Сумерки спускались на город медленно, словно ленивый кот, который всё не мог устроиться на подушке. Василий Петрович Зимин стоял у окна своей квартиры на пятом этаже и смотрел на оранжевую полосу заката, когда телефон в его руке завибрировал. Номер был незнакомый.
— Алло, — сказал он сухо.
— Василий Петрович? — женский голос на другом конце показался смутно знакомым. — Это Тамара Семёновна. Из Осинок. Помните меня?
Он помнил. Как не помнить учительницу, которая когда-то преподавала литературу в сельской школе. Много воды утекло с тех пор, но её властный голос остался прежним.
— Конечно, помню. Чем обязан?
— Мы нашли кое-что. Думаю, вам стоит приехать.
— Что именно?
— Синяя тетрадь. Она принадлежала Ольге.
Василий Петрович почувствовал, как земля уходит из-под ног. Ольга. Это имя он не слышал тридцать лет. И всё равно оно прозвучало как удар колокола.
— Где вы её нашли? — голос его осип.
— В старой библиотеке. Разбирали книги для утилизации, и она выпала из собрания сочинений Куприна. Я сразу узнала почерк.
Зимин посмотрел на часы. Восемь вечера. Если выехать сейчас, к полуночи будет в Осинках.
— Я приеду, — сказал он коротко и нажал отбой.
Осинки встретили его тёмными окнами и тишиной, нарушаемой только стрёкотом сверчков. Деревня за эти годы обветшала, многие дома стояли с заколоченными ставнями. Машину Василий оставил у старого клуба, который когда-то был центром культурной жизни, а теперь превратился в унылое здание с облупившейся краской.
Тамара Семёновна жила на окраине, в маленьком доме с голубыми наличниками. Свет в окнах горел, значит, ждала.
— Явился всё-таки, — вместо приветствия произнесла она, открывая дверь. — Я уж думала, не приедешь.
За тридцать лет она превратилась в сухонькую старушку с прямой спиной и цепким взглядом. Только глаза остались прежними — серыми, пронзительными, словно видящими человека насквозь.
— Здравствуйте, Тамара Семёновна.
— Проходи. Чайник уже вскипел.
В доме пахло травами и старыми книгами. На журнальном столике, рядом с вазой, наполненной сухими цветами, лежала потрёпанная синяя тетрадь. Сердце Василия Петровича забилось чаще.
— Вот, — сказала Тамара Семёновна, указывая на тетрадь. — Прочитала я её. Думала, сжечь от греха подальше. А потом решила — нет, пусть Зимин сам решает.
Василий взял тетрадь в руки. На обложке ничего не было написано, но, открыв первую страницу, он сразу узнал почерк. Мелкий, аккуратный, буквы словно нанизаны на невидимую нить.
— Я чай налью, — сказала Тамара Семёновна, уходя на кухню. — А ты почитай. В одиночку.
И он начал читать.
«15 июня 1993 года
Сегодня снова видела его у реки. Он сидел на берегу и курил, смотря на воду. Интересно, о чём думают такие люди, когда остаются одни? Отец говорит, что Зимины — странная семья, и лучше держаться от них подальше. Но мне кажется, в Василии нет ничего странного. Просто он другой. Не такой, как все в нашей деревне.
17 июня 1993 года
Директор школы объявил, что на следующий учебный год к нам приедет новый учитель физики. Интересно, какой он будет? Хуже Марь Иванны точно не может быть. Сегодня снова ходила к реке. Василия там не было».
Василий перелистнул страницу. Дыхание перехватило. Он помнил то лето — душное, жаркое. Они с отцом только переехали в Осинки после того, как мать оставила их. Отец устроился механиком в колхоз, а он... он просто существовал, считая дни до возвращения в город.
«20 июня 1993 года
Сегодня заговорила с ним. Просто подошла и спросила, который час. У него странные глаза — зелёные, как вода в омуте. И смотрит так, будто видит тебя насквозь. Сказал, что его зовут Василий, и что он здесь на лето. Учится в университете, на физмате. Вечером отец спрашивал, где я была так долго. Соврала, что гуляла с Ленкой».
Дальше шли ещё несколько записей о случайных встречах, разговорах у реки. Василий помнил их — эти разговоры ни о чём и обо всём одновременно. Помнил её смех, когда он рассказывал университетские байки. Помнил, как она смотрела на него, словно он был каким-то чудом, спустившимся с небес.
«10 июля 1993 года
Сегодня он показал мне созвездия. Мы лежали на старом причале, и он говорил о звёздах так, будто они его друзья. Рассказывал про Большую Медведицу, про Кассиопею, про какие-то световые годы. А потом мы целовались, и мне казалось, что я сама превращаюсь в звезду — такую яркую, что может осветить всю Вселенную».
Василий закрыл глаза. Воспоминания хлынули потоком. Тёплая летняя ночь. Запах реки и её волосы, пахнущие яблоками. Её дрожащие руки и шёпот: «Мне страшно».
Звук шагов заставил его поднять голову. Тамара Семёновна поставила перед ним чашку с чаем.
— Читай дальше, — сказала она. — Там много интересного.
