Юлия стояла у окна, накручивая на палец поясок любимого халата в мелкий цветочек, и задумчиво смотрела на улицу. За стеклом моросил мелкий дождик, ветер теребил куст сирени, росшей под окнами, а внутри у Юли бушевала настоящая буря.
За восемь лет брака с Владимиром она многое пережила. И радости были — когда первый раз вместе в отпуск поехали, и слёзы — когда с работы его сокращали, а потом месяцами искали выход из долгов. Но самое тяжёлое испытание за всё это время оставалось неизменным, как старая скала у моря — его мать.
Нина Андреевна недолюбливала Юлю с первой встречи. Нет, она не устраивала истерик, не сыпала проклятиями. Всё было куда тоньше и язвительней. Как яд, капающий капля за каплей в душу.
— Не пара ты ему, — заявила она в лицо Юле прямо в день их скромной свадьбы. — Хоть и милая вроде, да тонковата, Володьке помощница посильней бы нужна.
Юля тогда только улыбнулась натянуто. Молодая, влюблённая, полная надежд, она не верила, что слова свекрови могут всерьёз испортить их жизнь. Ах, как же она ошибалась...
Поначалу жили все вместе в трёшке Нины Андреевны, на окраине города. Квартира старая, обстановка ещё с советских времён, скрипучий паркет, тяжёлые серые шторы, выцветшие ковры на стенах. Юля старалась изо всех сил влиться в новую семью: вставала раньше всех, спешила приготовить завтрак, перемывала за всеми посуду до скрипа, чтобы только показать — она старается, она хорошая. Но всё было зря. Что бы она ни делала, всё было «не так». То борщ пересолен, то полотенца не тем порошком постираны, то сидит, якобы без дела, в книжку уткнувшись.
— Юлька, ты бы лучше полы перемыла, чем эти романы свои читать! Порядочная женщина без дела сидеть не должна! — любила приговаривать Нина Андреевна с укором.
И снова Юля глотала обиду, тянула губы в улыбку, шла мыть полы, уже и так выдраенные до блеска, чтобы не дать повода для упрёков. А ночами плакала в подушку, только чтобы утром снова улыбаться, словно ничего не случилось. Она верила: всё наладится. Перетерпит, вольётся, заслужит расположение...
Только год за годом ничего не менялось. Если и менялось, то в худшую сторону.
Владимир сначала тоже пытался сглаживать углы, мол, «ты, Юлька, не обижайся, мамка она такая, с характером». Потом махнул рукой: работу сменил, стал часто задерживаться, лишь бы меньше бывать дома, где воздух можно было резать ножом от постоянного напряжения.
Лишь три года назад они, наконец, оформили ипотеку. Выбрали скромную двушку в панельной пятиэтажке — дом был старенький, без лифта, с облупленным фасадом, зато квартира светлая, окна на тихий двор, где сирень цвела весной таким густым, тягучим ароматом, что хотелось запоминать каждый вдох.
Платить было тяжело, очень тяжело. Владимир работал почти без выходных, порой сутками пропадал на объектах. Юля, оставшись хозяйничать в новой квартире, устроилась на полставки в офис и по вечерам брала подработки: писала тексты на заказ, переводила документы. И всё вроде бы начало налаживаться, даже визиты Нины Андреевны стали реже. Юля выдохнула впервые за многие годы. Да, устали. Да, тяжело. Но зато никто больше не стоял над душой, не указывал, как правильно разложить полотенца в шкафу.
А год назад, как гром среди ясного неба, пришла весть о смерти дедушки по отцовской линии. Старик был ворчливым, тяжёлым человеком, особенно после смерти бабушки. Почти не общался ни с кем, редко выходил на связь. Юля иногда вспоминала о нём с грустью, но навестить так и не собралась за последние годы. Всё некогда, да и не хотелось.
А оказалось, в душе он всё равно хранил привязанность. В завещании он оставил ей часть наследства, приличную сумму. Не миллионы, конечно, но достаточно, чтобы жизнь стала легче.
Когда Юля узнала об этом, у неё от волнения дрожали руки. Она долго сидела на кухне с открытым письмом в руках, не веря глазам. Может быть, вот оно — спасение?
Но радость длилась недолго.
На следующий же день на пороге их квартиры стояла Нина Андреевна. С тортом в руках и лицом, на котором была натянута такая сладкая улыбка, что у Юли волосы на затылке зашевелились.
