Злата вышла во двор затемно. Петухи еще не пели, но она знала, что скоро начнут. Каждое утро одно и то же: подоить коз, собрать яйца, накормить живность. Привычный круговорот сельской жизни.
— Мам, я с тобой! — донесся шепот восьмилетней Маши.
— Спи давай, рано еще.
— Не хочу, — дочка выскользнула на крыльцо в ночнушке. — Папа когда вернётся?
— К обеду обещал. Ушёл на кабана с мужиками.
Владимир третий день на охоте. Раньше Злата переживала, когда муж уходил в лес на несколько дней. Теперь привыкла. Да и чего волноваться — опытный охотник, всю жизнь на промысле.
К полудню управилась с хозяйством. Села передохнуть на лавочку у калитки. Мимо проехала черная иномарка. Непривычное зрелище для их деревни. Машина притормозила, развернулась.
— Простите, вы не подскажете, где здесь можно купить козье молоко? — водитель опустил стекло.
Злата невольно отметила правильные черты его лица, внимательный взгляд карих глаз. Но ответила сдержанно:
— У меня есть молоко. Сколько вам нужно?
Незнакомец вышел из машины, представился:
— Георгий Андреевич. Мама болеет. Порекомендовали пить козье молоко. Литр для начала, попробуем.
Он расплатился, аккуратно поставил банку в багажник:
— В городе только магазинное, а нужно настоящее, деревенское.
— Коза у меня чистая, ухоженная, — сказала Злата, и сама удивилась, почему начала оправдываться перед незнакомцем.
— Сразу видно хорошее хозяйство, — он окинул взглядом двор. — Если подойдет, можно будет приезжать раз в неделю?
— Приезжайте утром, к восьми. Молоко парное полезнее.
Через неделю он появился снова. Разговорились. Оказалось, что работает в историческом музее, занимается исследованием древних поселений.
— В прошлом году недалеко отсюда нашли древнее городище. Представляете, под этими полями может быть целая история! — в его голосе звучало искреннее увлечение.
Злата слушала с удовольствием. Давно никто не рассказывал ей о чем-то, кроме цен на рынке да деревенских сплетен.
Так и повелось — каждый четверг он приезжал за молоком. Их разговоры становились дольше. Он раскрывал перед ней тайны древних поселений, как будто листал страницы невидимой книги времени. Она отвечала историями, что берегла их деревня: сказания, передаваемые от бабушек к внучкам тихими вечерами у печи.
Однажды небо затянуло тучами, хлынул ливень.
— Переждите в доме, — предложила Злата, глядя, как он прячет в портфель папку с документами. — В такой дождь опасно ехать.
Маша крутилась рядом, с любопытством разглядывая городского гостя. Тот достал из портфеля альбом:
— Хотел показать. Здесь фотографии наших раскопок. Вашей дочке может быть интересно.
За чаем листали страницы, рассматривали старинные предметы. Георгий рассказывал так увлекательно, что даже Маша притихла, слушая про древние клады и забытые поселения.
Злата ловила себя на мысли, что ждёт этих встреч. С ним было легко говорить обо всем на свете. Он умел слушать, задавал интересные вопросы, делился своими знаниями без всякого превосходства. Будто глоток свежего воздуха в её размеренной деревенской жизни.
С Владимиром они виделись урывками: то он с охоты вернётся пораньше, то задержится дома перед выходом в лес. Приходил усталый. Привычные разговоры о Маше, о козах, о том, что купить надо. А ей хотелось чего-то большего — разговоров по душам, споров о прочитанном, обсуждения чего-то важного, что происходит в мире.
Когда Георгий рассказывал, глаза его светились, он будто становился моложе. В такие моменты Злата забывала о времени. Однажды чуть не пропустила, как убежало молоко на плите.
Владимир не возражал против визитов городского покупателя. Платил тот исправно, держался уважительно. При муже говорил только о делах, расспрашивал про охотничьи места, якобы для будущих раскопок.
А потом Георгий перестал приезжать. Без предупреждения, без объяснений. Просто не появился в четверг. И в следующий. И через неделю.
Злата металась между надеждой и отчаянием. Может, что случилось? Может, другого продавца нашел, ближе к городу?
Она не находила себе места. Ловила каждый шум мотора на дороге. Внутри будто что-то оборвалось, появилась тянущая пустота. Раньше она и не замечала, как ждала этих встреч, как оживала во время их разговоров.