«15 августа 1993 года
Василий сказал, что уезжает через неделю. Вернётся в университет. Обещал писать. Говорил, что приедет на следующее лето. Я верю ему. Мы теперь связаны. Он не знает, что я решила. Я не поеду в Москву, не буду поступать в институт. Останусь здесь, буду ждать его. А потом мы уедем вместе».
— Она не поехала поступать из-за тебя, — сказала Тамара Семёновна, наблюдая за его лицом. — Отказалась от своей мечты.
— Я не знал, — голос Василия дрогнул. — Клянусь, не знал. Она ничего не сказала.
— Конечно, не сказала. Гордая была. Как и ты.
Он продолжил читать. Записи становились всё более отрывочными, между ними появлялись пробелы в несколько недель.
«30 сентября 1993 года
Третье письмо за месяц. Он пишет, что много учится, что у них сложная программа. Спрашивает, как у меня дела. Что я могу ответить? Что каждый день похож на предыдущий? Что я считаю дни до следующего лета?»
«15 ноября 1993 года
Писем больше нет. Уже месяц. Я написала ему на адрес общежития. Может, он болеет? Или занят? Отец говорит, что я дура, если верю обещаниям городского мальчишки».
«24 декабря 1993 года
Сегодня получила открытку. Всего две строчки: «С Новым годом! Василий». Даже не спросил, как я. Тамара Семёновна говорит, что я бледная. Предложила подготовиться к вступительным экзаменам в педагогический. Говорит, у меня есть склонность к языкам».
Записи продолжались, и с каждой страницей Василию становилось всё тяжелее читать. Он помнил свои письма — короткие, сухие, всё более редкие. Помнил, как постепенно образ деревенской девушки стирался из памяти, вытесняемый новыми впечатлениями, учёбой, городской жизнью.
«10 июня 1994 года
Он не приехал. Его отец сказал, что Василий остался в городе на лето. Устроился на подработку. Я стояла там, у их калитки, и чувствовала себя полной дурой. Старик смотрел на меня с жалостью. Наверное, знал всё с самого начала».
«1 сентября 1994 года
Сегодня первый рабочий день. Тамара Семёновна помогла устроиться в школу библиотекарем. Говорит, это временно, пока я готовлюсь к экзаменам. Не хочу никуда уезжать из Осинок. Здесь всё напоминает о нём».
За окном стало совсем темно. Василий читал при свете настольной лампы, и казалось, что время остановилось. Он перелистывал страницы, и перед глазами проходила жизнь — не его, а Ольги. Жизнь, о которой он ничего не знал.
«17 марта 1995 года
Сегодня видела его отца в сельмаге. Старик совсем сдал, осунулся. Сказал, что Василий женился. На однокурснице. Я поздравила его. А что ещё я могла сказать?»
— Я не женился тогда, — сказал Василий, поднимая глаза на Тамару Семёновну. — Отец всё выдумал. Не знаю, зачем.
— Может, хотел защитить её? — пожала плечами старая учительница. — Чтобы она перестала ждать.
— Или меня, — тихо сказал Василий. — Чтобы я не вернулся сюда.
Тамара Семёновна ничего не ответила, лишь подлила ему чаю.
Записи продолжались. 1995, 1996, 1997 годы... Ольга писала о своей работе в библиотеке, о книгах, которые читала, о редких письмах от подруги, уехавшей в город, о смерти отца, о том, как трудно жить одной в большом доме.
А потом, в записи от 10 июня 1997 года, он увидел своё имя.
«Сегодня видела Василия. Он приехал на похороны отца. Стоял у могилы — высокий, худой, в тёмном костюме. Совсем не похож на того мальчишку, с которым мы смотрели на звёзды. Я не подошла. Не хотела, чтобы он видел, какой я стала».
Василий помнил тот день. Серое небо. Горсть земли, брошенная на крышку гроба. Ощущение пустоты внутри. Он действительно не заметил Ольгу. Может быть, не хотел замечать.
«15 июня 1997 года
Он уехал. Даже не зашёл попрощаться. Сказал Нине Павловне, что продаёт дом. Неужели больше никогда не вернётся в Осинки?»
Последняя запись в тетради была датирована 1 сентября 1997 года.
«Сегодня начала собирать документы. Тамара Семёновна говорит, что в областном центре нужны библиотекари. У них есть общежитие. Может, пора начать новую жизнь? Эту тетрадь оставлю здесь. Пусть останется в Осинках, как и всё остальное».
Василий закрыл тетрадь и посмотрел на Тамару Семёновну.
— Что с ней стало? — спросил он. — С Ольгой.
— Уехала, как и написала. Работала в областной библиотеке. Потом вышла замуж. Кажется, у неё двое детей. Иногда присылает открытки к праздникам.
— Она счастлива?
Тамара Семёновна усмехнулась.
— А ты как думаешь? Выбралась из Осинок, имеет семью, работу. По нынешним временам — уже счастье.
Василий кивнул. Он смотрел на синюю тетрадь и думал о дорогах, которые мы выбираем. И о тех, которые мы не выбираем.