— Юлечка, доченька, — пропела свекровь, целуя её в щёку так, что Юля еле удержалась от вздрагивания. — Слышала, денежки тебе достались? Вот радость-то! Надо бы их с умом вложить, дорогая моя.
И началось. Свекровь звонила каждый вечер: «А что если купить участок земли за городом?», «А может машину новую взять?», «Ты же теперь богачка...»
Юля слушала, кивала, вежливо отнекивалась, но чувствовала: начинается новое испытание. Раньше свекровь её попрекала бесполезностью, мол, проку от Юли никакого, одна морока. А теперь начала считать её деньги, как свои. И пренебрежительная усмешка в глазах Нины Андреевны осталась всё той же, только под ней теперь жил расчёт.
Жизнь, казалось, снова готовила для неё новый бой. Только теперь Юлия знала точно: сдаваться она не будет. И когда Нина Андреевна снова начала по телефону свою песню про участок в садоводстве — «подумаешь, всего миллиончик, а какое место хорошее!» — Юля ровным голосом произнесла:
— Нина Андреевна, я уже потратила деньги.
— Как потратила?! — взвизгнула на том конце свекровь. — Куда?
— Закрыла ипотеку, — спокойно ответила Юля, — Всё до копейки ушло, больше у меня нет лишних средств.
Тишина повисла в трубке, как на похоронах. Потом свекровь резко оборвала разговор, что было на неё совсем не похоже.
Юля улыбнулась - пусть. Она солгала, конечно. Но в той ситуации ложь казалась ей меньше злом.
Нина Андреевна сразу сбросила маску доброжелательности. Прежняя сварливая, придирчивая свекровь вернулась с удвоенной силой. Теперь она приходила без предупреждения.
— Приехала проверить, как вы тут живёте! А то вдруг хозяйка за хозяйством не смотрит, а сын мой страдает!
Юля всё реже могла чувствовать себя спокойно даже в своём доме. Однажды свекровь устроила скандал из-за немытой сковородки в раковине. В другой раз из-за того, что шторы в спальне, по её мнению, были «слишком тёмными и гробовыми», ауру портят.
Владимир, уставший после работы, не обращал на визиты матери особого внимания. Или делал вид, что не замечает.
— Понимаешь, Юль, она просто беспокоится. Это ж мама! — оправдывался он каждый раз.
Юля всё терпела. Месяцами молчала, проглатывала обиды, старалась не превращать дом в поле боя. Но однажды вечером, сидя на кухне за ужином, она не выдержала.
— Вова, — тихо начала она, — поговори, пожалуйста, с мамой. Объясни ей, что у нас своя семья, и мы сами решаем, как нам жить.
Владимир нахмурился.
— Это ты должна уважать мою мать! — резко перебил он. — Она, между прочим, меня одна вырастила, без отца! А ты её что, теперь за порог гнать собираешься?
— Я никого не гоню, — старалась говорить спокойно Юля, хотя в груди клокотало. — Но у нас должна быть личная жизнь. Я хочу, чтобы наш дом был только нашим. Без постоянных визитов, без контроля.
Но Владимир, казалось, её уже не слушал. Он вскочил из-за стола, заложил руки за спину и заходил по кухне туда-сюда.
— Ты не уважаешь мою мать. Это всё объясняет. Мне мама давно говорила: с тобой счастья не будет. Она права, нам лучше разойтись.
Словно холодным душем окатили. Юля сидела, не в силах пошевелиться. Значит, вот так? В одну минуту перечеркнуть всё, что они строили вместе восемь лет?
Владимир остановился у окна, развернулся.
— Квартиру будем делить, — сказал он хриплым голосом. — Мама говорит, что я имею право на свою половину.
И тут Юля, удивительно спокойно для себя, поднялась из-за стола.
— Хорошо, — ответила она тихо, но твёрдо. — Делить, так делить. Только сразу учти: вместе с квартирой будем делить и оставшуюся часть долга по ипотеке.
Владимир моргнул, явно не понимая.
— Какого ещё долга? Ты же говорила, что всё закрыла...
Юля улыбнулась уголками губ, и в этой улыбке было больше печали, чем злости.
— Я это сказала только для того, чтобы твоя мама не рассчитывала на мои деньги. Ипотека никуда не делась, Вова, и ещё десять лет впереди. Так что если хочешь делить квартиру — будем делить вместе с долгами.