Владимир чувствовал перемену в жене. Она стала молчаливой, часто сидела у окна, глядя на дорогу. Даже Маша заметила: «Мама, ты какая-то грустная». Раньше напевала за работой, а теперь все делала будто на автомате.
Однажды вечером, когда Маша уже спала, Владимир не выдержал:
— Что с тобой происходит?
— Все нормально, — Злата старательно перебирала фасоль, избегая его взгляда.
— Не лги мне, — его голос звучал глухо. — Думаешь, я слепой? С тех пор как твой... музейщик перестал приезжать, ты сама не своя.
— При чем тут он? — вспыхнула Злата.
— При том! — Владимир с силой опустил кулак на стол. — Я же видел, как ты светилась при нём. Как ждала каждый четверг. А теперь будто погасла.
— Ничего не было! — она вскочила, рассыпав фасоль по полу.
— Знаю, что не было, — тихо сказал муж. — Телом ты мне не изменила. Но душой... душой ты была там, с ним. В его разговорах умных, в его мире городском.
Злата разрыдалась. Все, что она старательно прятала от самой себя, вырвалось наружу:
— Я не хотела! Просто с ним было по-другому. Будто я не просто баба деревенская с козами да огородом. Будто я человек, с которым интересно говорить...
— А со мной, значит, неинтересно? — Владимир тяжело опустился на табурет. — Я для тебя кто? Простой охотник? Лесной человек?
— Нет же! — Злата в отчаянии заломила руки. — Ты муж мой, отец Машки. Мы же столько лет вместе...
— Вот именно — столько лет. И что, я тебя не знаю разве? Думал, всё у нас хорошо. А ты... — он осекся, помолчал. — С городским этим своим как на крыльях летала.
Он резко встал:
— Пойду, капканы проверю.
Хлопнула дверь. Злата осталась одна, механически подбирая рассыпанную фасоль. В голове крутилось: что теперь будет? Как жить дальше?
Владимир вернулся за полночь. Молча прошёл в спальню...
Несколько дней они почти не разговаривали. Злата чувствовала, что муж не просто обижен, он ранен. В каждом его движении сквозила глухая тоска. Уходил затемно, возвращался поздно. С Машей говорил как прежде, а с ней — только о хозяйстве, короткими фразами.
Однажды утром, когда она доила козу, он задержался в сарае:
— Уйду в тайгу. Дней на десять.
— Далеко? — её руки дрогнули.
— К зимовью своему.
— В такую непогоду?
Он пожал плечами:
— Время не ждёт.
Злата знала — это неправда. Не сезон сейчас для дальнего похода. Просто хочет побыть один, унести свою боль подальше от дома.
В груди защемило. Она вдруг так ясно поняла, никакие разговоры с Георгием не стоят этой пропасти между ними. Но как теперь всё исправить?
В день его ухода Злата встала раньше обычного. Собрала рюкзак: сало завернула в чистую тряпицу, хлеб свежий положила, сушеного мяса добавила. Крупу, соль, чай...
Владимир проверял снаряжение во дворе. Всё как обычно, к зимовью собрался. Хотя знал — не в промысле сейчас дело. Просто там, в своей избушке, легче думается.
Маша крутилась рядом:
— Пап, а ты мне гостинец из леса принесёшь?
— Принесу, — он легонько щёлкнул дочь по носу.
Злата вынесла рюкзак с едой:
— Вот, собрала...
Он молча забросил рюкзак на плечо. Постоял, глядя куда-то поверх крыши:
— Ну, я пошёл.
— Володя.
Он обернулся уже у калитки. В глазах мелькнуло что-то. Тоска? Надежда?
— Береги себя, — только и смогла выговорить она.
Он кивнул и зашагал по тропе. Злата смотрела вслед, пока его фигура не скрылась за поворотом.
Десять дней. Целых десять дней она будет ждать его возвращения.
Первые дни тянулись медленно. Злата старалась занять себя работой: прибиралась в доме, перебирала овощи в погребе, чинила одежду. По вечерам читала с Машей книжки, расчесывала её длинные волосы, заплетала косы.
На четвёртый день зарядил холодный дождь. Злата почти не спала, всё прислушивалась к шуму ветра, представляла, как там Владимир. Дошёл ли до зимовья? Растопил ли печь? Хватит ли дров?
