Пергаменты под сомнением: Загадки авторства и датировки Евангелий
Когда мы обращаемся к текстам Нового Завета, в частности к четырем каноническим Евангелиям, многие воспринимают их как исторические хроники, детально описывающие жизнь и учение Иисуса из Назарета. Однако при более пристальном и непредвзятом рассмотрении эти тексты предстают сложным переплетением повествований, изобилующим внутренними противоречиями и породившим множество мифов и заблуждений, особенно касающихся ключевых моментов – рождения и смерти центральной фигуры христианства. Проблема усугубляется вопросом авторства и датировки этих сочинений.
Слово «подделка» может показаться резким и оскорбительным для чувств верующих, однако принятая в научном мире датировка евангельских текстов заставляет использовать терминологию, отражающую реальное положение дел. Все четыре Евангелия, включенные в канон, по всей видимости, были написаны значительно позже описываемых событий, уже после разрушения Иерусалимского Храма римлянами в 70 году нашей эры – события, которое так или иначе упоминается или подразумевается в текстах (например, в пророчествах Иисуса о судьбе Храма).
Среди исследователей существует консенсус, что Евангелие от Марка является самым ранним. Его создание обычно относят к периоду после 70 года н.э., возможно, к концу 70-х годов. Затем следует Евангелие от Матфея, которое, как считается, появилось в середине или конце 80-х годов. Евангелие от Луки датируется еще позже – 90-ми годами первого века. И, наконец, Евангелие от Иоанна, позиционирующее себя как свидетельство очевидца («ученика, которого любил Иисус»), по мнению большинства ученых, было написано не ранее начала II века н.э., возможно, между 100 и 120 годами.
Эти даты ставят под сомнение традиционное приписывание авторства апостолам – Матфею, Марку (ученику Петра), Луке (спутнику Павла) и Иоанну. Если предположить, что Иисус был распят около 30-33 года н.э., то к моменту написания Евангелий его непосредственные ученики, в большинстве своем простые люди (рыбаки, сборщики податей), должны были бы не только достичь весьма преклонного возраста, значительно превышающего среднюю продолжительность жизни в Римской империи I века (которая составляла около 30-40 лет, хотя при достижении взрослого возраста шансы дожить до 50-60 лет увеличивались), но и преодолеть барьер неграмотности. Уровень грамотности в Палестине того времени был крайне низок, особенно среди населения Галилеи, откуда происходило большинство апостолов. Умение читать и тем более писать сложные теологические и исторические тексты на греческом языке (койне), на котором написаны Евангелия, было доступно лишь узкому кругу образованной элиты.
Таким образом, вырисовывается картина: тексты, повествующие о жизни Иисуса, были созданы спустя десятилетия после его смерти неизвестными авторами. Эти авторы, стремясь придать своим трудам вес и авторитет, вполне могли использовать имена апостолов или их ближайших сподвижников. Такая практика, известная как псевдоэпиграфия, была довольно распространена в античности и не всегда несла негативный оттенок обмана, иногда это был способ выразить почтение или продолжить традицию учителя. Однако, с точки зрения современной историографии, использование ложного авторства для придания тексту мгновенной достоверности – это именно то, что подпадает под определение фальсификации или, если использовать более мягкий термин, псевдоэпиграфического сочинения.
Позднейшие переписчики и редакторы, работавшие с этими текстами на протяжении веков, также вносили свои изменения, добавляли или удаляли фрагменты, адаптируя повествование под нужды своей общины или теологические воззрения. Этот процесс «редактирования» и «подгонки» текстов под определенную доктрину еще больше усложняет попытку реконструировать первоначальное ядро повествования и отделить исторические факты от позднейших наслоений и интерпретаций.
