Штрафная рота окопалась почти символически, так как сухая глинистая земля, да и камни, не давали возможность углубиться в неё. Выкопав кое-как неглубокие окопчики, все надеялись лишь на то, что немцы не ударят из артиллерии и тяжелых пулемётов перед атакой и не положат всех разом. Рота находилась в ожидании команды атаки на немецкие позиции, которые с военной точки зрения, были идеальными.
Линия обороны немецких войск находилась на высоте, хоть и незначительной по сравнению с советской, но тем не менее давала весьма существенные преимущества. Немецкая траншея проходила по окраине леса и тем самым обеспечивала естественную маскировку для пулемётов и артиллерии, не говоря уже о самих солдатах. Полуразрушенная колокольня в полукилометре обеспечивала возможность корректировщику делать свою работу и сообщать всё необходимое и нужное для отражения возможной атаки русских с флангов.
Камни и кусты были весьма удобны для обустройства точек ведения огня по противнику, коими были для немцев красноармейцы-штрафники, расположившиеся в нескольких сотнях метров почти на совершенно открытой выжженной июльским солнцем местности.
Пара валунов и несколько густых кустарников немного разнообразили почти ровную поверхность земли. Ни овражка, ни бугорка, с которых можно было бы вести огонь по противнику или хоть как-то замаскироваться. Ничего.
Уже прошло три дня как немцев пытались выбить с этих позиций. Положили две роты. На смену им и прислали штрафников.
Командир роты капитан Смирнов лежал в неглубоком окопчике рядом с замом по политчасти и оба разглядывали в бинокли передний край немецкой обороны.
В небе зашипела ракета, послышался хлопок, и ракета разорвалась на несколько ярких светящихся шариков
– Рота-а-а! – зычно закричал молодой капитан, – вперё-ёд!
Несколько секунд бойцы еще лежали, собираясь с духом и силой, чтобы перешагнуть внутренне через себя, чтобы подставить свои тела навстречу пулям немецких пулемётов и автоматов.
Штрафники пригнувшись бросились вперёд. Большинство из них прошли жестокую школу войны и понимали, и знали, как нужно бежать в атаке и как сократить до минимума возможность быть убитым. Против ранения никто внутренне не возражал, так как далее следовал госпиталь, возможная демобилизация или снятие судимости.
Рота сверху выглядела как быстро ползущая змея, извиваясь, делая резкие, но короткие, еле заметные прыжки.
Рота пробежала всего лишь несколько десятков метров, как со стороны немцев тяжело начали бить пулемёты, послышались и автоматные очереди, редкие и одиночные, но, как правило, и меткие прицельные выстрелы из винтовок. Появились первые раненые и убитые. Разорвалась первая мина, затем вторая, третья… Атака начала захлёбываться. Вот-вот штрафники упадут на землю и всё, задача будет не выполненной.
Смирнов бежал сзади, уже за командирами взводов, как того требовал устав и наставления в отношении атак штрафников. Георгий увидел, как вскинув руки упал на спину командир второго взвода, двадцатилетний Саша Абрикосов.
Смирнов во всю глотку, как только мог заорал в сторону абрикосовского
взвода:
– Взводный! Взводный!
Кто-то его услышал и развернувшись бросился к лейтенанту, вскинул его на себя и пригнувшись под тяжестью офицера, побежал назад в траншею волоча и свою винтовку. Смирнов знал, что этому штрафнику повезло, будет жить и вряд ли его вновь поднимут в атаку, а если и поднимут, то бежать он будет уже прикрываясь, но не прячась за спинами своих товарищей.
Смирнов бежал не оглядываясь и держа в левой руке ракетницу, а в правой пистолет. Только он имел право выстрелить из неё и атака будет остановлена, все залягут и кому-то повезет, те отползут назад в траншею.
Именно в этот момент Смирнова подкинуло и ударило в спину. Сзади разорвалась мина, обожгло ноги и уже падая, он выстрелил из ракетницы.
Капитан открыл глаза. Вокруг суетились люди в белых халатах. Он лежал на носилках на улице около большого брезентового шатра. Пахло медикаментами, кровью, гноем, бинтами.
Смирнов приподнялся и посмотрел на ноги. Ноги были на месте, но без сапог и обмотаны бинтами и тряпками. Боль была сильной. В кармане шаровар Георгий нащупал пистолет, свой наградной ТТ. Вынул его, осмотрел и вновь убрал в карман.
Над ним склонилась молоденькая санитарка в стареньком застиранном бело-сером халате, бросила взгляд на ноги, потом в его глаза и тихонько произнесла:
– Потерпи солдатик, скоро уже, сейчас врач освободится и сделает тебе операцию. Не волнуйся.
Смирнов внимательно и пристально уставился на санитарку и ухватил её за рукав халат, немного приподнялся напрягшись.
– Что у меня с ногами? Отрежут или как? Отвечай честно.
– Ой, не знаю, солдатик, не знаю. Побегу я, дела у меня.