Владимир заморгал часто-часто, будто пытался осмыслить услышанное. Потом резко побледнел. Его губы задрожали, словно он хотел что-то сказать, но не находил слов.
— Юль, да я так... — пробормотал он, пытаясь изобразить улыбку, но улыбка вышла вымученной, кривой. — Я же пошутил... Ты чего сразу так серьёзно восприняла?
Он неловко засмеялся, но смех его прозвучал чуждо, будто заученная фраза с плохой постановкой.
Юля смотрела на него — и словно впервые в жизни действительно видела своего мужа. Не того обаятельного парня с живыми глазами, в которого она влюбилась восемь лет назад, а... измельчавшего, уставшего человека. Того, кто так и не смог выбраться из-под крыла своей матери. Того, кто в трудный момент думал не о ней, не о них вместе, а только о том, как угодить Нине Андреевне и выполнить её давние мечты.
— Нет, Вова, — Юля покачала головой, чувствуя, как странное спокойствие разливается по её телу. — Ты сказал именно то, что давно думал. И мама твоя думала так же. Вы просто решили, что получили шанс. Только вот вышло не так, как вы хотели.
Владимир опустил глаза. Вцепился в салфетку, смял её в комке так, что костяшки побелели. Видно было, как дрожит его подбородок. То ли от злости, то ли от осознания провала.
Он не ожидал такого. Совсем не ожидал.
Мама ему уже нарисовала все яркими красками – поделить квартиру, за которую Юля заплатила, развестись, и жениться на дочери маминой приятельницы – воспитанной, утонченной...
Да только план этот треснул по швам.
И когда он рассказал матери, как обстоят дела на самом деле, та устроила настоящий спектакль.
— Как это ипотека?! — верещала Нина Андреевна так, что стены тряслись. — Она же говорила, что закрыла! Ты что, Вова, с ума сошёл? Ты зачем поверил-то этой бессовестной девке?! Она тебя обманула! Она нас всех обвела вокруг пальца!
Владимир стоял молча, сгорбившись под тяжестью маминых упрёков. Все его мечты о лёгком разделе имущества, о новой уютной жизни с одобренной кандидаткой — рушились, как карточный домик на сквозняке.
— Ах она, хитрая змея, — шипела Нина Андреевна, в бешенстве измеряя комнату широкими шагами. — Всё рассчитала, мерзавка! Знала ведь, что так будет, знала! Специально придумала, чтоб нас голыми оставить! А я-то думала, что она глупенькая, доверчивая, а она вон как... с душком оказалась!
На следующий день Юля услышала резкий звонок в дверь. Она уже знала, кто пришёл. Не нужно было даже в глазок смотреть. На пороге стояла Нина Андреевна, вся на взводе, с перекошенным от ярости лицом и руками, сжатыми в кулаки.
— Какая ты бестыжая! — с порога заголосила она. — Ты специально все разрушила!
— Ничего я не разрушала, — спокойно ответила она. — Я просто отказалась быть пешкой в ваших играх. Теперь каждый за себя. Владимир свободен, и вы, Нина Андреевна, тоже. Найдёте ему другую жену, как и мечтали.
— Да кому он теперь нужен, без квартиры и с долгами?! — с досадой выкрикнула свекровь. — Всё из-за тебя! Ты лишила его будущего!
— Нет, — Юля едва заметно улыбнулась. — Это вы сами лишили себя будущего, когда решили присвоить себе моё имущество.
Нина Андреевна зло шмыгнула носом и выбежала из квартиры, хлопнув дверью.
Владимир переехал к матери. Собрал чемодан, пару коробок и... всё. Ни слов сожаления, ни просьб попробовать все исправить. Только сухое «ну, пока» на прощание.
Юля смотрела, как за ним закрывается дверь, и чувствовала... не боль, нет.
Только лёгкость. Как после долгой, затяжной грозы, когда из-за тяжёлой тучи, наконец, выглядывает первый робкий лучик солнца.
Она осталась одна, но на своих условиях, и знала: больше никто и никогда не посмеет решать за неё, как именно она должна жить.
Здесь можно читать мои рассказы в телеграмме
Рекомендую к прочтению:
И еще интересная история:
Благодарю за прочтение и добрые комментарии! 💖