Две колыбели для одного Мессии: Родословные и рождение в Вифлееме – мифы и противоречия
Противоречия внутри евангельских текстов особенно ярко проявляются в описаниях происхождения и рождения Иисуса. Интересно, что два Евангелия – самое раннее от Марка и самое позднее от Иоанна – полностью игнорируют тему его рождения и детства, начиная повествование с момента крещения Иисуса Иоанном Крестителем или даже с предвечных времен («В начале было Слово...»). Само по себе это умолчание весьма показательно.
Истории о рождении Иисуса содержатся только в Евангелиях от Матфея и Луки, причем эти рассказы выглядят как два самостоятельных блока, добавленных к основному тексту, возможно, на более позднем этапе. И эти два повествования спорят друг с другом буквально на каждом шагу, предлагая совершенно разные версии событий. Причиной такого разнобоя, вероятно, послужило существование в I-II веках н.э. нескольких различных христианских общин со своими взглядами на природу и происхождение Иисуса.
Можно выделить как минимум два основных направления. Первое – иудео-христианское, которое видело в Иисусе обещанного Мессию, потомка царя Давида. Для этих общин было крайне важно доказать его царское происхождение. Именно с этой целью, по-видимому, и были составлены родословные Иисуса, приведенные у Матфея (1:1-17) и Луки (3:23-38). Однако авторы этих генеалогий, работая независимо друг от друга, создали два совершенно несовместимых списка предков.
У Матфея родословная идет от Авраама через Давида и Соломона до Иосифа, «мужа Марии, от которой родился Иисус». В этой линии Иосиф оказывается сыном Иакова, внуком Матфана и правнуком Елеазара. Лука же ведет родословную в обратном порядке, от Иисуса через Иосифа (которого он называет сыном Илия, внуком Матфата и правнуком Левия) до Адама, «сына Божьего». Линии предков у Матфея и Луки расходятся сразу после царя Давида (ок. 1000 г. до н.э.) – Матфей ведет линию через Соломона, а Лука через другого сына Давида, Нафана – и не пересекаются вплоть до самого Иосифа! Более того, Лука насчитывает 41 поколение между Давидом и Иисусом (через Иосифа), в то время как Матфей умещает в этот же период всего 27 поколений. Такое расхождение невозможно объяснить простыми пропусками имен; это две принципиально разные генеалогические конструкции.
Ирония заключается в том, что оба евангелиста, так старательно конструировавшие родословную Иосифа для доказательства происхождения Иисуса от Давида, тут же сообщают о непорочном зачатии и божественном отцовстве Иисуса. Возникает логичный вопрос: зачем так упорно доказывать происхождение Иисуса от Давида через Иосифа, если Иосиф, согласно их же повествованию, не был его биологическим отцом? Это противоречие указывает на попытку согласовать две разные концепции: иудейскую (Мессия – потомок Давида) и эллинистическую (Спаситель – Сын Божий, рожденный чудесным образом). Любопытно отметить наличие древней рукописи, хранящейся в Ватикане (Сирийский Синайский палимпсест), где в Евангелии от Матфея стих 1:16 читается иначе: «Иаков родил Иосифа; Иосиф, которому была обручена Дева Мария, родил Иисуса». Эта версия, очевидно, отражает более раннюю традицию, где вопрос о божественном отцовстве еще не стоял так остро.
Второе направление в раннем христианстве – эллинистическое – делало акцент именно на божественной природе Иисуса. Для них идея Мессии из рода Давидова была менее важна, чем концепция Сына Божьего, рожденного от Девы чудесным образом. Эти общины, конкурируя с другими культами и религиями эллинистического мира, изобиловавшими историями о божественных героях, рожденных от союза бога и смертной женщины, стремились не отставать. Именно в этой среде, вероятно, и родились рассказы о благовещении ангела, непорочном зачатии, злом царе, Вифлеемской звезде и рождении в необычных обстоятельствах – элементы, характерные для мифологии и легенд многих народов.
