Помню, как в детстве ходили истории о каком-то "институте для барышень". Тогда эти рассказы казались мне выдумкой — девочки, которые спят в огромных спальнях с десятками кроватей, ходят гуськом, не имеют права разговаривать с мальчиками и изучают какой-то "этикет"... Но годы спустя, я наткнулся на одну пожелтевшую фотографию: десяток девушек в одинаковых платьях с белыми передниками стояли, выпрямив спины, словно проглотили шомпол. На обороте выцветшими чернилами было написано: "Воспитанницы Смольного института, 1889 г."
С этого момента я заболел идеей узнать — а как же НА САМОМ ДЕЛЕ жили эти девочки за высокими стенами институтов благородных девиц? Что скрывалось за парадным фасадом этих заведений? И действительно ли их жизнь была такой чопорной и правильной, какой её изображают в фильмах? Вот добрался до статьи на тему, что же такое тот самый из поговорки "институт благородных девиц".
То, что я обнаружил, перевернуло все мои представления...
"В 6 утра — и ни минутой позже!"
Для современной женщины, которая может позволить себе поваляться в постели до 9 утра в выходной, режим институток покажется настоящей пыткой. День в институте благородных девиц начинался в 6 утра — по звонку колокола, который в Смольном институте прозвали "Громобоем". И не дай бог проспать!
"Нас поднимали в шесть утра зимой и летом, — вспоминала в своих мемуарах Елизавета Водовозова, учившаяся в Смольном в середине XIX века. — Классные дамы ходили между рядами кроватей и безжалостно срывали одеяла с тех, кто пытался еще немного поспать. А однажды мою соседку облили холодной водой за то, что она не встала после третьего звонка".
Представляете? А ведь в институтских спальнях зимой было так холодно, что вода в графинах иногда замерзала! Об этом писала в своих воспоминаниях Александра Бельгард, учившаяся в Екатерининском институте: "Мы спали на жестких волосяных матрасах, укрывались тонкими одеялами, а по утрам находили на подушках иней от нашего дыхания".
После подъема институткам давалось ровно 15 минут на умывание и одевание. Причем умывались они ХОЛОДНОЙ водой — даже зимой! Считалось, что это закаляет характер и укрепляет здоровье. Ха! Интересно, многие ли из нас сегодня согласились бы на такую "закалку"?
"Спина прямая, как струна!"
После умывания девочки выстраивались для утренней молитвы. И вот тут начиналось самое "веселье" — проверка осанки. Классные дамы проходили вдоль строя и безжалостно критиковали каждую, кто стоял недостаточно прямо.
"Барышня Ливен! Вы столб или институтка? Выпрямитесь немедленно!" — такие окрики были обычным делом.
А знаете, как проверяли правильность осанки? Воспитанницу ставили к стене, и она должна была касаться её только тремя точками: затылком, лопатками и... пятками! Попробуйте-ка сами — это чертовски сложно!
Для исправления осанки применялись весьма специфические методы. Например, специальные корсеты с металлическими пластинами, которые не давали сутулиться. А еще — деревянные кресты, которые пришивались между лопаток к корсету. Екатерина Хвостова, учившаяся в институте в начале XIX века, писала: "Нам пришивали к платьям деревянные кресты, чтобы мы держали спину прямо. Если наклонишься вперед — крест больно давит в шею".
Но и это еще не все! Чтобы девочки не сутулились за столом во время занятий, им... привязывали косы к спинке стула! Представляете этот кошмар? Дернешься вперед — и адская боль! А ведь уроки длились по 45-50 минут...
"Что на завтрак? Опять эта бурда..."
После утренней молитвы институтки отправлялись на завтрак. И тут их ждало еще одно "удовольствие" — институтская еда. Она была настолько ужасной, что стала притчей во языцех.
"На завтрак нам обычно давали жидкую кашу и кусок черного хлеба, — вспоминала Анна Энгельгардт, выпускница Павловского института. — Каша часто была пригоревшей, с комками. Мы называли ее "клейстер" и старались проглотить, не жуя".