Утром пришла соседка:
— Слышала, твой в тайгу ушёл? В такую непогоду...
Злата промолчала, продолжая месить тесто.
— А городской-то твой больше не приезжает? — как бы между прочим спросила соседка.
Злата с силой ударила тестом о стол:
— Нет. И не приедет больше.
— Ну и правильно, — закивала соседка. — Нечего тут городским разгуливать... — она помолчала. — А Владимир твой — мужик правильный. И любит тебя, все знают.
— Тётя Нина, — перебила её Злата, — вы за солью пришли?
Соседка поджала губы, но намёк поняла. Взяла соль и ушла. А Злата ещё долго стояла у окна, глядя на мокрую дорогу.
Раньше она и не задумывалась, как внимательно следит деревня за каждым их шагом. Как обсуждают, судят, примеряют на свой аршин. И ведь не со зла — просто жизнь такая. Все на виду.
К вечеру дождь усилился. Маша забралась к матери в постель:
— Мам, а папа где сейчас?
— В лесу, доченька. У него там укрытие есть надёжное.
— А он точно вернётся?
Злата крепко обняла дочь:
— Конечно, вернётся. Он же обещал тебе гостинец принести.
На седьмой день распогодилось. Злата развесила постиранное бельё во дворе, и вдруг заметила в палисаднике последние георгины. Тёмно-бордовые цветы всё ещё горели на солнце, словно капли крови.
«Георгины... Георгий», — мелькнуло в голове. И тут же удивилась, что впервые за эти дни вспомнила о нём. А ведь казалось, без его рассказов жизнь потускнеет, станет пресной.
Не стала, наоборот, каждая мелочь обрела новый смысл. Утренняя дойка, уроки с Машей, горячий хлеб из печи... Будто очнулась от морока. Поняла, что вся её настоящая жизнь здесь. А те разговоры были как красивая сказка, послушал и забыл.
Вечером Маша спросила:
— Мам, а почему папа так надолго ушёл?
— Ему нужно побыть одному, — ответила Злата, подбирая слова. — Иногда людям это нужно.
— А он на нас обиделся?
— Нет, милая. Просто... — Злата запнулась. — Просто иногда мы делаем больно тем, кого любим. Даже не желая этого.
На девятый день Злата проснулась от тревожного предчувствия. Небо затянуло серыми облаками. Похолодало по-настоящему, по-осеннему.
Маша с утра прилипла к окну:
— Мам, смотри, птицы на юг полетели!
Действительно, над деревней тянулся клин журавлей. Их крики, печальные и тревожные, резали сердце.
Злата металась по дому, не находя себе места. Внутри всё сжималось от беспокойства. В такую погоду, в лесу, один...
Вечером уложила Машу и села у окна. За стеклом шумел дождь, ветер трепал голые ветки берёз. Свеча на столе отбрасывала неровные тени.
«Только бы вернулся, — думала она, — только бы всё было хорошо. Я ведь поняла уже — нет ничего важнее семьи. Ни умных разговоров, ни красивых историй...»
Она задремала в кресле у окна. Разбудил её стук в дверь — тихий, но уверенный. Сердце подпрыгнуло: «Он!»
На пороге стоял Владимир — похудевший, небритый, с обветренным, усталым лицом. От него пахло лесом, сыростью, дымом костров.
— Промок? — только и спросила она, пропуская его в дом.
— Да ничего, — он стянул куртку, разулся. — Дочь спит?
— Спит. Есть будешь?
— Потом. Пойду Машку проведаю, — он достал из кармана куртки узелок. — Вот, рябины ей насушил.
Он прошёл в комнату, и вдруг остановился, увидев накрытый стол, горящую свечу:
— Ждала?
— Каждый вечер, — тихо ответила она.
Он долго смотрел на неё, словно заново узнавая. Потом медленно подошёл, провёл шершавой ладонью по её щеке:
— Я тоже скучал. Очень.
За окном шумел дождь, ветер качал голые ветки берёз. Но здесь, в натопленном доме, было тепло и спокойно. За стенкой сонно вздохнула Маша. Злата прижалась к мужу, вдыхая такой родной запах леса и дома. Теперь она точно знала, что её место здесь, рядом с ним. И это правильно.
Благодарю за прочтение, лайки, комментария!
Читать ещё: