Панкратов А.Е.
Автобиографический рассказ "АБЫШИНО".
Сельским врачам, фельдшерам и медсестрам посвящается.
ПРОЛОГ
Опять телефонный звонок оторвал меня от работы над историями болезней. Три телефона, которые находятся в нашей ординаторской, трезвонят по очереди в течение всего дня с интервалами от двух до пяти минут. Стоит войти в кабинет, начинаешь ощущать себя диспетчером, а не врачом. Поднимаю трубку местного:
- Нейрохирургия, врач Степанов.
- Игорь Алексеевич, это Елена Васильевна (наш зам. гл. врача по детству), спуститесь ко мне быстренько.
- Иду.
Сейчас опять за что-нибудь будут ругать. Ну и ладно, моя совесть чиста и я ничего не боюсь, даже увольнения. С пятого этажа спускаюсь на первый.
- Здравствуйте.
В кабинете, кроме Елены Васильевны, сидел какой-то плотный крупный выбритый мужчина лет шестидесяти, который при моем появлении встал и протянул мне руку.
- Вот, Игорь Алексеевич, познакомьтесь – главный врач Абышинской ЦРБ, Мурад Закиевич. Игорь Алексеевич – наш хороший педиатр, очень легкий на подъем. Надо поехать на месяц в Абышино поработать педиатром – Мурад Закиевич очень просит.
Мы пожали друг другу руки и поздоровались. После непродолжительной беседы и обсуждения условий я дал согласие. Можно было, конечно, отказаться, но мне захотелось испытать на своей шкуре работу сельского врача. Самый большой минус – то, что останутся без меня мои пациенты, но думаю, они поймут и простят, порекомендую им на этот период другого доктора. Придя домой, я начал страшно сожалеть о своей «легкости на подъем» и ее возможных последствиях, но слово сказано, дело сделано. Что ни делается, все к лучшему. Друзья провожали меня как в ссылку.
ПРИЕЗД
Дорога в район показалась долгой и нудной. Километры на счетчике спидометра прибавлялись очень медленно. Наконец я приехал в Абышино – центр самого дальнего района нашей области. Село было татарским. Увидев первых встречных людей, я остановился и спросил, как проехать к больнице. Пожилая татарка ответила: «Поезжай налево, потом прямо, потом опять налево, сразу увидишь большой дом – это и будет больница». Последовав рекомендациям, я выехал на окраину села. Признаков больницы не обнаруживалось. После третьей остановки и очередного вопроса: «Извините, а где находится больница?», передо мной оказались табличка: «Место стоянки авто медработников» и крылечко приемного покоя Центральной районной больницы. Потом я убедился, что местные жители постоянно путают слова «право» и «лево». Пришлось учить татарский язык, по крайней мере, самые необходимые мне слова и выражения. В итоге, проехав 176 километров за 2,5 часа, я вошел в двухэтажное здание стационара, которое было построено в 1932 году, а совсем недавно подвергнуто, как это сейчас называется, сайдингу, т.е. полностью облицовано рифленым железом и его ярко синяя крыша была видна за километр. В кабинете приемного покоя меня встретил дежурный врач – Ангам Сардарович. Как только Ангам Сардарович услышал, что я врач-педиатр, приехавший к ним на работу, он сразу вывел из кабинета двух экстренных больных, а лицо медсестры расцвело в радушной улыбке. Познакомились. Имена и отчества врача и медсестры – Сарии Рустамовны, пока не забыл, сразу записал на клочок бумаги. Пока ждали главного, дежурный доктор рассказал, что он сам здесь недавно, всего несколько месяцев, по специальности он дерматовенеролог, а при больнице состоит сейчас в должности заместителя главного врача (по каким-то там вопросам). Живет он не в Абышино, а в Лапкино и вынужден каждый день ездить на работу за тридцать километров. Впоследствии выяснился и резон, ради которого терпится такое неудобство.
Ничего в этом мире не бывает просто так, и если человек добровольно обрекает себя на какие-то лишения, то, значит, впереди или позади этих лишений существует какая-то более значимая выгода.
Тем временем подошел вызванный по телефону главный врач – Мурад Закиевич. Оказывается, он ждал меня еще с утра и в течение дня не раз звонил в больницу, справляясь о моем приезде. Сели в машину и поехали смотреть мое жилье. Дорога была в ужасном состоянии, всюду в асфальте были вырезаны прямоугольные ямы глубиной на четверть колеса. Через неделю их заасфальтировали и теперь на этих местах оказались кочки. Дорога являлась главной улицей села и называлась улицей Свободы. Вдруг дорогу перегородила корова, пришлось снизить скорость почти до нуля; сейчас как раз был час, когда коровы возвращались по домам с выпаса. Коров, их лепешки и ямы я старался по возможности объезжать. Вдоль улицы тянулись сначала одноэтажные дома, один из которых был с двумя башенками из красного кирпича – дом судьи, потом по одну сторону улицы расположились двухэтажки, больше похожие на двухуровневые гаражи, а на противоположной стороне – собственно, гаражи, сделанные из товарных вагонов. Из одного вагона, если его разрезать пополам, получается два гаража. Гаражи принадлежали жильцам двухэтажек. Этот район села назывался городок. Вот показался дом, в котором мне предстояло прожить полтора месяца – трехэтажное, трехподъездное здание – самое высокое в селе и по местным понятиям достаточно престижное. Обшарпанный панельный дом с малюсенькими зарешеченными балкончиками. Если бы со мной не сидел главный врач, уверенно показывавший дорогу, я бы ни за что не подумал, что к подъезду можно проехать на машине по тому довольно крутому спуску, коряво выложенному бетонными плитами, из которых торчала арматура. К тому же этот спуск был сам не шире машины и заканчивался поворотом под углом в девяносто градусов. Мой подъезд средний. Этаж второй. Это оказалась двухкомнатная квартира со всеми удобствами, холодильником, как потом выяснилось неработающим, телевизором, видеомагнитофоном, музыкальным центром, которые работали, но были мне совершенно не нужны. Квартира была в крайне запущенном состоянии, видимо, в ней не убирались около года, а по всем столам валялись испорченные продукты, около десятка колод игральных карт, стояли початые бутылки с водкой и нераскупоренные с пивом, просроченным на несколько месяцев. У разложенного дивана на ковре валялся замусоленный сборник кроссвордов, над всеми кроссвордами кто-то потрудился, но были разгаданы лишь слова, определение которых знает каждый детсадник; в слове «паром» было две ошибки – «порром».
Затем поехали обратно в больницу, на территории которой располагались капитальные больничные гаражи, один из них был предоставлен в мое личное пользование.
Завтра к 8.00 на работу. Я опять вернулся на квартиру и выгрузил вещи, когда возвращался в гараж - уже стемнело, пришлось включить фары. Гараж оказался очень просторным – свободно уместился бы и грузовик. Пришлось немного повозиться, чтобы извлечь из салона автомашины привезенный из города велосипед, около 4-х часов назад на его погрузку ушел почти час. Но старания были оправданы – ездить на работу на велосипеде одно удовольствие, и от транспорта не зависишь, и время экономишь, и по пути делаешь зарядку. И вообще, велосипед – первый транспорт на деревне.
В первый день до работы меня довез заведующий поликлиникой - Марат Талгатович. Оказалось, что мы живем с ним в соседних подъездах одного дома. От дома до работы на машине 2 минуты езды, на велосипеде – 5, пешком – 15. В последующие дни я ездил на велосипеде или ходил пешком, не считая тех случаев, когда приходилось ездить на машине «скорой помощи».
Внутри больница оказалась очень старой, ветхой и давно не видевшей ремонта, но эта убогость компенсировалась чистотой и приветливостью, опытностью и исполнительностью персонала. Полы моются по пять раз на дню, сестры в чистых выглаженных халатах. Из кранов течет только холодная, просто ледяная артезианская вода, но зато над каждой раковиной висит по три – четыре чистых полотенца – для рук врача, для рук медсестры и для перчаток. Перед каждой лестницей и в конце каждой лестницы лежит чистая влажная тряпка для обуви.
В дождливые дни все входящие в больницу, кроме персонала, разувались, оставляя свои ботинки, туфли и калоши практически на крыльце. На двери в детское отделение висит объявление «Вход в отделение без обуви». Напоминаний и грозных вахтеров не требовалось.
