Имя Василия Петровича Верещагина не так уж часто звучит вне академических стен. Однако, когда речь заходит о полотне «Ночь на Голгофе», авторский почерк считывается безошибочно.
Перед нами библейский сюжет, живописная апологетика скорби. Два события в одном «кадре»: распятие и снятие с креста. Градации света и тьмы выразительны и символичны: слева — подлунный фатализм с тремя крестами, справа — погребальное шествие в теплом золотистом свете факела, разгоняющем сумерки.
Здесь Христос уже не Спаситель, а Сын. Не Бог, а Человек. Его тело несут. Осторожно, как хрупкое стекло. В белой чалме — Никодим, рядом — Иосиф Аримафейский. Женщины — живые архетипы страдания. Богоматерь: согбенная, без лица, укрытая траурными одеяниями с головы до ног. Мать, которая пережила своего сына.
Верещагин не пошёл по пути драмы. Он выбрал молчание, атмосферу стоически переносимого надлома. Плащ Богородицы — как саван ночи. Оттенки синего — как воплощенная печаль. Всполохи света в облаках — словно отклик небес на происходящее на земле.
Эта картина вряд ли станет украшением уютной гостиной. Её хочется повесить в зале, где молчат, или плачут, или размышляют о бренности бытия.