Смирнов сжал зубы. Кто-то кричал от боли в операционной. Стоны были со всех сторон. Немного повернувшись, Смирнов увидел одного из своих штрафников, сначала заметив что солдат без погон. Потом припомнил его, но фамилию так и не смог вспомнить. Да это ему было и ни к чему.
Два санитара, лет под пятьдесят, подошли к нему и не сказав ни слова с легкостью подхватили его носилки и внесли в брезентовый шатёр, весь пропахший лекарствами, ловко перекинули на операционный стол.
Георгий заметил, что стояло два операционных стола. На втором кто-то лежал, и хирурги колдовали над ним.
Отвлёк его мужской хрипловатый голос.
– Ну, что ж, солдат, тебе повезло, нам только что привезли и обезболивающие и общий наркоз, так что ничего и не заметишь.
Фраза, произнесённая хирургом, его напрягла.
– А что я должен не заметить, доктор? Как-то странно вы это сказали…
– Да я так, солдатик, о своём, – проговорил хирург и отвернувшись в сторону кому-то шепнул, – людей много, будем ампутировать. Видимо обе.
Но Смирнов, имевший очень чуткий слух расслышал и понял, что это касается его, незаметно сунул правую руку в карман шаровар и медленно вытянул свой ТТ и положил под покрывшей его простынёй.
– Начали, – дал команду хирург и фельдшер хотела было уже применит наркоз, как Смирнов негромким, но твёрдым командирским голосом произнёс:
– Доктор, откиньте, простыню.
– Зачем?
– Откиньте.
Врач показал сестре глазами, чтобы та выполнила требование отдёрнув простыню. Все увидели направленный на врача пистолет.
– Это ещё что такое, солдат? – спросил глядя на Смирнова хирург, – я вас спрашиваю.
Смирнов пристально смотрел на врача:
– Я не солдат, я командир штрафной роты капитан Смирнов. Если отрежете ноги, хоть одну, пристрелю, здесь, же. Операцию делать под местным, вы ж получили?
Хирург стоял и смотрел на Смирнова держа руки в перчатках вверх, готовый к операции. Хирург перевёл взгляд на фельдшера, на медсестру, потом опустил глаза и уставился на капитана.
– Местная анестезия, – негромко произнёс он, – но терпи. Пистолет отдай.
– Ничего, – сжав зубу процедил Смирнов, – я подержу, мне не привыкать. И потерплю, коль надо. Но пистолет не отдам. Сам следить буду за тем, что делаете. Режьте, но не отрезайте. Голову поднимите, подложите подушку, чтобы я видел.
Хирург и медсестра встретились глазами. Хирург кивнул. Медсестра быстро выскочила из шатра и вскоре вернулась, неся подушку. Ловко её положила под голову капитана и заботливо спросила:
– Вам удобно, товарищ капитан?
Смирнов прикрыл глаза:
– Удобно. … Спасибо, сестрёнка.
– То же мне, братик нашелся, – буркнула она, но бросила неравнодушный взгляд на офицера.
Во время операции хирург довольно беззлобно разговаривал с капитаном чтобы отвлечь его боли, от виденного.
– А ты откуда, капитан, такой смелый и решительный?
– Из Ленинграда, из Пушкина.
– Родители пережили блокаду?
– В оккупации были, город немцы взяли.
– А, да-да, запамятовал. Зажим, тяни, ещё, ну видишь…, вот, хорошо.
– А сколько тебе лет, капитан?
– Двадцать два.
– Да, молодой ещё. И давно в штрафной?
– Полгода.
– Награждён небось? Давай, вытягивай, осторожно, осторожно. Так, хорошо.
– Награждён.
– И чем?
– Все перечислять?
– А что тебе делать, лежи, перечисляй. Рассказывай. Да не стони ты, сам напросился. Терпи. Ну, что ж опять-то, тяни, черт возьми, тяни, ещё. Вот всё, хватит. Шей давай. Пистолет убери в сторону, мешает. Ну, так чем награждён, капитан?
– Красной Звездой, …Красного Знамени, м-м-м, - застонал Смирнов, - «За отвагу» две. …Орденом «Славы» третьей степени.
– Это что ж, солдатским орденом что ли наградили, по ошибке? Давай тащи, придержи здесь, всё, есть ещё один.
Послышался звук ударившегося осколка о дно эмалированного лотка.
– Почему по ошибке, м-м-м, – застонал Смирнов, – …не по ошибке. Сам был в штрафбате, тогда и м-м-м…наградили. Оттуда командовать штрафниками и направили.
– Добровольно, – спросил хирург заинтересовано, – давай зашивай, да аккуратнее, вот так.
– Предложили, вот и решил, что лучше я, чем тот, кто в этой шкуре не побывал.
– Молодец, капитан, одобряю. Ну, вот и всё, ноги обе остались при тебе. Но вот правая не будет полностью сгибаться, будешь прихрамывать. Стрелять-то за это не станешь по нам?
Смирнов слегка приподнялся и посмотрел на перебинтованные ноги, и откинулся на операционный стол.
– Не буду, – еле слышно сухими губами прошептал Георгий.
– Санитары, – крикнул хирург, – уносите раненого в офицерскую палатку. Тамара, дай ему полстакана, заслужил, думал орать будет.