— Зачем вы позвали меня? — спросил он наконец. — Зачем показали эту тетрадь?
— Хотела, чтобы ты знал, — просто ответила Тамара Семёновна. — Каждый должен знать последствия своих поступков. Даже если прошло тридцать лет.
Обратно Василий Петрович ехал в тишине. Радио молчало, мысли путались. Синяя тетрадь лежала на пассажирском сиденье — Тамара Семёновна настояла, чтобы он забрал её с собой.
«Может, напишешь продолжение», — сказала она на прощание с той же усмешкой.
Он не знал, что делать с этой тетрадью. Прочитать ещё раз? Сжечь? Отправить Ольге? Тамара Семёновна дала ему её адрес, записанный на клочке бумаги. «На всякий случай», — сказала она.
Дорога петляла между полей, и в предрассветных сумерках мир казался зыбким, нереальным. Василий думал о времени — о том, как оно меняет людей, стирает одни чувства и проявляет другие, словно фотографию в растворе проявителя.
Когда-то, тридцать лет назад, он думал, что вся жизнь впереди. Что можно не спешить, не принимать решений, плыть по течению. Потом жизнь закрутила — работа в НИИ, переезд в Москву, защита диссертации, преподавание, развод...
А теперь ему пятьдесят два, и он понимает, что самые важные вещи в жизни происходят незаметно. Ты просто не придаёшь им значения, пока не становится слишком поздно.
Квартира встретила его привычной тишиной. Василий Петрович бросил ключи на тумбочку, прошёл в кухню и поставил чайник. За окном занимался рассвет, и первые лучи солнца окрашивали стекло в розовый цвет.
Он достал из портфеля синюю тетрадь и положил её на стол. Рядом — клочок бумаги с адресом Ольги. Отправить или нет? Имеет ли он право вторгаться в её жизнь спустя столько лет?
Чайник закипел и отключился. Василий налил себе чаю и сел за стол. Потом взял ручку и чистый лист бумаги.
«Здравствуй, Ольга, — написал он. — Не знаю, помнишь ли ты меня...»
Он писал долго, вкладывая в письмо всё, о чём думал этой ночью. О времени, о выборе, о сожалении. О том, что жизнь порой даёт нам второй шанс, если мы готовы его принять.
Когда письмо было закончено, Василий Петрович сложил его вместе с синей тетрадью в большой конверт. Написал адрес, наклеил марки. Потом надел куртку и вышел из дома.
Утренний город был свеж и пуст. Василий дошёл до почты, опустил конверт в ящик и постоял несколько минут, глядя на серое здание. Что-то в этом момент было финальное, завершающее круг.
Домой он решил пойти пешком. Спешить было некуда — воскресенье, впереди целый день. Василий шёл по пробуждающемуся городу и думал о том, что иногда конец — это просто начало чего-то нового.
Прошёл месяц. Май сменился июнем, и город утонул в зелени и цветах. Василий Петрович жил своей обычной жизнью — работа, дом, иногда встречи с немногочисленными друзьями. О письме, отправленном Ольге, он старался не думать.
В один из вечеров, вернувшись домой, он обнаружил в почтовом ящике конверт. Почерк был незнакомым. Внутри лежал лист бумаги, исписанный всё тем же аккуратным почерком, и небольшая фотография. На снимке — женщина средних лет с приятным, хотя и не красивым лицом, стоит рядом с высоким мужчиной и двумя взрослыми детьми.
«Здравствуй, Василий, — писала Ольга. — Странно получить от тебя письмо спустя столько лет. Ещё страннее — увидеть свою старую тетрадь, о которой я давно забыла. Многое изменилось с тех пор. У меня хорошая семья, любимая работа. Я научилась быть счастливой.
Знаешь, после прочтения твоего письма я долго думала, стоит ли отвечать. Решила, что стоит. Хотя бы для того, чтобы ты знал — всё хорошо. Жизнь не заканчивается неразделённой первой любовью, она только начинается.
Не буду писать свой телефон или предлагать встретиться. Думаю, это лишнее. Но знай, что я благодарна тебе. За то лето. За звёзды. За то, что всё сложилось именно так, как сложилось.
Береги себя.
Ольга».
Василий Петрович долго смотрел на фотографию, пытаясь найти в лице этой незнакомой женщины черты той девочки, которую когда-то знал. Потом аккуратно положил письмо обратно в конверт и убрал его в ящик стола.
За окном сгущались сумерки, превращая город в скопление огней. Где-то далеко, на окраине сознания, он слышал голос Тамары Семёновны: «Каждый должен знать последствия своих поступков».
Василий подошёл к окну и распахнул его настежь. Тёплый летний воздух хлынул в комнату, принеся с собой запахи цветущих лип и далёкий гул города. Жизнь продолжалась — без патетики и громких фраз, просто продолжалась, как река, текущая по своему руслу.
И в этом была своя правда...
Спасибо за лайки и комментарии! Приглашаю Вас в свой авторский телеграм-канал "Ева печатает", где каждый день выходят новые эксклюзивные истории, которых не будет на Дзене https://t.me/+ybHN7rvVzgdiNDIy