Костя проснулся от запаха жареных яиц и грохота кастрюль. В коммунальной кухне уже началась традиционная утренняя суета: соседка тётя Галя отбивала мясо, студентка Рита растапливала турку, а Виктор Петрович — самый строгий жилец, бухгалтер в отставке — скрупулёзно намазывал хлеб маслом, как линейкой.
Костя вышел в коридор, держа на руках рыжего щенка‑двортерьера Малыша. Пёс облизывал мальчику подбородок и радостно клацал зубами.
— С добрым, — пробормотал Костя, стараясь никого не задеть.
— С добрым, — ответили все, кроме Виктора Петровича. Тот лишь прищурился поверх очков, отмечая очередную шерстинку на ковролине.
Лейтмотив‑деталь: маленькие отпечатки грязных лап змейкой тянулись по коридору к кухне.
Через час коммуналку сотряс крик:
— Опять колбаса пропала!
Виктор Петрович стоял у холодильника, размахивая пустой полиэтиленовой оболочкой.
— Вчера купил батон «Краковской», запечатал, подписал фамилию, а сегодня — пусто! Это уже третий раз за месяц!
Соседи переглянулись. Тётя Галя пожала плечами, Рита спряталась за кружку кофе.
— Может, крысы? — слабо предложил кто‑то.
— Крысы? — бугалтер фыркнул. — Крыса так не откусывает. Зато кое‑кто откусывает.
Он перевёл взгляд на Малыша, который именно в этот момент обнюхивал его тапок, виляя хвостом.
— Хватит наводить поклёпы, — вмешалась мама Кости, Светлана Сергеевна, выходя из ванной. — Щенок маленький, он вашу колбасу даже с табуретки не достанет.
— Зато лазает, — процедил Виктор Петрович. — Я видел следы лап на столе!
Костя почувствовал, как внутри всё сжалось.
Вечером бухгалтер постучал к ним в комнату.
— Я предупреждаю: если завтра исчезнет ещё хоть кусок, собаку отправят в приют. Я уже позвонил.
— Но нет доказательств, — сказала мама.
— Будут, — ответил он и ушёл.
Мама села на кровать. Настоящая гроза в коммуналке: Виктор Петрович был старшим по этажу, его слово весило.
— Костя, присматривай за Малышом. Я не смогу защитить его, если он и вправду шкодит…
В словах прозвучало сомнение, и Косте стало больно.
На следующий день пропал пакет сосисок Риты и пачка сыра тёти Гали. Виктор Петрович вызвал участкового, но тот махнул рукой: «Семейные разборки». Бухгалтер только сильнее насупился.
К вечеру он приклеил к объявлению на доске надпись большими буквами:
«ЗАВТРА В 20:00 СОБАКУ УВЕЗУТ. ЕСЛИ ХОЗЯИН НЕ ПРЕДОСТАВИТ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА НЕВИНОВНОСТИ».
Костя зажал уши: «увезут» звучало, как «заберут навсегда».
Мальчик вспомнил урок информатики: в телефоне есть функция записи по датчику движения. Он поставил старый смартфон на пластиковый стакан, направив камеру в сторону холодильника. Для страховки рассыпал у двери немного муки — если лапы щенка там окажутся, следы выдадут его.
Малышу объяснил шёпотом:
— Нельзя на кухню ночью. Если захочешь пить — буди меня.
Щенок склонил голову, как будто понял.
Красный диод камеры мигал в темноте. Костя почти не спал, прислушиваясь. Часы пробили полночь, один, два…
Резко щёлкнула дверь кухни. Мальчик задержал дыхание. Секунда, другая. Скрип половиц. Мягкий топот без коготков — собачьи лапы стучали бы иначе.
Шорох полиэтилена. Металлический звон ножа. Щелчок крышки холодильника.
Костя зажмурился: только бы это был не Ма
Утром камера показала два коротких ролика. Первый — пустота. Второй начинается в 02:13: в кадр входит человек в халате, в носках, с фонариком во рту. Лицо не видно, но по характерному узору ромбиков на халате ясно: Виктор Петрович. Он открывает холодильник, достаёт батон сервелата, отрезает ломти, пьёт из кружки чужой кефир, потом аккуратно ставит всё обратно, маскируя потери слоями салфетки.
Следы на муке? Лап нет, только отпечаток пятки мужской тапки — капля от кефира упала.
Костя показал запись маме.
— Это может быть монтаж, — сказала она, но голос дрогнул. — Хотя… узор халата узнаваем.
— Нужно показать всем!
В 19:45 соседи собрались в коридоре, как у трибунала. Виктор Петрович держал переноску для животных, Малыш дрожал в руках Кости.
— Времени больше нет, — объявил бухгалтер. — Сдаём пса диспетчеру приюта.
— Подождите, — сказал Костя. — У меня доказательства.
Он подключил телефон к телевизору тёти Гали. Видео пошло. На седьмой секунде Рита ахнула:
— Это же ваш халат, Петрович!
— Чепуха! — закричал он. — Липа, подделка!
Но ракурс камеры чуть сместился, и все увидели лицо: настойчиво жующее, сонное, с очками, запотевшими от холодильного пара.
Тётя Галя всплеснула руками.
— Да как вам не стыдно! Мы подумали на ребёнка и животное!
Виктор Петрович покраснел до корней волос. Переноска выпала из рук, крышка ударилась об пол.
Он попытался что‑то сказать, но слов не нашёл. Затем развернулся, заперся у себя и больше не вышел до утра.
Малыш носился по коридору, оставляя радужный шлейф счастья. Соседи приносили ему лакомства: Рита — печенье, тётя Галя — кусочек буженины.
Костя сидел на табурете, гладя щенка. Мама присела рядом.
— Прости, что усомнилась, — тихо сказала она. — Я испугалась, что нас выселят или Малыша отнимут.
— Главное, что теперь всё хорошо.
Она положила ему на ладонь две пятидесятирублёвые купюры.
— На новую миску для воды. И поводок получше.
Костя кивнул.
Вдоль стены стояла клетка приюта, которую Виктор Петрович принёс, чтобы увезти щенка. Теперь она была пуста — только металлическая дверца мелодично позвякивала.
Костя подошёл, присмотрелся к бирке: «Собачий уголок «Лапка доброты»». На сердце защемило: сколько там псов, у которых не нашлось такого доказательства.
Через неделю, ранним воскресным утром, двор коммуналки ожил визгом шин велосипеда. Костя вёз пустую клетку‑переноску к приюту. Рядом бежал Малыш, звонко лаял, радуясь свободе.
У входа девочка‑волонтёр вывела старого пса с седой мордой. Костя присел:
— Снежок, знакомься, это тебе новая будка.
Он протянул поводок работнице приюта и поставил клетку — подарок.
Возвращаясь домой, Костя услышал позади лёгкий топот. Виктор Петрович держал в руках пакет колбасы. Он тихо сказал:
— Это… для вашего Малыша. И… я починю общий замок на холодильнике, чтобы каждому был личный ящик.
Мальчик кивнул. Не улыбнулся, но и не отвернулся. Виктор Петрович погладил пса по голове — робко, как школьник, признанный виноватым.
В коридоре остались лишь чистые следы лап: Костя теперь каждый вечер мыл пол, чтобы не давать лишних поводов.
Иногда, когда ночь опускалась на коммуналку, Малыш подходил к дверям кухни, нюхал воздух и тихонько тявкал, напоминая: проверка продолжается. Хотя колбаса с тех пор ни разу не исчезала, Костя всё равно оставлял камеру включённой — не из недоверия, а ради спокойствия.
И каждый раз, просматривая пустую запись, он улыбался:
Правда тоже умеет вилять хвостом.