ЗНАКОМСТВА
В ординаторской меня встретили доктора больницы – Азалия Минзакиевна – врач-офтальмолог, она же эндоскопист, самая бодрая, неунывающая и симпатичная, которая только что обрадовалась, что в следующем месяце ей поставили дежурства только через день. Альмир Рахимович – анестезиолог-реаниматолог, в следующем месяце дежурит каждый день и анестезиологом-реаниматологом и хирургом, очень похож на почтальона Печкина, любит пошутить. Марат Талгатович – терапевт, невысокого роста, с усами, удачно пародирует начальников, пожалуй, самый умудренный опытом и ответственный доктор. Позже Марат Талгатович рассказывал: «Я после распределения три года работал в тайге на зоне. В радиусе пятисот километров больше ни одного врача не было. Мне все приходилось самому делать. И инфаркты лечить, и операции полостные выполнять, одну даже пластическую сделал – пришил мочку уха, и зубы удалять, корни выдалбливал. Переживал сильно, дежурил у тяжелых больных, хотя, если помрет, никто не спросит и не накажет. Зэк? – Зэк. Тайга? – Тайга. – Никто не спросит, закопают в тайге и все. Но нас ведь учили быть ответственными. Я как приехал, электрокардиограф себе выписал, сразу отвадил зэков под боли в сердце «косить». Он придет, за грудь держится, а я ему кардиограмму сниму и говорю, что все тут нормально, враз поток «больных» уменьшился. Мог бы целый роман автобиографический написать. Когда во врачебно-летной комиссии в Свердловске работал, пришлось в пику летчикам с парашютом прыгнуть. Четыре прыжка сделал. При первом надколенник сломал, при последнем сотрясение мозга заработал. Много интересного было». Азалия Рахимовна – гинеколог, она же врач УЗИ, сестра Альмира Рахимовича. Земфира Рафисовна – гинеколог, по-моему, больше других разбирается в местной жизни и может подсказать, кто есть кто и что, где и как. Азалия Николаевна – тоже гинеколог, параллельно, как я слышал, занимается каким-то бизнесом, связанным с общественным питанием. Удивила меня тем, что постоянно выковыривала из холодильника лед в чашку и с удовольствием его ела. Зимой лучшим лакомством для нее служат сосульки. В общем, Азалий среди врачей так же много, как и гинекологов, хотя больница больше нуждается в хирургах, которых нет ни одного. После знакомства все разошлись на обход по палатам. Детское отделение располагается на первом этаже и, помимо коридора, представлено двумя палатами – на шесть и на четыре койки.
На первый день у меня в палате было четверо пациентов – две лакунарные ангины, герпетическая ангина и острый обструктивный бронхит. Девочку с лакунарной ангиной я выписал на следующий день.
К одиннадцати часам, скоррегировав назначения и оформив истории болезней, я уже пошел на амбулаторный прием в поликлинику. Поликлиника располагалась за три дома от больницы и, в будущем, иногда приходилось ходить с приема в поликлинике в приемное отделение больницы, чтобы оказать помощь и при необходимости госпитализировать привезенного ребенка.
Медсестра педиатрического кабинета, Римма Галеевна, оказалась очень опытной и полностью заменяла районного педиатра в периоды его отсутствия.
Работа в поликлинике на селе в принципе ничем не отличается от работы в поликлинике в городе. Пациентов было много, и все были больные. Очень много детей страдало ангиной: бегают по жаре, потом пьют ледяную воду из крана. Надо будет по этому поводу оформить предупреждающий настенный бюллетень для родителей. Хотя я не любитель санпросветработы, но в данном случае, мне кажется, это необходимо сделать.
В середине дня в кабинет заглянул Альмир Рахимович, ведущий хирургический прием в соседнем кабинете: «Игорь Алексеевич, какую дозу ампициллина можно назначить двухлетнему ребенку?».
В ближайшие дни все доктора под каким-нибудь предлогом заходили посмотреть, как у меня идет работа.
Кроме ангины, приводили детей с бронхитом, пневмонией, стоматитом, ОРВИ, пиодермией, вегетососудистой дистонией, головными болями, гастритами, эпилепсией, малышей приносили на прививки и профилактические осмотры. Для многих было новостью, что трехмесячного ребенка нельзя поить коровьим молоком и кормить манной кашей. Многие дети были пониженного питания. Люди живут очень бедно. Пришлось вспоминать дозировки препаратов, которые в городе почти не используются, уже устарели, но зато относительно дешевы. Кого-то приходилось класть в больницу только потому, что у родителей нет денег ни на какие лекарства, даже самые дешевые.
Рабочий день закончился в начале пятого. Дома ждала работа по уборке квартиры. Набралось четыре мешка мусора, который пока пришлось складировать в коридоре – мусорная машина ходит по понедельникам, средам и пятницам, останавливается возле дома около пяти часов дня и надо будет не опоздать с работы. Чистил сантехнику, мыл посуду, окна и полы целую неделю. Зато теперь сижу в чистоте и печатаю на привезенном из города ноутбуке эти строки. Еще использую компьютер для ведения журналов дежурств, амбулаторного приема и стационара. Должна получиться интересная сводка.
В половине первого ночи меня разбудил стук в дверь. Стук – потому, что нет звонка. Телефона, кстати, тоже нет.
- Кто там?
- Это бывший педиатр, откройте, пожалуйста.
Открыл. Вошел пьяный мужчина во фланелевой рубашке, с грязными руками.
- Здрасьте. Я бывший педиатр. Пришел на вас посмотреть. Говорят, приехал новый педиатр, обладающий даром. Говорят, ездит на велосипеде с сумкой через плечо. Можно я рядом постою. Вас как зовут?
- Игорь.
- Нет, скажите, как полностью зовут.
- Игорь Алексеевич.
- Спасибо. А меня Мазгут Хабирович. Я рентгенолог. Но я сейчас в отпуске, а когда отпуск закончится, пойду на больничный, потому что сейчас сенокос, дел много. Сегодня две машины сена привез. А я вас другим представлял – большим с грубым голосом, а вы совсем другим оказались. Извините, вы уже спать легли? Ну, мне не терпелось на вас посмотреть. Я тоже раньше педиатром работал. В Ташкенте учился. У меня черный пояс по карате. Еще я айки-до владею, другими единоборствами, боксом. Меня все боятся. Вот смотри, какие мышцы. – Снял рубаху, потом надел. – А давайте по сто грамм?
- Я не пью.
- Да? Ну, ладно. Я еще зайду. Если что, обращайтесь, я в соседнем подъезде живу, на первом этаже, налево квартира.
Наконец я получил возможность продолжить сон.
Как приятно утром ехать на велосипеде, вдыхая чистый деревенский воздух и ощущая прохладную свежесть всем организмом. Пусть дорога и лежит на работу. В ординаторской меня встретили знакомые и приятные лица коллег. Поинтересовались, где я оставляю велосипед. В гараже оставляю, там же, где и машину. Очень удобно, когда у тебя на работе свой гараж.
- Игорь Алексеевич, – посмотрев в график дежурств, обратилась ко мне Азалия Минзакиевна, – а вы на эти выходные не собираетесь уезжать в город?
- В общем-то, не собирался.
- Может, тогда вы поменяетесь со мной дежурствами, вы за меня первого, а я за вас седьмого?
- Пожалуйста.
- Пра-а-а-вда?! Вы меня очень выручили. Спасибо. Я вам еще накануне позвоню уточнить, у вас какой номер телефона? – записала номер моего сотового, и мы обменялись пробными звонками.