Проблема места рождения – еще одно яркое противоречие. Многочисленные упоминания в Новом Завете называют Иисуса «Назарянином» или «из Назарета» (Матфей 2:23, Марк 1:24, Иоанн 1:45 и др.), что указывает на Назарет в Галилее как на его родной город. Однако древние иудейские пророчества (в частности, Михей 5:2) предсказывали, что Мессия родится в Вифлееме Иудейском, «городе Давидовом». Чтобы согласовать личность Иисуса с этими пророчествами и укрепить его мессианский статус, авторам Евангелий от Матфея и Луки пришлось «переместить» место его рождения примерно на 130 километров к югу, из Назарета в Вифлеем. Но сделали они это совершенно по-разному.
У Матфея Иосиф и Мария, по-видимому, изначально живут в Вифлееме, в собственном доме (Матфей 2:11 говорит о «доме», куда пришли волхвы). Само рождение описывается без каких-либо необычных деталей. Проблема для Матфея заключается в том, как вернуть семью обратно в Назарет. Он решает ее с помощью драматического сюжета: волхвы сообщают царю Ироду о рождении «Царя Иудейского», Ирод приходит в ярость и приказывает убить всех младенцев мужского пола в Вифлееме и окрестностях в возрасте до двух лет («избиение младенцев»). Ангел предупреждает Иосифа во сне, и Святое семейство бежит в Египет. Лишь после смерти Ирода они возвращаются, но, опасаясь его сына Архелая, правящего в Иудее, поселяются в Назарете Галилейском. Эта история, однако, не находит подтверждения ни в одном другом Евангелии, ни у каких-либо светских историков того времени (включая Иосифа Флавия, подробно описавшего жестокости Ирода). Сюжет о тиране, пытающемся убить младенца-соперника, – это распространенный мифологический мотив, встречающийся в историях о Моисее, Кире, Ромуле и Реме и других легендарных фигурах.
Лука предлагает совершенно иную версию. По его рассказу, Иосиф и Мария живут в Назарете. Но когда Мария была уже беременна, римский император Август издал указ о проведении переписи «по всей земле». Согласно этому указу, каждый должен был пойти записываться в свой родной город. Поскольку Иосиф был «из дома и рода Давидова», ему пришлось отправиться из Назарета в Вифлеем, взяв с собой Марию. И именно там, в Вифлееме, «наступило время родить Ей» (Лука 2:1-7). Эта версия выглядит элегантной, но при ближайшем рассмотрении оказывается исторически недостоверной.
Во-первых, римские методы проведения переписей хорошо известны. Они требовали, чтобы люди оставались на своих местах или минимизировали передвижения, пока чиновники объезжали территории и производили учет населения и имущества (в основном для целей налогообложения). Идея о том, что все население империи одновременно снялось с мест и отправилось в путешествие к городам своих предков, которых они, возможно, никогда не видели, абсурдна. Это привело бы к полному хаосу: остановке хозяйственной жизни, переполнению одних городов и опустению других, разделению семей (что делать, если муж и жена из разных родов?), оставлению имущества без присмотра на радость разбойникам.
Во-вторых, Лука утверждает, что перепись происходила во времена правления царя Ирода Великого. Однако Иудея при Ироде была хоть и зависимым, но все же царством со своим правителем, который сам отвечал за сбор налогов и проведение локальных переписей. Римские цензы в Иудее стали проводиться только после смерти Ирода и низложения его сына Архелая, когда Иудея стала римской провинцией в 6 году н.э. Именно тогда римский наместник Сирии Квириний провел известную перепись, вызвавшую волнения среди иудеев.
В-третьих, Лука связывает перепись с правлением Ирода (умер в 4 г. до н.э.) и одновременно упоминает Квириния как правителя Сирии (перепись которого была в 6 г. н.э.). Это явный анахронизм, разрыв примерно в 10 лет. Семья не могла одновременно отправляться на несуществующую перепись во времена Ирода и бежать от гнева этого же царя, который к моменту реальной переписи Квириния был уже десять лет как мертв. Попытки апологетов объяснить это «ошибкой» или «путаницей» со стороны автора Луки выглядят неубедительно. Скорее всего, это сознательная конструкция, призванная любой ценой поместить рождение Иисуса в Вифлеем.
