Как-то раз летел я в самолёте из Мюнхена в Лиссабон. Полёт обещал быть обычным: два с половиной часа гудения моторов, бесплатный сок с печенькой и, если повезёт, сосед, не желающий вести философские беседы про политику или погоду.
Однако уже на этапе посадки я заметил, что на борту образовалась целая делегация китайцев. Человек двадцать, не меньше. У всех — бодрые лица, рюкзачки, термосы, пакетики с сушёной рыбой, запах которой резко напомнил мне о побережье Владивостока.
Сначала они сидели тихо, переговаривались негромко со своими соседями. Но стоило самолёту набрать высоту, как начались более дальние переговоры. Потом один из них — бодрый лысый дядечка в кепке с надписью "I ❤️ Paris" — пересел к знакомому через проход. За ним подтянулись ещё трое. Через пятнадцать минут по салону уже сновали туда-сюда представители Поднебесной, как муравьи в муравейнике. Кто-то кому-то передавал мандаринку, кто-то достал небольшой термос, и пошло, поехало...
Через час полёта центр салона представлял собой нечто похожее на уличный рынок Гуанчжоу. Говорили они все одновременно, громко и с энтузиазмом, будто обсуждали план по строительству нового Шёлкового пути прямо здесь, в небе.
Моторы гудели, но были побеждены этой бурей восточной энергии. Капитан, кажется, дважды пытался сделать объявление, но его голос растворялся в гуле китайских гласных и согласных. Стюардессы, вздыхая, безмолвно проскальзывали между шумными группами, как ниндзя в белых рубашках не мешая разговору.
А в двух рядах от меня сидели два японца. У одного на рюкзаке аккуратно пришит флажок Японии. Они не двигались, не говорили, только молча наблюдали. Один из них держал чашку с зелёным чаем, второй – электронную книгу. Лица у них были каменными, как у самураев, ожидающих начала боя.
Они не осуждали — нет, у них была особая, японская форма неодобрения: смесь культурного шока, эстетического отторжения и глубокой внутренней молитвы о скорейшей посадке.
А потом, как всегда бывает, за 20 минут до посадки всё резко стихло. Китайцы разошлись по местам, кто-то приник к иллюминатору, кто-то натянул маску для сна. Салон погрузился в тишину, нарушаемую лишь привычным гудением турбин.
Японцы облегчённо вздохнули. Один из них поправил флажок на рюкзаке, будто это был амулет, защищающий от культурных шоков.
А я подумал: мир огромен. И в нём есть место и для чайных церемоний, и для шумных "птичьих базаров". Главное — не забывать пристёгиваться и сохранять чувство юмора на высоте десять тысяч метров.
Через обещанные 20 минут самолёт мягко коснулся взлётной полосы, заколебался, вздрогнул и не спеша направился к терминалу. Пассажиры начали просыпаться, потягиваться, шарить по карманам в поисках телефонов, документов и жвачки. Китайская делегация ожила моментально, будто их кто-то включил. Шорох курток, щелчки ремней, обмен возгласами, бодрые «хао!» и «лай, лай, лай!» — всё это снова зазвучало в салоне, как будто мы не летели два часа, а просто спрятались от дождя в маршрутке.
В проходе они собрались плотной группой и двинулись к выходу. Один, забыв рюкзак, с весёлым криком вернулся за ним, другой, наоборот, потащил чужой, но потом всё как-то разрулилось по-своему, по-китайски: быстро, шумно и, удивительным образом, без скандалов.
Японцы, сидящие, как две точёные статуи Будды в состоянии внутренней тревоги, встали последними. Они подчёркнуто неторопливо осмотрели свои места на предмет мусора, надели рюкзаки, поправили ремешки, склонили головы, будто прощаясь с креслами, и вышли следом за шумной толпой.
В зале прилёта китайская делегация вновь рассыпалась по территории. Один стал звонить по видеосвязи на родину и показывать потолок аэропорта. Другой встал посреди прохода и начал фотографировать вывеску “Exit” с таким восторгом, будто это Великая Китайская Стена. Несколько человек раскрыли карты и стали о чём-то спорить, размахивая ими так, будто собирались лететь дальше — но уже самостоятельно без самолета.
Японцы остановились в сторонке. Один из них, тот что с книжкой, пристально смотрел на китайцев с выражением, в котором читалось всё: от философской печали до национального разочарования. Второй поправил флажок на рюкзаке и даже слегка надул щеки — по-японски это уже почти как громкий мат.
Они стояли как стражи спокойствия, наблюдая, как культурный ураган с китайским акцентом снова разбушевался на европейской земле. Один из них наконец произнёс что-то на японском. Я не понял, но по интонации догадался — там было и про шум, и про порядок, и, возможно, про карму.
А я… я просто тихонько прошёл мимо, стараясь не попасть ни под косой взгляд японцев, ни под фотокамеру очередного китайца, снимающего автомат с водой.
Иногда путешествия дают больше, чем просто новые города. Они дают шанс увидеть, как разные миры сходятся на одном эскалаторе.