А вот что писала о еде в Смольном институте Елизавета Водовозова: "Обед состоял из трех блюд: супа, мясного блюда и какого-нибудь сладкого. Но суп был настолько жидким, что мы называли его "водой, в которой повар вымыл руки". Мясо же было таким жестким, что его невозможно было прожевать".
Интересно, что при этом в уставе института прописывалось, что воспитанницам полагается "питание здоровое и в достаточном количестве"! Видимо, понятие о "здоровом питании" тогда сильно отличалось от современного...
Но самое поразительное — это контраст между тем, что ели воспитанницы, и тем, что подавалось на стол начальнице института и классным дамам. Софья Хвощинская в своих мемуарах описывает случай, когда девочки тайком пробрались в столовую для персонала и увидели там "настоящие деликатесы: жареных цыплят, пирожные, свежие фрукты"!
"Учиться, учиться и еще раз учиться!"
После завтрака начинались уроки. Учебная программа в институтах благородных девиц была довольно обширной, но имела четкую цель — подготовить из девушки идеальную жену и мать.
Обязательными предметами были:
- Закон Божий (ежедневно!)
- Русский язык и литература
- Французский и немецкий языки
- Арифметика (в очень ограниченном объеме)
- История и география
- Рисование и музыка
- Танцы
- Рукоделие
Особое внимание уделялось иностранным языкам. В некоторые дни воспитанницам ЗАПРЕЩАЛОСЬ говорить по-русски! Такие дни назывались "французскими" или "немецкими". За использование русского слова полагалось наказание — девочке на шею вешали деревянный язык, который она должна была носить до тех пор, пока не услышит, как кто-то другой говорит по-русски.
"Я ненавидела "французские дни", — писала Мария Николева, учившаяся в институте в 1870-х годах. — Однажды я так проголодалась, но не могла попросить хлеба, потому что не знала, как это будет по-французски. Я пыталась объяснить жестами, но классная дама сделала вид, что не понимает меня. В итоге я осталась голодной до ужина".
А вот математику девочкам преподавали очень поверхностно. Считалось, что дамам не пристало забивать голову цифрами! В программе были только четыре арифметических действия и простейшие дроби. Как писала одна из выпускниц: "Нас учили считать ровно настолько, чтобы мы могли проверить счета от поставщиков и не быть обманутыми слугами".
"Держите спину и... язык за зубами!"
Особое место в образовании институток занимали уроки светского этикета. Девушек учили, как правильно входить в комнату, делать реверанс, садиться на стул (причем занимать нужно было только треть сиденья!), держать вилку и нож, пользоваться веером и т.д.
Были даже специальные уроки по... молчанию! Да-да, институток учили "благородно молчать" — то есть сидеть с прямой спиной, сложив руки на коленях, с легкой полуулыбкой на лице. Такое "благородное молчание" считалось одним из главных достоинств девушки.
"Нас учили, что настоящая дама говорит только тогда, когда к ней обращаются, — вспоминала Софья Ковалевская, будущий математик, учившаяся в институте в 1860-х годах. — Инициировать разговор считалось верхом неприличия".
А еще институток учили... краснеть по команде! Это не шутка. Считалось, что благовоспитанная девушка должна краснеть при любом намеке на что-то неприличное. Поэтому на специальных уроках девочек учили задерживать дыхание и напрягать шейные мышцы, чтобы вызвать прилив крови к лицу.
"Наша классная дама, мадам Труба, постоянно повторяла: "Барышни! Умение вовремя покраснеть — это искусство, которым должна владеть каждая благородная девица!" — писала в своих воспоминаниях Варвара Духовская.
"А как же любовь?"
Самым строгим табу в институтах благородных девиц была тема любви и всего, что с ней связано. Воспитанницам категорически запрещалось даже ДУМАТЬ о молодых людях! Любые разговоры на эту тему пресекались самым жестоким образом.