Вся эта путаница и явные противоречия в ключевых моментах биографии Иисуса проистекают из самого процесса формирования новозаветного канона. Из множества текстов, циркулировавших в ранних христианских общинах (включая апокрифические евангелия), отцы Церкви на протяжении нескольких столетий (окончательно канон был утвержден лишь к концу IV века) отбирали те, которые соответствовали формирующейся ортодоксальной доктрине. Это был процесс «выбирай и смешивай», где разные традиции и точки зрения были объединены в один корпус текстов. При этом, похоже, никто не удосужился провести сквозную редактуру и согласовать все детали, чтобы «воротник соответствовал манжетам». В результате канон оказался внутренне противоречивым сборником, отражающим разные этапы развития и разные течения внутри раннего христианства.
За кулисами Рождества: Ясли, волхвы и вечная Дева – деконструкция иконических образов
Помимо фундаментальных противоречий в родословных и обстоятельствах переезда в Вифлеем, традиционная картина Рождества, знакомая нам по иконам, картинам и вертепам, также рассыпается при внимательном чтении текстов и учете исторического контекста. Многие привычные образы оказываются плодом позднейших интерпретаций, недоразумений или сознательного мифотворчества.
Начнем с места рождения. Лука пишет, что когда Иосиф и Мария прибыли в Вифлеем, «не было им места в гостинице» (Лука 2:7). Из-за этого, как принято считать, им пришлось искать приют в хлеву или пещере для скота, и новорожденного Иисуса положили в ясли (кормушку для животных). Однако оригинальный греческий текст Луки использует слово κατάλυμα (kataluma). Это слово означает не гостиницу в современном понимании (для этого есть другое греческое слово – πανδοχεῖον, pandocheion, которое Лука использует в притче о добром самарянине), а скорее гостевую комнату в частном доме, временное пристанище, шатер или даже пещеру, приспособленную для жилья или приема гостей.
В Палестине того времени многие дома были построены у скал или включали в себя естественные пещеры. Такие пещеры были удобны: прохладные летом и теплые зимой. Часто в одной части дома жили люди, а в другой, возможно, отделенной невысокой перегородкой, на ночь размещали скот (особенно молодняк или ценных животных) для защиты от холода и воров. Наличие яслей (φάτνη, phatnē) в таком помещении было бы совершенно нормальным явлением и не обязательно указывало на хлев как отдельное строение, которое могли позволить себе только очень богатые люди. Таким образом, наиболее вероятный сценарий: Иосиф и Мария нашли приют не в хлеву, а в жилом доме, возможно, у родственников или знакомых, но основная гостевая комната (kataluma) была уже занята (вероятно, из-за наплыва людей, если верить версии Луки о переписи), и им пришлось разместиться в общем жилом пространстве, где находились и ясли. Интересно, что то же слово kataluma Лука использует для описания комнаты, где проходила Тайная вечеря (Лука 22:11), но никто не предполагает, что последний ужин Иисуса с учениками состоялся в хлеву. Над пещерой, традиционно считающейся местом Рождества, император Константин в IV веке построил Базилику Рождества Христова в Вифлееме.
Далее – волхвы. Традиция рисует нам трех царей или мудрецов, прибывших с Востока с дарами (золото, ладан и смирна), ведомых чудесной звездой. Однако Евангелие от Матфея (единственное, где они упоминаются) говорит о μάγοι (magoi) с востока. Маги – это члены персидской жреческой касты, известные своими знаниями в астрологии, астрономии и, возможно, мистических практиках (отсюда слово «магия»). Их число Матфей не указывает; цифра три появилась позже, вероятно, по количеству даров. Царями их стали называть еще позднее, возможно, для исполнения пророчества Псалма 71:10-11 («цари Фарсиса и островов поднесут ему дань; цари Аравии и Савы принесут дары»).
