще? — огрызнулся Коля.
— Я та, кто была рядом, когда вы забыли, где ваша мать живёт.
Они молчали. Ответить было нечего. Но внутри всё кипело.
Когда маму выписали, Лена уже знала — квартира и дача официально оформлены на Светлану. Завещание, документы, всё у нотариуса. Всё чисто. Юридически не подкопаешься.
Они с Колей ходили к юристу. Тот развёл руками:
— Да, неприятно. Но если в момент оформления она была в здравом уме — сделать ничего нельзя.
— Она была в обиде, — шипела Лена. — Вот и сделала назло. А эта... эта просто втерлась в доверие! Простая сиделка, а теперь хозяйка всего!
— Психологическая манипуляция — это сложно доказать, — развёл руками юрист. — Тем более прошло время. Ваша мама будет подтверждать, что решение было добровольным? Ну вот.
Они пошли другим путём.
— Мам, мы тут с Колей подумали... Может, ты пересмотришь это всё?
— Зачем? Меня всё устраивает.
— Но Светлана... Она чужая.
— Она не чужая. Она рядом.
— Но мы — дети!
— Дети, которые появляются только когда жареным запахло?
Квартира медленно менялась. Появились новые шторы. Диван, другой. Кухонный гарнитур — светлый, модный. Лена узнала, что Светлана живёт с мамой постоянно. И на даче теперь у неё грядки, цветы, скамейка под яблоней.
— Она просто ждёт, когда всё окончательно станет её, — сказала Лена брату. — Змея. А мама — как слепая.
— Может, подать в суд? — спросил Коля.
— И проиграть? Чтобы совсем с нами общаться перестала?
— Уже перестала. С ней поговорить невозможно.
Весной мама сломала руку. Упала на кухне. Лена примчалась первой. Она старалась — всерьёз старалась: купила мягкий платок, испекла пирог, вымыла пол.
— Мама, ну посмотри, я же стараюсь. Я здесь. Я забочусь.
— А ты меня раньше не замечала, — ответила мама спокойно. — Только когда угроза потерь появляется — тогда ты "заботишься".
Лена вспыхнула:
— Да как ты можешь! Я всю жизнь… всё для тебя… А ты мне вот так!
Мама повернулась к стене. И больше ничего не сказала.
В июле Лена получила уведомление: квартира окончательно переписана. Теперь там была прописана Светлана. Не мама. Не она. Не брат. Светлана.
Лена села на скамейку у подъезда. Смотрела, как кто-то из соседей выносил мусор, как мальчишки катались на самокатах. Это был её двор. Здесь она росла. Здесь впервые поцеловалась с будущим мужем. Здесь… всё.
А теперь здесь — чужое имя на табличке у двери.
— Она выиграла, — сказал Коля. — Всё у неё.
— Нет, — покачала головой Лена. — Мы проиграли. Сами. Ещё тогда, когда начали считать, кто сколько кому должен.
— Мама несправедлива, — процедил брат.
— Может. Но, знаешь, если я вырасту и буду одна, я, наверное, тоже выберу рядом не тех, кто раз в полгода звонит, а тех, кто приходит с супом.
Осенью мама пригласила их на чай. Просто. Без повода.
Светлана налила всем по чашке. На ней был новый фартук. Она сидела тихо, не вмешивалась. Мама рассказывала, как сажала тюльпаны, как кошка родила котят, как посмотрела старый фильм и опять плакала.
— Я вас люблю, — сказала она. — Просто... у каждой любви своя форма. Не обижайтесь.
Они пили чай. За окном шумели деревья.
А у Лены внутри что-то нехотя, но смирилось. Потому что иногда проигрыш — это тоже урок.