В суд Андрей пришёл в белой рубашке и с ухмылкой. Он вёл себя так, будто это я ему что-то должна. Хотя пять лет я одна тянула ребёнка без копейки помощи. Теперь он захотел "честного раздела". Как будто слово "честность" вообще имеет к нему хоть какое-то отношение.
Судья, похожая на уставшую школьную учительницу, задавала вопросы зернистым голосом:
— Почему не оплачивали алименты?
Андрей поднял плечи:
— Работы не было, запарка...
Я сжала кулаки на коленях. Этот человек запостил мою жизнь своей историей "не успел", "не смог", "не получилось".
— А ребёнок в это время что ел? — вдруг спросила судья.
Андрей развёл руками:
— Не знаю. Наверное, мама кормила.
Судья смерила его тяжёлым взглядом.
В паузе я вышла на перекур. Рядом стоял Андрей.
— Что, стресс? — подколол он.
Я скосила на него взгляд.
— Стресс ты мне ещё пять лет назад устроил, Андрюша.
Он хихикнул:
— Ну, зато сын какой классный!
Это было как удар под дых. Он говорил о Сашке, будто о новом телефоне.
Я сделала глубокую затяжку, прикидывая, сколько ещё терпеть эту фарсу.
— Классного сына ты пять лет ни разу не видел, — тихо ответила я.
Андрей махнул рукой:
— У каждого своя жизнь.
Я вспоминала, как ночами сидела у кроватки, укладывая малыша спать. Как отказывала себе в лишнем куске хлеба, чтобы купить смесь. Как в три смены работала санитаркой, убирая чужую грязь, чтобы оплатить садик.
И всё это время — ни звонка, ни копейки.
Когда Сашке исполнилось два года, я нашла его анкету в социальных сетях: новая жизнь, новая любовь. Фотографии с курортов. А мне он оставил суды и исполнительные листы.
Помню, как зимой заболел Сашка. Температура под сорок, я в слезах металась между аптекой и домом. Деньги на антибиотики заняла у соседки.
На заседании Андрей требовал половину квартиры, которую мне подарили родители.
— Я тоже в браке был, значит, имею право, — самодовольно тянул он.
— Вы не вкладывались ни в покупку, ни в ремонт, — напомнила я.
— Но я там прописан! — воскликнул он.
— Вы там не жили! — не выдержала я.
Судья смотрела на него так, будто размышляла, сколько минут ещё терпеть этот цирк.
Я держалась. Ради себя. Ради сына.
На следующее заседание Андрей пришёл с адвокатом. Жирный тип в дорогом костюме, с наигранной вежливостью.
— Уважаемая, — сказал он мне в перерыве, — мой клиент готов пойти на мировую. Отпишите ему 25% квартиры, и всё.
— А он готов оплатить пять лет алиментов? — спросила я холодно.
Тот захлопал глазами:
— Ну, вы же понимаете, трудности, пандемия...
— А я пять лет их "понимала", растя ребёнка одна, — отрезала я.
Я развернулась и ушла.
Дома Сашка бежал ко мне с рисунком:
— Смотри, мама, это мы!
На картинке были он, я и солнце. Без Андрея. Без "прошлого".
Я прижала сына к груди. Ради него я обязана была бороться.
Вечером, укладывая его спать, я гладила его волосы и думала, что в любом исходе суда я уже победила.
Последнее заседание было долгим. Андрей уверял, что я отнимала у него сына. Что он "страдал". Что "пытался помогать".
Когда судья спросила, какие подарки он делал сыну, он замялся.
— Ну... машинку, вроде...
Я достала из папки тетрадку: список расходов. Смеси, памперсы, одежда, лекарства.
— За пять лет? — уточнила судья, поднимая бровь.
Андрей покраснел.
Судья вчиталась в список и только покачала головой.
— Суд постановил: отказать в разделе квартиры. Взыскать задолженность по алиментам за пять лет.
Андрей побелел.
На выходе он догнал меня.
— Ты ведь могла по-другому всё решить, — процедил он.
Я посмотрела ему прямо в глаза:
— Ты тоже.
Он отвёл взгляд первым.
И я ушла, не оглядываясь.
Вечером мы с Сашкой ели пельмени на кухне. Он болтал о школе, о новом друге.
— Мам, а папа нас теперь не заберёт? — спросил он вдруг.
Я наклонилась к нему, глядя в большие серьёзные глаза:
— Нет, Сашенька. Я всегда рядом.
Он обнял меня крепко-крепко, маленькими горячими ручонками.
И я поняла: я выиграла гораздо больше, чем суд.
Я сохранила главное.
Любовь.
И нашу маленькую, но настоящую семью.