История со звездой также вызывает вопросы. Матфей пишет, что маги увидели звезду «на востоке» (или «при восходе») и отправились на запад, в Иерусалим, чтобы спросить у царя Ирода, где родился новый «Царь Иудейский». На протяжении всего этого долгого пути (вероятно, не одной недели) они, по-видимому, звезды не видели. Ирод, встревоженный этой новостью, собирает первосвященников и книжников, которые указывают на Вифлеем как на место рождения Мессии согласно пророчеству. Только после этого, отправившись из Иерусалима в Вифлеем (расстояние всего около 8-10 км, Вифлеем виден с холмов Иерусалима), маги снова видят звезду, которая «шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец» (Матфей 2:9). Астрономически невозможно, чтобы звезда двигалась таким образом и указывала на конкретный дом. Вероятно, это символическое описание божественного знамения. Кроме того, маги приходят в «дом» и видят «Младенца» (παιδίον, paidion – ребенок, дитя, а не βρέφος, brephos – новорожденный, как у Луки), что, вместе с приказом Ирода убить детей до двух лет, указывает на то, что их визит состоялся спустя значительное время после самого рождения, возможно, через год или два. Церковь отмечает это событие отдельно от Рождества – 6 января как Богоявление (Эпифания).
Образ Девы Марии также подвергся идеализации. В Новом Завете есть упоминания о братьях Иисуса (Иаков, Иосия, Симон, Иуда – Матфей 13:55-56, Марк 6:3) и сестрах (их имена не названы). Это ставит под сомнение догмат о «приснодевстве» (вечной девственности) Марии. Объяснения, что это были двоюродные братья или дети Иосифа от первого брака, появились позже для согласования с догматом. Само Евангелие от Марка называет Иисуса «сыном Марии, братом Иакова, Иосии, Иуды и Симона» (Марк 6:3), а Матфей – «сыном плотника», чьи братья и сестры живут среди них (Матфей 13:55-56). Лука называет Иисуса «первенцем» Марии (Лука 2:7), что подразумевает возможность последующих рождений.
Возраст Марии на момент рождения Иисуса – еще один деликатный момент. В пророчестве Исаии (7:14), которое Матфей цитирует как предсказание девственного рождения («Се, Дева во чреве приимет и родит Сына»), в оригинальном еврейском тексте используется слово עַלְמָה (almah), означающее просто молодую девушку брачного возраста, необязательно девственницу. Для обозначения девственницы в еврейском языке есть другое слово – בְּתוּלָה (bethulah). Однако при переводе Ветхого Завета на греческий язык (Септуагинта) за несколько веков до н.э. переводчики выбрали греческое слово παρθένος (parthenos), которое может означать и девушку, и девственницу. Автор Евангелия от Матфея воспользовался именно этим греческим переводом, чтобы подкрепить идею непорочного зачатия. В Иудее I века девушки выходили замуж очень рано, в возрасте 12-14 лет. Таким образом, Мария, скорее всего, была совсем юной девушкой, подростком, а не зрелой женщиной 20-30 лет, как ее обычно изображают на иконах. Практика ранних браков была нормой в те времена (и не только в иудаизме; приводятся примеры из ислама, где пророк Мухаммед женился на Айше, когда ей было шесть или девять лет).
Наконец, профессия Иисуса и Иосифа. Традиционно их называют плотниками. Однако греческое слово, использованное в Евангелиях (Марк 6:3 упоминает Иисуса как τέκτων, tektōn; Матфей 13:55 называет его «сыном тектона»), имеет более широкое значение. Tektōn – это ремесленник, строитель, человек, работающий руками с твердыми материалами (дерево, камень). Это мог быть и плотник, и каменщик, и разнорабочий. Идея о том, что Иисус был именно плотником, возможно, была усилена ранней Церковью сознательно. В некоторых восточных верованиях (например, индуизме) мир был создан божественным плотником (Тваштри). Представление Иисуса как плотника или сына плотника могло облегчить проповедь христианства среди язычников, создавая точки соприкосновения с их мифологией.