БАЗАРНЫЙ ДЕНЬ
Сегодня четверг – базарный день. По четвергам с десяти утра до часа дня местные жители ходят на рынок, куда торговцы привозят то, что в городе продается каждый день с утра до вечера почти на каждом углу – продукты питания (американские окорочка, колбаса, сыр, масло, печенье, картошка, овощи, крупы), моющие средства, одежду и обувь, аудиокассеты. Было бы удобнее, чтобы рынок был в субботу или воскресенье, но в выходные дни торговцы поедут в более большие и богатые села, а мы должны выкроить время среди рабочего дня, чтобы обеспечить себя на всю будущую неделю. Обычно для похода на рынок используется время обеденного перерыва, и оно у меня есть. Когда я попал на базар, торговцы уже начинали паковать недораспроданные товары, но мне удалось купить сыр, масло, картошку, яйца и печенье. На рынке меня встретила мама ребенка, с которым была накануне на приеме и, стоя в очереди за маслом, попутно проконсультировалась на предмет лечения своего малыша. Повстречалась мама мальчика, который полгода назад был прооперирован в нашем отделении в городе, и очень удивилась нашей встрече и, наконец, мы поздоровались с патронажной медсестрой. На работу с «обеденного перерыва» я немного опоздал, но был среди опоздавших далеко не единственным – у каждого дома закончились запасы какого-то провианта.
Для поликлиники четверг – достаточно тяжелый день. Люди со всего района едут на базар, а заодно идут на прием к врачам, чтобы не тратить на поездку отдельный день. К тому же от рынка до больницы пять минут ходьбы. Бывает, что заболеют в начале недели, а потом ждут до четверга – и на базар и к доктору, что для них важнее – сразу и не поймешь.
СЫН НАЧАЛЬНИКА
Пятница прошла быстро. Я сидел вечером за компьютером, когда раздался стук в дверь. На пороге стоял приветливый усатый мужчина в спортивном костюме. Из-за спины мужчины выглядывал любопытный мальчишка, устремив свой взгляд вглубь моей комнаты. Мужчина сказал:
- Я за вами.
Я подумал, что он хочет, чтобы я посмотрел его ребенка и ответил:
- Пожалуйста.
- За вами из больницы прислали, там больного ребенка привезли, выходите – машина у подъезда.
И водитель ушел, а соседский мальчишка еще подсматривал, пока я обувался. В машине водитель мне уже сообщил, что бабушка привела внука.
- Это сын начальника ГАИ, у него живот болит. Мальчика уже посмотрели Азалия Рахимовна (как дежурный по больнице доктор) и Альмир Рахимович, взяли анализ крови, теперь ждут вас.
Азалия Рахимовна и Альмир Рахимович переводили грустные взгляды с ребенка на меня и обратно. У малыша была температура 38,7оС, а у бабушки настроение близкое к панике. Альмир Рахимович пододвинул ко мне клочок бумаги, лежавшей на столе, со словами: «Вот анализ крови, что будем делать?». На клочке простым карандашом было написано « Le 10,4». Живот у мальчика уже не болел, но оказались воспалены небные миндалины. С ангиной мы его благополучно положили в мое отделение, а водитель развез нас обратно по домам. Завтра первое августа, суббота. Успел постирать халат. Поглажу завтра утром перед дежурством, ведь не в восемь же утра за мной приедут.
ПЕРВОЕ ДЕЖУРСТВО
В восемь утра я только проснулся, что было легкой безответственностью. Только успел умыться, как приехал водитель.
- Я за вами. – Эта фраза звучала на протяжении месяца еще много и много раз.
В приемном покое сидел парень, с левой голени и бедра которого полностью сошла обгоревшая кожа. Рядом сидел избитый мужчина. Обработали раны первого, освидетельствовали второго. Тут привели мальчишку, у которого из раны на локте выделялся гной. Мне пока только приходилось ставить диагнозы и отдавать распоряжения. Медсестра развела края глубокой колотой раны зажимом, выпустила гной, промыла рану, наложила повязку. Потом был дедушка с гипертоническим кризом и стенокардией, положил его в больницу. Вроде бы пока все. Водитель отвез меня домой и я наконец смог позавтракать. После завтрака достал из сумки мятый халат, который пришлось надевать неглаженым. Включил утюг. В дверь постучали.
- Я за вами. – Утюг пришлось выключить, и положить халат обратно в сумку.
Приемное отделение представляло собой всего одну комнату, десять квадратных метров, и малюсенький коридор, в котором умещался всего один стул и, при необходимости, могли уместиться носилки, если убрать стул. Комната по совместительству служила офисом «скорой помощи», на подоконнике стояла рация – связь с машиной скорой помощи, телефон, который звонил, когда кто-то набирал «03», и кипы каких-то журналов. Второй телефон стоял на столе – это была связь внутри села; чтобы позвонить в другое село или город, приходилось заказывать разговор через телеграфно-телефонную станцию. За эти сутки мне пришлось три раза заказывать переговоры с областной клинической больницей в городе и трижды с ЦРБ Грачевки, автоматическая линия есть только у главного врача. Вдоль одной из стен тянулись шкафы с медикаментами, перевязочным материалом и прочими изделиями медицинского назначения. На шкафах лежали ящики и чемоданчики с надписями «Врачебно-сестринская укладка», «Противочумная укладка», «Противохолерная укладка» и тому подобное; стоял портативный электрокардиограф. У противоположной стены расположились перевязочный стол, сухожаровой шкаф и кушетка. Письменный стол стоял торцом к окну.
На кушетке лежал мужчина с гипертоническим кризом. Давление снижалось плохо, мы уже применили весь арсенал имеющихся средств, которые могут снизить давление – дибазол с папаверином, лазикс, адельфан, эуфиллин и магнезию. Клофеллина в больнице не было в принципе, но он появился после моего выступления на очередной пятиминутке и содействия Азалии Минзакиевны. Только был достигнут эффект, и пациенту стало лучше, как фельдшер, Галина Ивановна, привезла мужика с алкогольным отравлением в сопоре, судороги она купировала еще дома. В этом случае мне пришлось наоборот поднимать давление, которое сейчас было 50 и 30 мм.рт.ст. Обоих госпитализировали, сделал назначения, наладили инфузионные системы, а в приемное отделение жена привела мужа с разрезанным пальцем – ногтевая фаланга едва на чем-то держалась. Мужчина работал с электропилой. Лето на селе – период высокого травматизма, и сегодня в этом я убежусь еще не раз. Обработали рану, а водитель скорой помощи поехал за Альмиром Рахимовичем, который в подобных случаях исполнял обязанности хирурга. Пока Альмир Рахимович оперировал палец, мы с Галиной Ивановной поехали по очередному вызову. Вообще-то, на скорой помощи существует только фельдшерская бригада, и доктора почти никогда не выезжают к больному, но тут был особый случай, а у меня было время. У двадцатидевятилетнего мужчины оказались очень деликатные жалобы – вторые сутки не прекращалась эрекция. Ввели анальгетики, спазмолитики – без эффекта. Достаю сотовый телефон, с которым не расстаюсь ни днем, ни ночью, звоню урологам в город – у одного телефон отключен, второй не берет трубку, третий ответил, это моя институтская подруга – Алина. Алина, со своим кавказским темпераментом, сразу начала кричать:
- Игорь, это приапизм. Немедленно отправляй в стационар в город.
Отвезли несчастного в приемное отделение – надо было оформить направление, вызвали водителя, который, как и я, дежурил на дому, и на втором «уазике» отправили больного в город, в больницу N1.
Альмир Рахимович зашил распиленный палец, и мы опять были развезены по домам. До следующего обращения больного в больницу.
Наконец я погладил халат. Только повесил его на плечики – стук в дверь.
- Я за вами.
Кладу халат в сумку. Теперь не стыдно будет перед больными, а то в мятом халате чувствовал себя не в своей тарелке, правда, в работе забывал про это, ладно хоть в чистом. В институте, еще на первом или втором курсе, наш преподаватель анатомии, мудрейший человек, как-то сделал замечание одному неряшливому студенту в грязном халате:
- Халат может быть мятым, может быть с заплатами, но всегда должен быть чистым.
Это, наверное, как человек, подумалось мне сейчас, который может быть уставшим, может быть бедным, но всегда должен быть честным.
На этот раз в приемном покое сидел парень со льдом на левом предплечье – упал с сеновала на пятую точку, в падении ударился рукой о балку. Летом здесь падения с сеновала так же распространены, как зимой падения на льду. Жалуется на головную боль, головокружение, тошноту, сонливость.
Осмотрел пострадавшего – ушиб мягких тканей предплечья, сотрясение головного мозга. Парень стал утверждать, что головой не ударялся и очень удивился, узнав, что сотрясение можно «заработать», ударившись тем местом, которым он ударился.
