«Иногда достаточно одного молекулярного шёпота, чтобы Вселенная зазвучала иначе».
Ночь была тёмной, безлунной и совершенно обычной, когда гигантский телескоп «Джеймс Уэбб» направил свой взгляд в глубины космоса, сквозь сотни триллионов километров межзвёздного вакуума. Его цель казалась простым пятнышком света среди миллиардов других,
Когда спектр K2‑18 b впервые лёг на детекторы NIRSpec, в нём проявилась странная подпись: пики, отвечающие диметилсульфиду (ДМС) — летучий газ с запахом мокрого моря.
«Пики» в спектре — это вершинки на графике, где измеряемый сигнал (интенсивность света, поглощение или излучение) резко выше или ниже соседних значений.
На Земле диметилсульфид синтезируют только живые организмы — крошечный фитопланктон и бактерии. В океане ДМС помогает образовывать облака, регулируя климат.
На медицинском языке повышенный уровень этого газа в дыхании пациента служит признаком скрытых болезней печени. Но что он делает там, на далёкой экзопланете, где вечные сумерки скрывают густой океан под плотной водородной атмосферой?
Команда Кембриджского университета во главе с астрономом Ником Мадхусудханом оценила статистическую значимость сигнала в 99,7 % (≈ 3 σ) — достаточно, чтобы занервничать, но ещё не повод открывать шампанское.
Одновременно спектр подтвердил метан и углекислый газ, а вода — как и прежде — пряталась в плотном слое водородного пара.
Концентрация подозрительных серосодержащих молекул оказалась на порядки выше земного фона, что при биогенном происхождении указывает либо на бурный фотосинтез в океане‑парнике, либо на непривычную биохимию, подпитываемую энергией красного карлика K2‑18.
Что мы знаем о мире на расстоянии 120 световых лет
Модель «гексианских» планет (hydrogen + ocean) родилась всего несколько лет назад: глубокий глобальный океан, укрытый лёгкой, но густой водородной атмосферой, способен сохранять температуру, комфортную для жидкой воды, даже при слабом свете звезды.
Если расчёты верны, у K2‑18 b могут быть вечные сумерки на уровне облаков и тёмно‑зелёные воды внизу — идеальная фабрика для сернистого, пахнущего приливом газа.
ДМС охлаждает климат, образуя ядра для морских облаков; без него погода выглядела бы иначе. В медицине следы ДМС в выдохе пациентов служат маркёром ряда метаболических нарушений печени.
Если та же молекула обнаружена на другой планете, она превращается в общий язык биологии и астрофизики: хрупкий, но грозный аргумент в споре «одиночны ли мы?».
Телескоп‑скальпель
«Уэбб» работает как колоссальный спектроскоп‑биопсия: когда планета проходит по диску звезды, часть света фильтруется через её атмосферу и расщепляется внутри телескопа.
Даже доли процента поглощения на конкретных длинах волн — это «штрих‑код» молекул. ДМС поглощает в инфракрасной области 2,3–2,9 µм; именно здесь максимально чувствителен прибор NIRSpec.
Но что же там? Утечка серы из подповерхностного вулканизма? — геохимики пока не знают реакций, создающих из водорода и углекислого газа столь много ДМС.
Абсолютно новая, внеземная фотохимия? — возможно, но тогда придётся переписать учебники спектроскопии.
Системные артефакты JWST? — команда проверила три независимых алгоритма редукции данных: ошибки не исчезли.
Поэтому учёные говорят о «наиболее убедительных на сегодня признаках», а не о доказательстве жизни — разница между этими формулировками велика, как пропасть между звёздами.
Исторический взгляд
1492 год от «рождества новой астрономии» — Джордано Бруно мечтает о бесчисленных «мирах, на которых живут существа». 1995 год — первая «горячая‑Юпитер» 51 Peg b. 2023 год — JWST ловит запах метана на K2‑18 b.
И вот 2025 год приносит фразу «99,7 % уверенности», после которой радиоастрономы лихорадочно просматривают архивы SETI: вдруг химия — лишь предисловие к техносигнатурам?
Пока мы ищем дыхание планктона за сотни триллионов километров, собственные океаны меркнут под слоем пластика, а фитопланктон — поставщик земного ДМС — редеет от перегрева.
Финальный аккорд
Если через год‑два новый сеанс наблюдений телескопа подтвердит наличие ДМС и химики не найдут правдоподобного небИологического пути его образования, человечество войдёт в эпоху, когда слова «мы не одиноки» перестанут быть метафорой.
До посадочных аппаратов и просьб «принесите мне этот океан в пробирке» доживут наши внуки. А пока — слушаем тихий шёпот фотонов, храним своё море и учимся задавать правильные вопросы Вселенной.
Следующее окно наблюдений — конец 2025 года. Если сигнал укрепится, Кембридж подаст заявку на программу высокого приоритета JWST Cycle 4. Впереди — долгий разговор с тьмой, который только начинается.