Таким образом, многие устоявшиеся образы и детали рождественской истории оказываются либо результатом неточного перевода, либо позднейшей богословской интерпретацией, либо сознательным конструированием мифа, призванного согласовать фигуру Иисуса с пророчествами и сделать его историю более привлекательной для различных аудиторий.
Голгофа: Театр казни или инсценировка спасения? Пересмотр распятия
События, связанные со смертью Иисуса, также окутаны множеством вопросов и несоответствий, если рассматривать евангельские повествования с точки зрения римской практики казней и медицинской логики. Традиционное представление о распятии и последующем воскресении сталкивается с рядом трудностей.
Прежде всего, важно понимать причину смерти при распятии. Вопреки распространенному мнению, это была не потеря крови (если только не применялось предварительное жестокое бичевание), не шок и не тепловой удар, а медленное удушье (асфиксия). Римляне были мастерами этой ужасной казни и знали, как продлить мучения жертвы на несколько дней. Тело распятого провисало на руках, что приводило к сильному напряжению мышц грудной клетки и диафрагмы, делая вдох крайне затруднительным и болезненным. Чтобы вздохнуть, жертве приходилось опираться на ноги (если была предусмотрена подставка – suppedaneum) или подтягиваться на руках, вызывая невыносимую боль в пронзенных запястьях или привязанных руках. Этот изнурительный цикл продолжался до тех пор, пока у осужденного не оставалось сил поднимать тело для вдоха. Смерть наступала от утомления дыхательных мышц и недостатка кислорода.
Римское распятие было не просто казнью, но и публичным spectacle, устрашающим примером для потенциальных бунтовщиков и преступников. Процедура была отработана. Вертикальные столбы (stipes) часто были постоянно врыты в землю на месте казни (Лобное место, Голгофа). Осужденные несли на себе не весь крест, а только горизонтальную перекладину (patibulum), весившую около 30-50 кг. Перед шествием к месту казни осужденного могли подвергнуть бичеванию (flagellatio). Римский бич (flagrum или flagellum) представлял собой рукоятку с несколькими ремнями, на концах которых были закреплены кусочки свинца или кости. Такая порка наносила страшные раны, сдирая кожу и мышцы, и могла сама по себе привести к смерти от шока и потери крови. Иудейский закон ограничивал количество ударов тридцатью девятью (чтобы не превысить сакральное число сорок), но римляне таких ограничений не знали. Человек, подвергшийся жестокому бичеванию, физически не мог нести тяжелую перекладину. В таких случаях солдаты заставляли кого-нибудь из толпы нести patibulum. Евангелия сообщают, что Иисуса бичевали, и что нести его крест (перекладину) заставили Симона Киринеянина (Матфей 27:32, Марк 15:21, Лука 23:26).
На месте казни patibulum с привязанной или прибитой к нему жертвой поднимали и крепили к вертикальному столбу, образуя крест в форме буквы Тау (Т). Использование так называемого «латинского» креста (†), привычного нам по иконографии, менее вероятно с практической точки зрения: поднимать перекладину с человеком на уже установленный высокий столб было бы сложнее, а соединение требовало бы более прочного и толстого дерева, которое было дефицитом.