При этом парадокс заключался в том, что главной целью образования в институте была подготовка девушки к замужеству! То есть, девушку готовили к роли жены и матери, но при этом полностью игнорировали вопросы взаимоотношений с противоположным полом.
"Нам никогда не объясняли, что такое брак, — писала Александра Бруштейн, учившаяся в институте в начале XX века. — Когда одна из воспитанниц осмелилась спросить классную даму, откуда берутся дети, та залилась краской и отправила девочку в карцер на три дня за "непристойные мысли"".
Но, как известно, запретный плод сладок! И чем строже были запреты, тем сильнее было желание их нарушить. В институтах процветала настоящая "подпольная романтика".
Девочки тайком читали любовные романы, которые проносили в спальни, спрятав под корсетами. Они писали письма воображаемым возлюбленным и хранили их под матрасами. А некоторые даже умудрялись заводить тайную переписку с кадетами из соседних военных училищ!
"У нас была целая система тайных знаков, — вспоминала Мария Николева. — Когда мы выходили на прогулку в парк, то могли общаться с кадетами, которые гуляли по соседней аллее, с помощью движений веера или расположения цветов в букете".
А вот что писала о своей первой влюбленности Елизавета Водовозова: "Я влюбилась в учителя музыки, господина К. Он был молод и красив, играл на скрипке так, что у меня замирало сердце. Я специально стала делать ошибки в упражнениях, чтобы он подошел ко мне и поправил мои руки на клавишах. Это были самые счастливые моменты моей институтской жизни".
"Тайная жизнь за закрытыми дверями"
Когда классные дамы уходили спать, в спальнях институток начиналась совсем другая жизнь — тайная, запретная, полная девичьих секретов и шалостей.
Девочки рассказывали друг другу страшные истории, делились мечтами о будущем, обсуждали учителей и, конечно же, говорили о любви. А еще — устраивали настоящие пиршества!
"После отбоя мы доставали из-под подушек припрятанные куски хлеба, сахар, иногда яблоки или конфеты, которые нам передавали родственники во время визитов, — вспоминала Софья Хвощинская. — Это было нашим маленьким бунтом против вечного голода".
Интересно, что в институтах существовала целая система тайных ритуалов и традиций, передававшихся от старших воспитанниц к младшим. Например, "обряд посвящения" для новеньких, который включал в себя разные испытания — от необходимости пройти ночью через всю спальню с закрытыми глазами до более экзотических вещей.
"Когда я только поступила в институт, старшие девочки заставили меня ночью пойти в институтскую церковь и принести оттуда свечу, — писала Анна Энгельгардт. — Я умирала от страха, но еще больше боялась показаться трусихой. Когда я вернулась со свечой, меня приняли в "тайное общество" и рассказали все институтские секреты".
А вот что рассказывала о ночной жизни института Александра Бруштейн: "По ночам старшие девочки часто устраивали спиритические сеансы. Они вызывали духов, задавали им вопросы о будущем — в основном о том, кто и когда выйдет замуж. Однажды во время такого сеанса одна из девочек упала в обморок, и после этого спиритизм был строго запрещен".
"Дружба или... нечто большее?"
Отдельная и довольно деликатная тема — это особые отношения между воспитанницами. В условиях полной изоляции от противоположного пола, девочки-подростки часто проявляли повышенную эмоциональную привязанность друг к другу.
В институтах это называлось "обожанием". Младшие воспитанницы выбирали себе "обожаемую" среди старших и буквально боготворили ее — писали ей письма, дарили самодельные подарки, добивались права заплести ей косу или поцеловать руку.
Софья Ковалевская писала об этом так: "В нашем классе не было ни одной девочки, у которой не было бы своей "обожаемой". Мы соперничали за их внимание, плакали от ревности, если "обожаемая" проявляла благосклонность к кому-то другому".
Интересно, что администрация институтов относилась к "обожанию" двояко. С одной стороны, такие отношения считались нормальной частью женского воспитания и даже поощрялись как проявление "нежности души". С другой — если привязанность становилась слишком сильной или проявлялась слишком открыто, её старались пресечь.