Закон парных случаев, тут же «скорая» привезла сорокалетнего мужчину «подшофе» со дня рождения, с кровотечением из уха. Брат ударил трехлитровым чайником полным воды по голове – вся клиника сотрясения мозга, а когда сделали снимки черепа – перелом височной кости. Вызвал из города санавиацию, и через три часа ушибленного отправили в нейрохирургическое отделение областной больницы. Сам отправился пока домой.
Успел пообедать, не-то поужинать. Если судить по частоте принятия пищи – то пообедать, а если по времени суток – то, скорее, поужинать. Одним словом – поел. Не успел помыть посуду – тук-тук:
– Я за вами.
В приемном покое двое. Снимки уже сделаны и сохнут на окне и на сухожаровом шкафе. На кушетке лежит мужчина средних лет – по снимочкам - перелом третьей плюсневой кости со смещением отломков, упал из кузова машины, когда разгружал сено; на стуле сидит и стонет дед – перевернулся на мотороллере, опять же сено вез, да мотороллером по спине деду и пришлось – отделался ушибом позвоночника и мягких тканей спины, приличным ушибом. Пока первого отправляли в травматологическое отделение ЦРБ Грачевки, а второго определили к себе, приехала машина санавиации – забрала перелом височной кости.
Кстати, интересно получается – служба называется санавиацией, но никакой авиацией не располагает. Дело в том, что раньше, когда в области были непроезжие дороги, у областной больницы был договор с аэропортом и, при необходимости отправляться в район, аэропорт выделял вертолет или самолет. Доктор ехал на аэродром на машине, затем летел до места, возможно, близкой к селу посадки. А дальше опять, в зависимости от дорожных условий и удаленности от места посадки, на машине, на санях, на бронетранспортере (были и такие случаи) или пешком до больного. Бывало, что зимой самолет на лыжах садился на поле, от самолета до дороги доктора везли на тракторе, потом на машине. Когда лыжи самолета уходили под наст, летчики откапывали их лопатами, специально хранимой кувалдой сбивали с них лед.
Звонок на «скорую». Поехали с Галиной Ивановной к температурящему ребенку. Ребенку оказалось восемнадцать лет, и был он на голову выше меня. Температура 37,5. В комнате раздражающе мигала под потолком лампа дневного света, покрутил лампу – перестала мерцать, свет стал равномерным, стало легче дышать. От госпитализации «ребенок» отказался, но девяностолетняя бабушка Матрена, к которой он приехал погостить, просто рассыпалась в благодарностях за то, что приехали, посмотрели, рекомендации дали, лампу починили.
А в приемном покое тем временем ждал нашего возвращения парень с орхоэпидидимитом. Болен второй день, приехал вчера из города, где от госпитализации отказался, а теперь хуже стало, затемпературил высоко. Положили к себе в хирургическое отделение, которое пока держится на анестезиологе – Альмире Рахимовиче. Как ни странно, парня удалось вылечить консервативно. Затем Галина Ивановна привезла женщину с обострением хронического холецистита и гипертоническим кризом, давление было двести сорок и сто тридцать. Что было первичным, что вторичным – сказать сложно, но однозначно было взаимосвязано и поддерживало друг друга.
Сегодня был просто какой-то день гипертонических кризов и травматизма.
Время было около двенадцати ночи, когда милиционер привез мальчика пятнадцати лет. Ребенок был бледен и загибался от боли в животе, стонал.
- Что болит?
- Живот сильно болит, – простонал мальчишка.
- Что случилось?
- Я шел мимо мечети и в темноте провалился в какую-то яму, ударился животом.
И чего ж их по ночам носит. Спать уже пора.
- Ложись, посмотрю твой живот. Живот был, как доска.
Милиционер тем временем рассказывал:
- Иду мимо мечети, в яме кто-то стонет. Достал – оказался сосед. Вот быстро привез, у меня машина рядом была.
- Не могу больше лежать – еще больнее живот. И ребенок, держась одной рукой за живот, другой за спинку стула, скрючившись, сел на кушетке. И тихо стонал. На лице было выражение нестерпимой боли. Сомнений не было – разрыв селезенки. Давление нормальное, гемодинамика стабильная.
Медсестра приемного покоя тут же взволнованно и тихо, чтобы не слышал ребенок, начала делиться историей:
- У него два месяца назад старшего брата похоронили. Поехал в город поступать в училище, там, на улице избили, в больнице умер. Родителям даже не сообщили, они его только через пять дней в морге нашли. А ведь у него при себе все документы были. Не дай бог с этим что случится, мать совсем с ума сойдет. Она у нас в регистратуре в поликлинике работает.
Пока созванивался через переговорный пункт с хирургом из Грачевки, привезли Азалию Рахимовну, она быстро сделала УЗИ – селезенка и другие органы вроде бы целы, но в брюшной полости много свободной жидкости. Давление нормальное, гемодинамика стабильная. Ребенку хуже. В «уазике» решили не везти – можно не довезти. До Грачевки, где есть хирург и все условия для проведения полостной операции, шестьдесят пять километров, дорога – одна из бед России, плюс ночная тьма. Разложили переднее сиденье «десятки» – кто-то приехал из родственников – кое-как, с величайшими предосторожностями и максимальной скоростью разместили мальчика. Давление нормальное, гемодинамика стабильная. Сопровождающей поехала медсестра – Галия-апа, хотя, конечно, должен был сопровождать реаниматолог. Но весь район оставлять без реаниматолога и без хирурга в его лице тоже было нельзя.
В час ночи меня отвезли домой. Никак не мог уснуть. Через десять или пятнадцать минут – стук-стук:
– Я за вами.
В приемном покое ждала пятидесятилетняя женщина. На поверку ей оказалось тридцать шесть. Работа на ферме молодости не прибавляет. Зарплату не платили семь лет, расплачиваются фуражом. Опять гипертонический криз.
- Игорь Алексеевич, - обратилась ко мне медсестра, которая с семи вечера должна одна обеспечивать работу в приемном отделении, по «скорой помощи», в детском отделении и в так называемом МСО (медико-социальном отделении, где лежат малообеспеченные люди и бомжи), – я уж не хотела вас беспокоить, но что-то давление никак не снижается, уже все применила.
Осталось только еще попробовать магнезию. Давление стало постепенно снижаться. От госпитализации женщина отказалась. Дома дети, скотина, огород – болеть некогда. Тут инспектор ГАИ привез пьяного тракториста для проведения пробы Раппопорта (на алкоголь) и на освидетельствование на алкогольное опьянение.
Это было двадцать четвертое обращение за сегодняшнее, мое первое ургентное, дежурство на дому. Спасибо Азалии Минзакиевне, наменялись. Хотя неизвестно, каково будет ей седьмого, к тому же она - офтальмолог. А я весь день благодарил судьбу, что имел необходимые сегодня знания, чтобы не растеряться, что такие опытные и ответственные медицинские сестры в ЦРБ, что есть друзья-коллеги, которые всегда придут на помощь.
После двух ночи меня не беспокоили. Галия-апа вернулась в половине четвертого утра. Назавтра рассказывала, как доехали.
- В дороге мальчик постоянно твердил: «Мама, я умру? Так же, как и брат умру? Я умираю сейчас, да?», – просил остановиться, говорил, что трудно дышать, и водитель хотел уже остановить, но я сказала: «Гони!» и мы домчались без остановки. Давление в дороге несколько раз мерила – незначительно снизилось. Как приехали, его сразу взяли в операционную.
Утром я позвонил в Грачевку. Разрыв селезенки подтвердился, кровопотеря восемьсот – девятьсот миллилитров. Проведена спленэктомия, операция прошла успешно, состояние ребенка стабильное.
СТАЦИОНАР
После короткой утренней пятиминутки, действительно пяти, а не двадцатиминутки как у нас в ОКБ, мы пошли на обход. Детское отделение рассчитано на пять коек, но меньше восьми – девяти детей здесь, как правило, не бывает. Из восьми пациентов, которые у меня есть на сегодняшний день, заслуживают внимания двое – двенадцатилетний Равиль с рецидивирующим обструктивным бронхитом и четырехмесячный Рашид с фурункулезом.
Вместе со мной в палату заходит палатная, она же процедурная, медсестра и держит в одной руке стакан с чистыми шпателями, в другой – лоток для грязных. От такой предупредительности мне стало даже неловко, она готова была сопровождать меня на продолжении всего обхода, а ведь у нее, помимо моих детей, еще двенадцать, из двадцати возможных, пациентов МСО.
- Спасибо, Рамиля Асхатовна, я сам справлюсь, можете какие-то другие дела делать, – забираю у нее шпатели и лоток и ставлю их на тумбочку.
- Хорошо, я тогда пока в процедурном буду, если буду нужна, вы меня позовите, мне прямо неудобно, что вы сами… спасибо.
- Ну, как, Равиль, спал ночью?
- Не очень хорошо, вот тут скрипело, – и показал пальцем на грудь, – и кашель спать не давал.
Несмотря на достаточно интенсивное и обычно эффективное в подобных случаях лечение, толку было мало. В легких сохранялось большое количество хрипов, не уменьшалась одышка. К моей великой радости в отделении имелся небулайзер, и он здорово меня выручал в подобных случаях, но Равилю этого было недостаточно, и ингаляции с беродуалом облегчения не приносили. Пришлось подключить к лечению инфузии с гормонами. Через несколько дней мальчику стало легче, но все диагностические и лечебные возможности были исчерпаны, и через неделю я все-таки перевел ребенка в областную больницу для полного обследования и подбора терапии, у мальчика, скорее всего, была бронхиальная астма.
Что касается диагностических возможностей, то в нашем распоряжении были рентген, УЗИ, ФГС, общие анализы крови и мочи. Анализы крови и мочи всегда были очень хорошими и удивительно похожими, независимо от состояния пациентов. Никаких бактериологических исследований не проводится, в биохимии крови определяют три-четыре показателя. Тем и живем. Удивительно, что есть УЗИ и ФГС.
У Рашида все началось с опрелостей, и когда он попал в больницу, на его теле и конечностях было около полутора десятков фурункулов. На следующий день Альмир Рахимович несколько из них вскрыл – гноя было много, но зато ребенок быстро пошел на выздоровление, получая два антибиотика и местное лечение. С мазями и растворами проблем не возникало – то, что стоило дешево, хотя бы было в достаточном ассортименте и количестве, чего, например, нельзя сказать про областную больницу, где за гипертоническим раствором или мазью Вишневского можно бегать три дня.
Еще есть маленькая очень худенькая семилетняя девочка Диляра с острой пневмонией. Отец Диляры сидит в тюрьме, а мама-инвалид за неделю приезжала из другого села только раз, потому что на автобус нет денег. Диляра самая опрятная, после обеда или ужина сразу моет в туалете холодной водой свои тарелку и кружку и вытирает смоченным носовым платком прикроватную тумбочку. Диляра очень быстро поправляется, и скоро я отпущу ее домой.
Рядом с детским отделением расположено МСО, точнее сказать, что путь в МСО проходит по коридору детского отделения. Некоторые сестры расшифровывают МСО, как милосердное отделение. Там, за дверью, находятся палаты, где лежат, иногда годами, пожилые малообеспеченные больные, для некоторых из них это последнее пристанище в жизни. Там так же чисто, как и во всей больнице. Стараюсь туда не заходить.
А когда я вечером уезжаю из больницы, мне с крыльца машут руками Равиль и Диляра.
КУХНЯ
Еду для пациентов готовят на кухне, которая расположена в ветхом деревянном домике за сто метров от больницы, ровно на полпути в поликлинику. Кухня состоит из трех проходных комнат, если не считать сеней. В первой от входа чистят картошку и моют в ванне посуду, в двух следующих, на электрических и газовых плитах, готовят пищу. Постоянно горит одна конфорка газовой плиты – экономят спички. Газ в деревне провели только в 1990–1992 годах, до этого газовые плиты работали на привозном баллонном газе. Случалось, что газ кончался, а электричество частенько отключают, тогда повара ходили в ближайшие дома и просили хозяев разрешить на их плите приготовить еду для больных. Горячей воды нет в принципе, не понятно, почему нельзя установить на кухне газовую колонку. Зато деревянные крашеные полы всегда чистые и, входя на кухню нужно разуваться. Зимой повара на работе ходят в валенках, но сейчас здесь жарко и душно, кажется, что весь жар идет от той постоянно зажженной конфорки. На потолок лучше не смотреть – есть ощущение, что он должен вот-вот упасть, я смотрю на стены, обклеенные фотообоями и картинками из настенных календарей. В окно видно, как две санитарки несут по пересеченной местности из кухни в больницу обед для больных – тридцатилитровую кастрюлю и еще каждая по ведру. Меню разнообразием не отличается. Мясных блюд больным не дают вообще. Примерное меню выглядит вот так:
ЗАВТРАК:
Картофельное пюре, чай.
ОБЕД:
Рассольник на воде, гороховая каша, компот из сухофруктов.
УЖИН:
Картофельное пюре, чай.
Рассольник чередуется со щами или гороховым супом, гороховая каша меняется местами с картофельным пюре. Тяжелым и ослабленным больным дополнительно могут дать сосиску в обед и плюшку в ужин.
Сам я обедаю тут на кухне в обеденный перерыв, с двенадцати до половины первого по будням, за одним столом с Ангамом Сардаровичем. Нам, как ослабленным больным, иногда дают сосиску и плюшку. После того как я через силу запихну в себя гороховую кашу, для плюшки не остается места. На обеденном столе всегда чисто, постелена клеенка и мне не приходилось видеть грязных или жирных ложек, какие дежурным докторам почти постоянно подсовывают в областной больнице.
После обеда иду на прием в поликлинику.
Ужин и завтрак готовлю дома сам.
ЛЕС
Сегодня воскресенье, восьмое августа. Проснулся в начале десятого, и сразу же обменялся несколькими SMS-ками с Азалией Минзакиевной, у нее сегодня закончилось последнее дежурство, и начался отпуск.
- Dobroe utro! Kak Dezhurstvo?
- Privet! Dnem – otlichno, nochiyu – avariya i 2 trupa, utrom – astm. status. Nu kak?
- Daaa uzh… Ne pozaviduesh, sochuvstvuyu. Budete otsypatsya?
- Pozzhe. Chem zanimaetes?
- Melkie domashnie dela – pogladit, pribratsya. A u vas kakie plany?
- Melkie domashnie dela – pogladit, pribratsya.
- Peredraznivaete?! Eshche poedu v bolnicu, proverit dvukh nenadezhnykh detei.
- Schastie - v trude?
Юрий Никулин в одном интервью сказал: «Счастлив тот человек, который утром с радостью идет на работу, а вечером с радостью возвращается домой».
Потом Азалия Минзакиевна все-таки уснула.
В больнице все было благополучно, все дети с положительной динамикой и это меня успокоило. Наконец я был предоставлен только себе и мог выбраться побродить по лесу, который начинался в двух сотнях метров от дома, а я за две недели еще не находил времени, чтобы разведать местные окрестности. Погода стояла жаркая. Дорога в лесу шла все время в гору, и было несколько душновато. Через час-полтора я уже немного притомился, меня окружали березы и дубы, а в какой стороне находится деревня, я определял уже только по солнцу. И вот передо мной раскинулась огромнейшая поляна, в дальнем углу которой располагалось самое настоящее футбольное поле, только без ограждений и трибун, но зато с большими воротами. Поле заросло высокой травой, и было видно, что на нем уже давно не гоняли мяч. Сам же я оказался на круглой площадке вдвое меньше футбольного поля, она была окружена двумя рядами вкопанных в землю с интервалом около метра бревнышек. Тут же было отполированное бревно, горизонтально закрепленное на двух кольях вроде гимнастического бревна. Рядом в землю был врыт ствол дерева высотой метров пять, он тоже был отполирован и торчал как мачта. На следующий день я узнал от коллег, что на этом месте в июне месяце проводится праздник плуга – Сабантуй. На «столб-мачту» залезают, чтобы достать закрепленного на верху петуха, а на «гимнастическом» бревне дерутся подушками. На арене, огороженной деревянными столбиками, соревнуются борцы, и, часто бывает, что Сабантуи в разных селах объезжают профессиональные борцы-спортсмены и собирают все призы. Приз, как правило, – баран. На празднике всегда дежурит машина скорой помощи.
Не найдя больше ничего интересного в лесу я вернулся домой. И как раз вовремя, потому что начался сильный дождь.
Вечер закончился опять SMS-ной перепиской с Азалией Минзакиевной.
ПОЛИКЛИНИКА
В поликлинике я обычно провожу три - четыре часа после обеда и иногда, когда мало детей в стационаре, час-два до обеда. В среду легче всего потому, что не ходят автобусы, и родители больных детей из других сел вынуждены обходиться помощью фельдшера или своими силами.
В карточке одного ребенка нашел такие записи фельдшера:
«14.04. Обратились на ФП (фельдшерский пункт). У ребенка температура 38,50С. Осмотреть ребенка некому. Маме выдан больничный лист для лечения ребенка». Следующая запись на той же странице: «19.04. Ребенок выздоровел. Больничный лист закрыт».
На фельдшерских пунктах фельдшер имеет право выдавать больничные листы и, порой, это единственное, чем он может помочь, хотя в большинстве случаев знания фельдшера приближаются к знаниям врача, а в некоторых случаях и превосходят их.
Заходит мама с пятилетним ребенком, на вид здоровым.
- Что у вас с ребенком?
- Да вроде бы ничего не беспокоит, да, говорят, врач из города приехал, а мы по делам приезжали, заодно решили показать на всякий случай, а то когда еще такая возможность будет.
- Ну, давайте – посмотрим на всякий случай.
К сожалению, впрок к врачу не находишься. Некоторые дети приходят одни. Заходит крепкий мальчишка с розовыми щеками и протягивает бумажку с результатом анализа крови:
- Здравствуйте.
- Здравствуй. Как тебя зовут?
- Марат.
- Сколько тебе лет, Марат?
- Пятнадцать.
- И что тебя беспокоит?
- Ничего не беспокоит.
- А что тогда пришел, зачем кровь сдавал?
- Мама сказала сходить.
- А зачем?
- Не знаю, мама сказала.
- Ну, ладно, раз уж пришел, давай посмотрю. – Посмотрел, послушал, давление померил. Все в порядке, анализ нормальный. Единственное, что обратило на себя внимание - белый налет на языке и резкий мятный запах изо рта.
- Ты, что мятные таблетки ел?
- Да.
- Ладно, иди. Скажи маме, что все в порядке и ты здоров.
- Спасибо. До свидания.
Тут Римма Галеевна говорит:
- Да, непонятный ребенок, начитанный, во всем разбирается, себе на уме. Приходит, сдает анализы, а зачем не говорит. То ли у него наша педиатр что-то ищет? Мальчик развитый, с большими ребятами общается. Когда в город едет, с собой книгу обязательно в автобус берет, всю прочитывает по дороге.
На следующий день тайна разрешилась. Пришла мама Марата.
- Я его прислала к вам, сказала все рассказать, может доктор поможет, а он опять постеснялся. У нас вот какая проблема. Марат ест зубную пасту, целыми тюбиками. Я уже замучилась, пасту, буквально, через день покупаю, всю съедает. Вот и решила, может, вы разберетесь, в чем дело.
Действительно, было очень интересно. Первая мысль, что у мальчика гельминты. Назначил современное антигельминтное средство, в любом случае детей на западе в возрасте от трех до двенадцати лет поголовно превентивно пролечивают, а уж с нашими условиями и гигиеной, особенно на селе и тем более необходимо. Дальше посмотрим.
Интересный момент. Всех детей в поликлинику приводят, как на праздник – вымытых, причесанных, одетых в чистую, чуть ли не в новую, одежду. Перед заходом в кабинет многим дают пожевать жевательную резинку, надо полагать, чтобы доктору было приятнее осмотреть горло. Как-то выйдя из кабинета, наблюдал, что с ребенка после приема, прямо в коридоре, снимали нарядную белую рубашку и одевали самую обычную.
Было ужасно стыдно слышать от родителей, которые ездили на лечение или обследование в областную больницу, как у них всякими способами мои же коллеги вымогали деньги. У этих людей, которые зачастую не едут в больницу в город только потому, что нет денег на дорогу, сто тридцать рублей в один конец.
Приводят опрятного десятилетнего мальчика. Болит горло. А сам он весь в ссадинах и порезах. «Больно лазить везде любит, все исследует, кучу животных дома держит, за всеми ухаживает и себя сам всегда лечит. По крайней мере, раны свои сам обрабатывает. Сядет за стол и вот ваткой ковыряет», – рассказывает мама.
На ладони вижу - резаная рана.
- Чем лечишь?
- Зеленкой мазал, да стрептоцидом присыпал. – Рассматривает руку.
- Да, вон доприсыпался, – вступает мама, – перепутал стрептоцид с лимонной кислотой и присыпал.
- Что, драло?
- Еще как драло. Но я терпел. Орал, конечно…но терпел.
ДТП
Когда за мной приехал «уазик», в нем уже сидел Альмир Рахимович, была суббота, начало девятого утра. Солнечный день. В приемном покое на носилках, стоявших на полу, лежала молодая женщина в окровавленной одежде и забинтованными коленями, повязки тоже были пропитаны кровью. Лицо было очень приятным, несмотря на то, что и оно было в крови. На ушных раковинах рваные раны, в носу запекшаяся кровь, все руки и шея в ссадинах и кровоподтеках. Она открыла глаза, когда мы вошли.
- Как вас зовут?
- Наташа, - еле слышно ответила тридцатитрехлетняя пострадавшая.
- Наташа, что вас беспокоит?
- Ноги болят. И еще уши. Спать хочу.
- Голова не болит? Не кружится?
- Нет.
- Что с вами случилось?
- В аварию попали.
- Как это произошло?
- Не помню.
- Кто с вами ехал в машине?
- Муж и сын, два с половиной года.
- Кто сидел за рулем?
- Не помню.
Осмотрели пострадавшую. Перелом надколенника справа, сотрясение головного мозга, рваные раны, ссадины, ушибы. Других видимых повреждений не было. Из шока женщину вывела фельдшер нашей «скорой помощи» еще на месте аварии на трассе. Муж умер по дороге в больницу, и его труп лежал на носилках под лестницей рядом. Ребенка, как выяснилось позже, на попутной машине сотрудник ГАИ отправил в Макаевскую ЦРБ, у мальчика были переломы бедра справа и костей голени слева, травматический шок.
Через десять минут второй санитарный «уазик» доставил еще одного пострадавшего в том ДТП мужчину, он ехал с Карагая на «пятерке» и выехал на встречную полосу. У него был открытый перелом костей, образующих локтевой сустав, травматический шок. Давление не определялось. Изо рта пахло алкоголем. Альмир Рахимович быстро поставил ему подключичный катетер, и пока мы боролись с шоком у мужчины, зашил раны Наташе. Ухо он оперировал впервые.
- Наташа, как вы себя чувствуете? – ей уже сделали рентгеновское обследование, зашили раны.
- Я еще сплю. Где мои ребята?
- Ребенок в больнице в Макаевке, у него перелом ноги.
- А муж где?
- Муж, кажется, тоже там, но у нас пока нет точных сведений. Откуда вы ехали?
- Мы из Екатеринбурга ехали. В Темрюк, на Азовское море. Вчера в полвосьмого вечера выехали, всю ночь ехали. Я не помню, кто за рулем был, мы с мужем менялись.
- А кто дома остался?
- Мама моя и старший сын, ему четырнадцать.
- Позвонить им?
- Да, спасибо. Скажите, что я потом сама перезвоню. Вот телефон, – назвала номер в Екатеринбурге.
- Сказать, чтобы к вам кто-нибудь приехал?
- Не надо. Мы с мужем созвонимся, решим, как поступить. Спать хочется.
Сообщить ей, что супруг погиб, было просто невозможно, она была очень слаба, и ей еще предстояла транспортировка в Грачевку и операция.
Когда давление у мужчины стабилизировалось на нормальных цифрах, его с Наташей отвезли в Грачевку. На той же машине отправили, обратившуюся тем временем в приемный покой, девушку с острым аппендицитом.
Дорога, на которой произошла эта страшная авария, одна из самых плохих во всей России, по очень узкой полосе навстречу друг другу едут плотным потоком машины и, чтобы совершить обгон, необходимо выехать на встречную полосу. Такого количества ям и ухабов больше нет нигде. А ведь это при том - одна из самых стратегически важных трасс страны, связывает Сибирь и Урал с Югом России и альтернативы ей нет. Некоторые водители предпочитают ехать по ней ночью, когда меньше поток автомобилей и не плетешься по полчаса за какой-нибудь фурой, которых на этой трассе огромное количество, прежде чем совершишь обгон. По этой дороге приехал в Абышино и я.
Вспомнились слова из песни Высоцкого о двух автомобилях.
«Что ж съезжаться – пустые мечты.
Ну, а может это и есть - кровная месть городам?
Полетели колеса, мосты…
И сердца. Или, что у них есть еще там».
И еще. Не должно быть фельдшерских бригад, не должно быть дежурств на дому. Всегда в больнице должен быть врач и всегда врач должен быть в машине «скорой помощи», которая едет к больному на дом или на место происшествия. Некоторые из фельдшеров не знают, как иммобилизовать шейный отдел позвоночника, в каком положении транспортировать больного с тем или иным повреждением. В итоге бывает, мы теряем людей, которых можно было спасти. Сколько стоит человеческая жизнь? – избитый вопрос. А дежурство доктора на дому стоит в два раза дешевле, чем в больнице. И скорая помощь без доктора обходится кому-то дешевле.
АПАЙ
Я проснулся ночью оттого, что в комнате стало светло. Сквозь шторы в окно бил электрический свет, я выглянул и махнул рукой водителю «скорой помощи», который направил поисковую фару «уазика» в мое окно. Было два часа ночи. Через пять-шесть минут я уже был в приемном покое. На носилках лежала без сознания баба Матрена, ее кожа была бледно-серого цвета, руки и лицо были синюшными, губы почти черные, изо рта вытекала розоватая пена.
- Вот, Игорь Алексеевич, только что привезла, – начала докладывать фельдшер, – давление - двести пятьдесят, на дому сделала дибазол, лазикс и эуфиллин внутривенно, не снижается.
Я присел на корточки, чтобы послушать; биение сердца оглушало, дыхание же, несмотря на то, что было шумным, проводилось плохо, было огромное количество свистящих и крепитируюших, как при бронхиальной астме, хрипов, грудная клетка вздымалась и опускалась. Отек легких. Левые рука и нога были парализованы, а правую руку еле удерживала от энергичных взмахов медсестра. Острое нарушение мозгового кровообращения, левосторонний гемипарез. Кома.
Вокруг больной собрались обе дежурных медсестры больницы и фельдшер «скорой помощи». Каждая готова была выполнять необходимые манипуляции. Одна набирала лекарства в шприцы, ломая ампулы, вторая колола в вену, третья давала кислород. Все понимали друг друга с полуслова, ни у кого даже в мыслях не было, что он выполняет не свою работу или, что ей за эту работу не платят. Работа потому что одна и общая – это лечение больного человека. Ни одна медсестра никогда не повысит голос на пациента или посетителя больницы, никогда не откажется выполнить любое поручение врача, никогда не поссорится с коллегой. Когда в больницу поступает пациент, его, независимо от времени суток, найдут чем покормить – супом, оставшимся с обеда или тем, что принесено из дома. Накормят также и того, кто этого больного привел. И сестер здесь уважают и любят как родных сестер, обращаться по имени-отчеству не принято, к сестре все больные обращаются по имени, прибавляя к нему «апай» - сестра, или просто - апай.
Давление удалось снизить только, когда были введены клофелин и пентамин в максимальных дозировках. Кислород давали из кислородной подушки, он кончался через каждые три – пять минут, и медсестра бегала ее наполнять из баллона на второй этаж. Отек легких тоже удалось купировать, дыхание стало ровным и тихим, хотя сохранялось небольшое количество хрипов. Как только бабушка перестала умирать, мы с водителем отнесли ее в отделение на второй этаж и, уже в более спокойном темпе, была налажена система для переливания и продолжены инъекции. Сестра не прекращала наполнять и вновь, и вновь приносить кислородную подушку. В сознание больная не приходила, состояние еще было не очень стабильным, но губы уже не синели, пока заполнялась кислородом подушка, и давление не пугало своими цифрами. Только сейчас я вспомнил, что нужно вызвать реаниматолога – Альмира Рахимовича. Было начало пятого. Привезенный Альмир Рахимович увеличил дозу мочегонных и через пять минут отправился досыпать. Через сорок минут и я смог оставить больную на опытных апай.
КОНФЕРЕНЦИЯ
Перед обедом меня вызвал Мурад Закиевич.
- Игорь Алексеевич, завтра будет педагогическая конференция, вот на мое имя прислали приглашение. Я хотел бы, чтобы вы встретились с учителями, сделали какое-нибудь сообщение минут на пять. Подумайте, о чем им можно рассказать, вместе с Ангамом Сардаровичем съездите.
- Хорошо. В общем-то, я уже знаю, о чем имеет смысл поговорить, сделаю сообщение.
Больше всего меня беспокоила высокая заболеваемость ангинами в этом районе, о них вкратце и расскажу, будет хорошее дополнение к тому санпросветплакату, который по моему эскизу нарисовала медсестра педиатрического кабинета. Когда только готовиться? – сегодня еще дежурство, но может мало будет вызовов…
Подхожу после работы к своему подъезду.
- Здра-а-авствуйте! – кричит соседский мальчишка. – Это Дамир, ему пять лет. Дети во дворе со мной постоянно здороваются, иногда по пять раз на дню.
- Привет, Дамир!
Только переоделся, приезжает «скорая помощь». – Я за вами. – Началось. Быстро съездили в больницу, разобрал пустяковый случай. Иду к подъезду, встречаю Дамира. Он удивленно смотрит на меня.
- Вы уже второй раз домой идете!
- Да, Дамир, привет!
- Здра-а-авствуйте!
Вечер прошел достаточно спокойно. Ломал голову, как обратиться к учителям. Придумал – «коллеги». Быстренько набросал «речь». Ночью пару раз подняли.
К десяти утра поехали с Ангамом Сардаровичем в ЦДК (Центральный Дом культуры) на ежегодную педагогическую конференцию. Народу было полно – собрались все педагоги, включая воспитателей детсадов, со всего района. Доклад заведующего районо продолжался полтора часа, у меня даже спина взмокла от кожаной спинки кресла.
- Ангам Сардарович, может, уйдем, конца края не видно?
- Нельзя. Тебя уже в повестку включили.
Наконец доклад зав. районо завершился и объявили меня. Выступать перед такой аудиторией мне еще не приходилось.
- Здравствуйте, уважаемые коллеги. Коллеги – потому, что и вы – педагоги и мы – врачи объединены общей заботой о благополучии детей, которое, на мой взгляд, в первую очередь, заключается в хорошем образовании и крепком здоровье. Вы, наверное, не будете возражать, что первое и второе тесно взаимосвязаны, ведь у здорового ребенка больше сил на учебу, а образованный человек лучше осознает насколько важно быть здоровым. Есть даже такой афоризм: «Здоровье – это еще не все, но все без здоровья – это ничего». Цель же моего обращения к вам – это просьба о содействии в пропаганде здорового образа жизни. Мне хорошо известно насколько вы загружены работой, моя мама сама всю жизнь работает учителем в средней школе, но те несколько моментов, на которые, как мне кажется, важно обратить внимание детей, почти не займут вашего времени. Проработав один месяц в вашей больнице, мне очень часто приходилось и приходиться сталкиваться со следующими заболеваниями: ангины – очень высокая заболеваемость, гнойно-воспалительные заболевания кожи – высокая заболеваемость, много детей пониженного питания с дефицитом массы тела. И если последнее – результат низкого благосостояния родителей и проблема администрации района (я посмотрел на главу администрации, который сидел в президиуме с непроницаемым лицом) по обеспечению их работой и достойной заработной платой, то первое и второе – скорее результат дефицита элементарных санитарно-гигиенических знаний и пренебрежение своим здоровьем. Почти все заболевшие ангиной дети пили холодную воду или обливались в жару из колонки. А вода у вас ледяная. В результате – неделя лечения и риск осложнений на сердце, почки и суставы. Гнойно-воспалительные заболевания кожи – это, прежде всего, нарушение гигиены кожи. Вывод может показаться смешным: если у вас найдется полминуты донести детям об опасности питья холодной сырой воды и лишний раз напомнить вымыть руки и ноги, то хотя бы этих болезней у вас в районе будет меньше. Спасибо за внимание.