Прибивание гвоздями не было обязательным элементом распятия; часто жертв просто привязывали веревками к перекладине и столбу. Когда гвозди все же использовали (возможно, для усиления эффекта или для особо опасных преступников), их вбивали не в ладони, как принято изображать, а в запястья, между лучевой и локтевой костями. Ладонь не выдержала бы веса тела и просто порвалась бы. Римские палачи знали анатомию: гвоздь должен был пройти через запястье так, чтобы задеть или пройти рядом со срединным нервом. Резкая боль и непроизвольное сжатие пальцев в кулак (signum) служили для палача сигналом, что гвоздь вошел правильно. Интересно, что ни одно из канонических Евангелий прямо не упоминает гвозди при описании распятия Иисуса; лишь в Евангелии от Иоанна уже после воскресения Фома говорит, что не поверит, пока не увидит «ран от гвоздей» и не вложит палец в них (Иоанн 20:25).
Распятие могло длиться долго. Чтобы ускорить смерть, особенно если нужно было снять тела до наступления темноты или праздника (как в случае с Иисусом перед субботой), римляне применяли crurifragium – перебивание голеней железной палицей или молотом. Лишившись возможности опираться на ноги, жертва быстро задыхалась.
И здесь начинаются странности в евангельском повествовании о смерти Иисуса.
Во-первых, он умер необычайно быстро – всего через три часа (по Марку, с третьего до девятого часа, т.е. с 9 утра до 3 дня) или шесть часов (по Иоанну, распят в шестом часу, умер около девятого). Даже Пилат, согласно Марку (15:44), удивился, что Иисус уже умер, и потребовал подтверждения от сотника. Два разбойника, распятые одновременно с ним, были еще живы, и им перебили голени.
Во-вторых, Иисусу, в отличие от разбойников, голени не перебили. Иоанн (19:33) объясняет это тем, что солдаты увидели его уже мертвым. Это объяснение выглядит слабым, учитывая, что crurifragium применяли как раз для гарантии смерти и предотвращения возможных «воскрешений» (случаев, когда снятые с креста и брошенные в общую яму жертвы приходили в себя от ночной прохлады и уходили). Другое объяснение – исполнение пророчества «кость Его да не сокрушится» (ссылка на пасхального агнца, Исход 12:46 или Псалом 33:21). Но маловероятно, что грубые римские легионеры заботились об исполнении иудейских пророчеств. Более прозаичное объяснение, которое приходит на ум – вмешательство влиятельных лиц (Иосифа Аримафейского?), которые могли подкупить солдат, чтобы те не выполняли эту часть процедуры.
В-третьих, Евангелия сообщают, что перед самой смертью Иисус «возопил громким голосом» (Матфей 27:50, Марк 15:37, Лука 23:46). Это противоречит физиологии смерти от удушья: на последней стадии асфиксии человек едва способен шептать, а не кричать во весь голос.
В-четвертых, эпизод с губкой, смоченной уксусом. Все четыре Евангелия упоминают, что Иисусу поднесли губку с уксусом на трости (Матфей, Марк) или иссопе (Иоанн). Традиционно это интерпретируется как насмешка или попытка утолить жажду кислым вином (posca), обычным напитком римских солдат. Однако сразу после того, как Иисус вкусил уксус, он произносит последние слова и «испускает дух». Учитывая, что солдаты иногда (возможно, за взятку) давали распятым губку, пропитанную не просто уксусом, а смесью с наркотическими, болеутоляющими травами (например, на основе опиума, который был хорошо известен и доступен в регионе), возникает подозрение: не была ли эта губка средством, ускорившим потерю сознания и имитировавшим смерть? Авторы Евангелий, возможно, не знали об этой «милосердной» практике и описали ее как издевательство.