Почти сутки проспал Смирнов. Разбудили и повезли на перевязку. Капитан глазами искал хирурга, что сделал ему операцию, но не нашел. Осмотрела раны и сделала перевязку молчаливая, уже в годах, фельдшер. После перевязки бросила косой взгляд на капитана и тихо произнесла:
– Всё, везите в палатку. Следующего.
Санитары катили каталку по деревянному настилу. Трясло, и от этого ноги ныли, но Смирнов терпел и не произнёс ни звука.
После обеда Георгий заснул и спал до тех пор, пока кто-то не коснулся его плеча.
– Товарищ капитан, товарищ капитан, – сквозь сон услышал он тихий волнительный девичий голос уже знакомой медсестры, – к вам пришли. К вам товарищ майор пришел. Поговорить с вами хочет.
Смирнов открыл глаза и увидел стоящего перед ним офицера в накинутом белом халате.
– Здравствуйте капитан. Как самочувствие?
– Спасибо, нормально, – негромко произнёс Георгий, глядя на майора.
– Я майор «Смерша», Хлыстов Николай Афанасьевич. По вашу душу.
– И зачем вам моя душа, – с напряжением в голосе спросил Смирнов.
– Да душа-то, если откровенно говорить, не нужна, а вот ответы на некоторые вопросы, нужны, капитан.
– Спрашивайте.
– У вас есть при себе оружие, пистолет? – Майор в упор немигающими глазами смотрел на Георгия, – ну?
Смирнов молчал. Уставившись в потолок, потом нехотя произнёс:
– Есть, наградной ТТ.
– И зачем же, капитан, вы им тыкали в старшего по званию подполковника медицинской службы, да ещё и начальника госпиталя?
Смирнов продолжал смотреть в потолок и молчал.
– Капитан, давайте договоримся, я задаю вопрос, вы отвечаете. Ну так…
– Мне хотели оттяпать обе ноги. И я не дал.
– В курсе, что это статья Уголовного кодекса, пятилетка, как минимум?
Смирнов перевёл взгляд на майора.
– Нет, не в курсе.
– Где оружие, где пистолет, капитан?
Смирнов не шелохнулся и негромко вымолвил:
– Он наградной.
Майор ловко и быстро запустил руку под подушку и вытащил из-под неё пистолет и сунул в карман своих шаровар.
– Так будет надёжнее. И ещё момент, о котором ты не знаешь, уж точно. На каждую операцию отведено время. Твоя операция длилась на полтора часа дольше, чем та, которую должны были провести.
– И что? – тихо спросил Георгий.
– А то, капитан, что если за это время кто-то из раненых скончался, то по твоей вине, вот и еще плюсуй пару-тройку лет за препятствование оказания медицинской помощи раненому.
Смирнов повернул голову в сторону.
– Я задал этот вопрос, и жду ответа, и моли бога, чтобы никто за это время не умер.
Смирнов лежал так, что видел вход в их офицерскую палатку. Майор молчал, видимо ожидал прихода кого-то из медперсонала. Наконец полог откинули и в палатке появился начальник госпиталя, подойдя к ним, с нескрываемой улыбкой произнёс.
– Товарищ майор, никто не скончался в то время. Да и к нашему герою я претензий не имею. Я прекрасно его понимаю, двадцать два и без ног…
Майор поднял глаза на подполковника и встал с табурета.
– Я рад, что капитану повезло. Да и рота его выбила немцев. А за боевую подготовку подразделения его представили к Красной звезде. Везучий ты, капитан. А пистолет получишь по выписке, …у начальника госпиталя.
Майор протиснулся между коек и направился к выходу. Начальник госпиталя обернулся к Смирнову, широко улыбнулся и подмигнув, заспешил за «смершевцем».
P.S.: После окончания войны, Георгий Смирнов вернулся в свой родной город Пушкин, что под Ленинградом и потом долгое время работал директором Выборгского районного Дворца культуры в Ленинграде. Женился, имел двоих сыновей, с которыми всегда ходил на парад и демонстрацию в день Победы с орденами и медалями на груди, и он не стеснялся своего ордена Славы III, как это делали некоторые офицеры, прошедшие штрафбат. В этот день за семейным праздничным обедом он всегда поднимал рюмку за того врача-хирурга и «смершевца». Он даже с палочкой не ходил…., хотя и прихрамывал.
Спасибо, что вы прочли материал, отметили его лайком, смайликом и высказались в комментарии.
Дабы не демонстрировать своё бескультурье и невоспитанность, просьба в комментариях не «тыкать», не оскорблять, не использовать нецензурную и скабрезную лексику. Подобные комментарии будут удаляться без предупреждений, а в отдельных случаях и блокироваться.
Всего вам доброго, как и вашим близким.
Уважаемые читатели, если вы хотите рекламировать здесь свой или чей-то канал, то просьба, сначала согласовывать этот вопрос, как принято среди большинства авторов на Дзене. В противном случае комментарий будет удаляться.
При копировании материала просьба указывать название канала и его адрес. Надеюсь на ваше понимание.