Это не книга. Это внутренняя исповедь, проговорённая сквозь зубы. Это когда ты садишься в электричку, а на самом деле — в себя. И едешь. Куда? Да черт его знает. Хотелось бы — в сторону света. А получается — всё тем же кругом.
Веничка едет из Москвы в Петушки.
Но по-настоящему он едет от себя — того, кем стал, — к себе, которого давно нет. Едет из пьяного забвения в выдуманный рай. Не для того, чтобы дойти, а просто — чтобы было зачем идти.
Это не герой. Это человек, у которого не осталось ничего, кроме слов. Он ими держится, ими же и тонет. И чем больше он говорит, тем тише становится внутри. Потому что всё это уже не разговор — это щепотка молитвы и полбутылки боли.
Я узнаю в нём что-то своё.
Эту тихую внутреннюю истерику, которую не показываешь никому. Этот смех сквозь паническое желание исчезнуть. Эту наивную веру в Петушки — место, где никто не орёт, не предаёт, не ставит к стенке. Хотя ты сам прекрасно знаешь, что это утопия. Иллюзия. Но ведь человек живёт не тем, что есть, а тем, к чему хочет дойти.
Язык? Это не проза. Это надлом.
Как будто мысли идут не из мозга, а из какой-то тёмной глины внутри. Всё спутано, и оттого — страшно точно. Где-то между цитатами из Гегеля — тоска по человеческому теплу. А за пошлостью — испуг. Что ты никому не нужен. Что ты один. Что ты — больше не ты.
«Я не знаю, зачем я еду. Просто знаю, что там лучше. Потому что здесь — невозможно».
Когда я дочитал, мне не захотелось ничего говорить. Я просто сел. Смотрел в стену. Слушал тишину. И подумал — а ведь у каждого есть свои Петушки. Просто не каждый решается туда поехать.