Как ни странно, меня, действительно, слушали намного внимательнее, чем зав. районо, и в зале стояла непривычная тишина. Меня наградили аплодисментами, и мы с Ангамом Сардаровичем быстренько убежали. Едва успели на обед.
День завершился поездкой на озеро. Камиль работает в нашей больнице врачом-стоматологом, и мы с ним и его ребенком после работы поехали за тридцать километров искупаться. Целый месяц я мечтал о водоеме, в котором можно поплавать. Вода приятно бодрила, накупались до посинения. Отвели душу и уже возвращались в темноте. В свете фар с дороги взлетела сова.
Перед въездом в Абышино нас остановил гаишник. Я вышел из машины и подошел к инспектору, он даже не посмотрел права.
- А, доктор! Здравствуйте. Поезжайте, все в порядке.
ОБИТАТЕЛИ ТРУЩОБ
Очередное дежурство на дому. Открываю на стук дверь, видя в окно, как подъехал «уазик», ожидаю увидеть водителя «скорой помощи». На пороге стоит участковый милиционер - Рустам.
- Здравствуйте, доктор. Надо поехать осмотреть больного.
- Уже обуваюсь. – Сам думаю, опять нужно будет давать справку об отсутствии противопоказаний у какого-нибудь бандита для заключения его в ИВС (изолятор временного содержания) или освидетельствовать пьяного правонарушителя.
Уже в машине Рустам рассказал, что соседи вызвали к мужчине, который сильно болен и не идет в больницу.
- Надо его осмотреть и решить, что с ним делать, можно ему в больницу или нет.
С улицы съехали на грунтовую дорогу, через пятьдесят метров пришлось вылезти и идти пешком, дальше «уазик» проехать не мог. Вошли в покосившуюся калитку и по тропинке прошли через заросший лопухами и крапивой двор к дому. Дверь висела на одной петле, закрывалась на шпингалет, на крыше недоставало несколько листов шифера, половина окон была разбита. Быстро миновали сени. В комнате стоял смрад, посреди комнаты подпирая дальнюю стену, громоздилась разваливающаяся печь. Две стены были бревенчатыми, третья обита серо-желтым картоном, четвертая просаленным покрывалом. Грязный стол заставлен грязной посудой и гниющими объедками. По всей комнате летало огромное количество противно жужжащих мух. Наконец глаза привыкли к полумраку, и в углу на кровати я разглядел старика лет семидесяти, едва подающего признаки жизни. Он голым лежал на грязном засаленном одеяле, постеленном прямо на железную сетку кровати, всклокоченная голова, из которой выпадали слипшиеся волосы, покоилась опять же на грязной, без наволочки подушке. Старик был прикрыт мятой курткой. В соседней комнате лежала на кровати его пьяная сожительница, которая при нашем появлении зашевелилась и начала подниматься с постели, поторапливаемая участковым. Пол был заляпан сгустками кровавой мокроты, старик часто кашлял и плевал прямо на пол. К горлу стал подкатываться тошнотный ком, и я быстрее вышел на свежий воздух. Все равно осматривать больного в такой темноте было невозможно. Электричества в доме не было. Через некоторое время вышли и остальные, старик можно сказать выполз.
- Рустам, - обратился я к участковому, – и много таких домов в Абышино?
- Не хватит пальцев, чтобы сосчитать, почти треть села. У людей нет работы, подрабатывают, нанимаясь к богатым нарубить дров, сложить сено или солому. Хорошо, если за работу заплатят едой, а если деньги дадут, то их сразу же пропивают. Ну, что будем делать?
- Поехали в больницу.
Дом осталась охранять только ржавая колонка во дворе. Да все равно туда никто не войдет и ничего не возьмет, потому что брать совершенно нечего, на помойке можно найти больше.
- Как вас зовут? – обратился я к старику уже в приемном отделении.
- Ильнур. – прошепелявил старик.
Волосы его торчали слипшимися клочками, сухая, как мятый пергамент кожа обтягивала кости, под нижней челюстью слева торчала опухоль, кожа над ней была воспалена, рубцевалась и шелушилась. Горло было деформировано, изо рта исходил резкий гнилостный запах, который быстро заполнил все помещение. По паспорту пациенту оказалось сорок семь лет.
- Ильнур-абы, когда вы последний раз ели?
- Пять дней ничего не ел.
- Почему не ел?
- Нечего было есть.
- Когда вы заболели?
Тут в разговор вступила сожительница.
- Два месяца назад его «скорая помощь» отвезла в Грачевку в больницу с направлением, чтобы опухоль вырезать, он уже тогда очень слабый был. Операцию не сделали, и когда "скорая" уехала, его из больницы выгнали, он два дня домой пешком шел, ночевал в лесу. А месяц назад кашель появился, неделю кровью харкает.
Положил Ильнура пока в МСО, назначил укрепляющее лечение, инфузионную терапию.
- Вот и таких у нас в селе полно, - вступила медсестра, – ходят шабашничают. Таких нанимают те, у кого деньги есть, при этом хотят их на работу еще и бесплатно нанять, чтобы батрачили. Жить стали лучше, а сами стали хуже.
ОТЪЕЗД
Сегодня последний день. На утренней пятиминутке меня очень тепло поблагодарили за работу, подарили на память полезный фармакологический справочник с дарственной надписью от всего коллектива. Все приняли мое приглашение на чай в конце рабочего дня. На кухне по этому поводу испекли большой пирог с яблоками. В обеденный перерыв мы посидели за столом с сестрами, они просто не хотели меня отпускать ни из больницы, ни из Абышино. Вечером собрались в кабинете главного врача. Мурад Закиевич сам подкладывал всем пирога и подливал вина. Такого количества добрых, искренних и уважительных слов за один вечер мне еще слышать никогда не приходилось. Я, кажется, краснел оттого, что мне говорили столько хорошего, было очень неловко, но вместе с тем и приятно. Весь день меня не покидало ощущение праздника, сейчас же был апогей не меньше, чем крупного юбилея. Марат Талгатович от себя лично подарил, как выразилась Азалия Николаевна, «свою самую любимую» книгу с короткой надписью: «На память И.А. от М.Т. 03.09.04», а вечером уже мне домой принес ящик отборных помидоров для консервирования.
Все было сказано, все разошлись, а я остался – последнее дежурство.
За последние пять дней у меня было четыре дежурства, пожалуй, самых легких дежурства. То ли от того, что уже привык, то ли потому что последние, то ли действительно везло. Весь вечер просидел в ординаторской, дописывал истории болезней. Всю ночь шел дождь, и поэтому меня почти не беспокоили, перед дорогой выспался.
Утром последние встречи, последние проводы. Провожали как родного. В приемном покое собралась вся дежурная смена персонала.
- Игорь Алексеевич, вы в город с кем едете? – обратилась одна из сестер.
- Один еду.
- Может, возьмете моего сына в областную больницу, ему с понедельника на диализ направление.
- Конечно, возьму – святое дело. Вдвоем и ехать веселее.
- Сейчас я его привезу на «скорой».
Через десять минут «уазик» привез парнишку, это оказался Наиль, которого я хорошо знал, работая в городе. Мир тесен. Поехали. На полпути прокололи заднее колесо. Заметил неисправность, только когда в зеркало увидел дым. Раньше колес мне прокалывать не приходилось. Пока менял колесо, перешучивался с Наилем. До города доехали благополучно. С грустью расставался с Абышино, с радостью возвращался домой.
И сейчас я вспоминаю последние слова, сказанные мне в прощальный вечер одним из докторов: "Игорь Алексеевич, когда вам на работе будет трудно, вспоминайте нас – сельских врачей, нам еще труднее".
Светлая память нашему уважаемому и всеми почитаемому Доктору!