"Наша классная дама, мадемуазель Жанно, постоянно повторяла: "Обожание допустимо, но в меру! Всякая чрезмерность неприлична!" — вспоминала Елизавета Водовозова.
"И это всё ради замужества?"
Все годы обучения в институте благородных девиц были подчинены одной главной цели — подготовить девушку к успешному замужеству. Именно поэтому так много внимания уделялось внешнему виду, манерам, умению вести светскую беседу, музыке и танцам — всему тому, что могло помочь девушке "выгодно себя подать" на брачном рынке.
"Нам постоянно напоминали, что наша главная задача в жизни — стать хорошей женой для достойного человека, — писала Александра Бруштейн. — "Помните, барышни, — говорила начальница института, — ваше образование — это приданое, которое никто не сможет у вас отнять"".
Выпускной бал в институте был, по сути, первым официальным "смотром невест". На него приглашались потенциальные женихи — молодые офицеры, чиновники, представители дворянских семей. Для многих девушек именно на этом балу решалась их судьба.
"Перед выпускным балом нас специально инструктировали, как себя вести, — вспоминала Мария Николева. — "Улыбайтесь, но не слишком широко. Смотрите в глаза собеседнику, но не дольше трех секунд. Не говорите о себе, лучше задавайте вопросы о нем — мужчины любят, когда ими интересуются"".
Но вот парадокс — при всей этой подготовке к семейной жизни, выпускницы институтов часто оказывались совершенно не готовы к реальности брака. Их учили играть на фортепиано и вышивать, но не объясняли, как вести домашнее хозяйство. Их учили светской беседе, но не тому, как строить отношения с мужем. Их готовили быть украшением гостиной, но не партнером в жизни.
"После выпуска из института я вышла замуж и была в полной растерянности, — писала Варвара Духовская. — Я умела делать реверанс и говорить по-французски, но понятия не имела, как распоряжаться прислугой или вести счета. Первые годы брака были настоящим испытанием".
"А стоило ли оно того?"
Когда я начинал свое "расследование", то думал, что институты благородных девиц были этакими "фабриками совершенства", где из обычных девочек делали идеальных светских дам. Теперь я понимаю, что всё было гораздо сложнее и противоречивее.
С одной стороны, институты давали девушкам неплохое по тем временам образование, учили их манерам, прививали вкус к искусству и литературе. Многие выпускницы с теплотой вспоминали годы, проведенные за стенами этих заведений.
"Несмотря на все трудности, я благодарна институту за то, что он дал мне, — писала Софья Ковалевская. — Я научилась дисциплине, терпению, умению преодолевать трудности. Эти качества помогли мне потом в моей научной карьере".
С другой стороны, система воспитания в институтах была оторвана от реальной жизни и часто калечила психику девочек. Жесткая дисциплина, постоянные унижения, подавление индивидуальности — всё это оставляло глубокий след в душах воспитанниц.
"Я покинула институт с чувством, что наконец-то вырвалась из тюрьмы, — вспоминала Александра Бруштейн. — Потребовались годы, чтобы избавиться от привычки вздрагивать при громком звуке и бояться высказать собственное мнение".
А что думаете вы? Была ли система воспитания в институтах благородных девиц подготовкой к реальной жизни или красивой, но бесполезной декорацией? Хотели бы вы, чтобы ваша дочь получила такое образование? Или, может быть, вы считаете, что некоторые элементы той системы стоило бы вернуть в современные школы?
Делитесь своими мыслями в комментариях! А если вам понравилась статья — подписывайтесь на мой канал. Впереди еще много интересных исторических расследований!
P.S. А знаете, что самое удивительное? Многие выпускницы институтов благородных девиц стали выдающимися женщинами своего времени — писательницами, учеными, общественными деятелями. Видимо, даже самая строгая система не может полностью подавить стремление к свободе и самореализации. И это, пожалуй, самый важный урок, который мы можем извлечь из этой истории.