В-пятых, удар копьем. Иоанн (19:34) сообщает, что один из воинов, дабы удостовериться в смерти Иисуса, пронзил ему копьем ребра, и «тотчас истекла кровь и вода». Этот эпизод часто приводят как доказательство смерти (разделение крови и плазмы или перикардиальной жидкости). Однако с медицинской точки зрения, трупы не кровоточат так обильно, как это описано, поскольку сердце остановилось и давление в сосудах упало. Истечение крови и «воды» (возможно, плевральной или перикардиальной жидкости) скорее свидетельствует о том, что кровообращение еще не прекратилось полностью, то есть человек был еще жив или в состоянии клинической смерти. Кроме того, оригинальное греческое слово, использованное Иоанном для описания действия копьем (νύσσω, nyssō), означает скорее «уколоть», «ткнуть», «слегка ранить», а не «пронзить насквозь». Возможно, это был лишь поверхностный укол для проверки реакции, а не смертельный удар. Позднейшие переводы и интерпретации усилили драматизм, превратив укол в глубокую рану. Если же рана действительно была глубокой и кровоточащей, это еще больше говорит в пользу того, что Иисус был жив в тот момент. Туринская плащаница, которую некоторые считают подлинным погребальным саваном Христа, изображает обильные кровоподтеки, в том числе из раны в боку, что также косвенно свидетельствует против версии о смерти до снятия с креста.
Наконец, сам инструмент казни. Греческое слово σταυρός (stauros), используемое в Новом Завете, изначально означало вертикальный столб, кол, сваю. Лишь позднее оно стало обозначать и крест с перекладиной. Римляне для казней часто использовали простые столбы или даже удобные деревья, росшие у дороги. Интересно, что в книге Деяний Апостолов Петр дважды говорит, что Иисуса «убили, повесив на древе» (Деяния 5:30, 10:39). Это может указывать на более древнюю традицию, где речь шла не о распятии на кресте в привычном нам виде, а о повешении на столбе или дереве (возможно, после предварительного убийства). Если Иисус был повешен на дереве, то, согласно Ветхому Завету (Второзаконие 21:23), на него распространялось проклятие: «проклят пред Богом всякий повешенный на дереве» – стих, который цитирует и апостол Павел в Послании к Галатам (3:13), но интерпретирует его теологически. Сам символ креста (†) как главный символ христианства утвердился довольно поздно, не ранее IV века. Ранние христиане относились к нему настороженно, так как он имел языческие коннотации и был символом позорной казни. Церковный писатель III века Минуций Феликс даже упрекал язычников: «Кресты мы и не почитаем, и не желаем их. Это вы, язычники, почитающие деревянных идолов, почитаете и деревянные кресты… Ваши знамена, значки и стяги – что это, как не позолоченные и разукрашенные кресты?»
Вся совокупность этих фактов – быстрая «смерть», отсутствие crurifragium, громкий крик перед концом, странный эпизод с уксусом, кровотечение из раны от копья, неоднозначность термина stauros и упоминания о «древе» – позволяет некоторым исследователям выдвигать гипотезу о том, что Иисус не умер на кресте, а был снят с него в состоянии глубокого обморока или комы, вызванной шоком, истощением и, возможно, действием наркотических веществ. Его «смерть» была инсценирована с помощью подкупленных солдат, а последующее «воскресение» было на самом деле приходом в себя в прохладной гробнице. Эта версия, конечно, остается гипотезой, но она объясняет многие странности и противоречия в евангельских текстах лучше, чем традиционная догматическая интерпретация.
Завершая этот критический разбор, стоит упомянуть любопытный этимологический след, оставленный, возможно, одним из участников драмы на Голгофе. Воина, пронзившего копьем бок Иисуса, позднейшая традиция назвала Лонгином (Longinus). Это имя, вероятно, происходит от латинского lancea или греческого λόγχη (lonchē), обозначавшего тип копья, которым он был вооружен. Ранняя иконография иногда изображала Лонгина прислонившимся к своему копью у подножия креста в усталой или ленивой позе. Возможно, это привело к тому, что его имя стало нарицательным для обозначения лентяя, лежебоки. В английском языке глагол 'to lounge' (бездельничать, лениво развалиться) фиксируется с начала XVI века, а существительное 'lounge' (место для отдыха, гостиная) появилось в XIX веке. Так, возможно, имя римского солдата, сыгравшего свою роль в событиях на Голгофе, неожиданным образом вошло в наш повседневный лексикон.