Музыка, музыка – одна из безусловных свобод человека. И сегодня Алекс слушает особенно печальные, особенно трогательные мелодии. Он смотрит сквозь иллюминатор, и видит улицу, покрытую дымом. Сквозь него плыли машины, шли люди – почти на ощупь. Если бы у них не было навигаторов, они бы просто заблудились в клубах дыма и копоти.
Главред очень хочет расслабиться. Нужно спуститься в метро. Там, только там можно купить нечто, запрещенное давным-давно. Спиртное. Кислородный баллон. Красивое бельё для своей женщины. Потом – прийти домой, закрыться. Выключить свет. Расстелить кровать и притвориться, что спишь. Нет, Стража вряд ли будет проверять, но один раз было и такое. Всё-таки, Главред. Это не какой-нибудь там клепальщик патронов. Не штукатур-пластификатор. И даже не библиотекарь.
Алекс заходит в Метро. Кто и когда построил его? Зачем? Метро – столь же бесполезный конструкт, как и шляпа. Он бродит по коридорам, выискивая то, что ему нужно. И вот - торговец в тёмной, выцветшей робе. На стенах из мрамора – граффити, странные надписи, замазанные поверх тысячи раз. Но они всё равно проступают сквозь слои краски.
- Дам пять талонов, - Главред показывает жест, который в этом мире означает только одно: выпить.
- Двенадцать, - отвечает торговец. Его голос искажает маска. Алекс бы усмехнулся, но… Двенадцать талонов! Это очень, очень дорого.
Торг. Отрицание, снова торг. Сойдясь на восьми фантиках, они свершают свою нехитрую сделку. Мензурка надёжно спрятана в рукаве. Если найдёт патруль, мало того, что придётся отдать, так ещё и талонов сверху накинуть. Чтобы Стража не дала делу законный ход и он смог избежать каторги. Но Главред пойдёт домой аккуратно, тихо, чтобы никому не попасться на глаза.
Очень хочется закусить спиртное макаронами или консервированным овощем. Бутербродом с протеиновой колбасой. А ещё лучше – кусочком хлебушка из синтетической муки. Как это вкусно! Очень хочется. Но такая роскошь доступна лишь избранным. Энергохлеб… Когда он пробовал его последний раз? Смесь, сдобренная синтомаслом. И одобренная Правительством. Жить можно!
Раз уж он преступник, почему бы не стать им на все сто процентов? Алкоголь приятно обжигает слизистую оболочку, быстро попадает в желудок. Головокружение. Сладкая дрёма и расслабление. Алекс достаёт второй бук, который он принёс с работы. А потом – ещё одну карту памяти, коих в редакции полно. Просто девать некуда! Так почему бы не украсть сотню-другую и не спрятать у себя дома?
Александр делает то, что совершают лишь настоящие преступники. Пишет здесь и сейчас, ночью. В полной темноте. Пьяный! Если Стража зайдёт, они ничего не поймут. Подумаешь, Главред работает дома? А на самом деле, на самом деле… Преступник продолжает своё коварное злодеяние.
«Здравствуй, читатель будущего! Первая история получилась слишком сумбурной, слишком расплывчатой. Уверен, понять что-либо из неё невозможно. Вот я шляпа! Так привык к миру, что вокруг меня… Так сильно, что даже не могу посмотреть шире. Пытаюсь представить будущее… Напрягаю свой мозг, чтобы увидеть яркую картинку, а не серый дым.
Почему я уверен, что мир ждёт будущее? Потому что мы уже достигли дна. Да. Я должен признаться, что Сфера – это дно. А значит, в будущем человек от дна оттолкнётся. Всплывёт. Будет жить радостно, будет кушать энергохлеб каждый день. И тут – найдёт мои записи. Они нужны, чтобы опять не утонуть. Чтобы на дно не уйти.
Итак. Я уверен, что мир изменился. Убеждён в этом, потому что иначе просто не может быть. Ты живёшь в будущем без прошлого: без вчера, без истории. И мои записки помогут тебе узнать, каким был мир раньше. Я нарочно не ставлю даты – это не имеет никакого значения.
Если ты нашёл записи и расшифровал их, то… Ты очень одарённая личность. Убеждён – такой же журналист, как я, или учёный, или, чем свет не шутит – руководитель. Потому что код к записям – разный. Простая предосторожность. Это нужно мне, чтобы продержаться как можно дольше. Код хоть и разный, но простой. Нужно подобрать шифр, я оставил его в начале каждой заметки. Больше – для себя.
Раз уж я главный герой своего повествования, стоит раскрыть свою личность хоть немного. Выгляжу я необычно. Чёрный комбинезон, противогаз-маска, с защитными окулярами. Иногда я надеваю красный обод на шею – отдаю дань прошлому, дресс-код любого художника.
Подобные знаки отличия раньше носили представители творческих профессий. Маска – это конституционная гарантия государства, непременный атрибут социального общества. Если у тебя нет маски, значит, ты либо преступник, либо зверь, что в принципе равнозначно. Хотя в жизни всякое бывает. Можно ведь и банку с пилюлями где-нибудь забыть – не убивать же из-за такого?
На меня обращают внимание в силу моей внешности, я как глоток воздуха в мире ядовитых газов. Но узнать друзей в этих ужасных намордниках нелегко. Да и нет у меня друзей, если разобраться. Как говориться, друг до каторги доведёт. Это ещё мой дед сказал, а он хорошо понимал смысл подобных вещей. Умный был дед, да где он?
Сейчас я иду по улице и вижу много непонятных ребёнку вещей. «Папа, а что это за дяди?» - спросил меня однажды мой сын. Я был погружён в свои мысли, и с трудом оторвал от них себя. Думаю, действительно: что за они? Вот если бы внезапно потерял память, смог бы разобраться в Сфере? Понять, что тут и как? Ответ – нет. Всё слишком сложно. Но я попытаюсь объяснить читателю, а заодно и себе якорь оставлю. Кстати, что такое якорь?
Идём мы по проспекту… Можно было бы и проехать, но коли день хороший, почему бы не пройтись? Сейчас здесь и там – уличные торговцы, они носят синюю униформу-комбинезон, абсолютно идентичную на первый взгляд неопытного ребёнка. Но я прожил довольно много времени, и потому поучаю своего сына. С поставками новой униформы всегда проблемы, и бывает, новичка в торговле можно узнать по цвету одежды.
Если она светло-синяя, почти голубая, то с таким можно торговаться. Самые матёрые, в почти чёрной одёжке могут втюхать любую шляпу – сам ничего не заметишь. Но бывает по-всякому. Бывает, опытные торговцы специально покупают новые комбинезоны, и используют маскировку для повышения собственной прибыли. Это всё тонкости, и вникать в них долго и неинтересно.
Кстати, вы знаете, что такое шляпа? Это такой древний предмет одежды. Должен защищать от солнца. Но мы носим маски, а ещё – плотные шлемы, которые спасают нас от грязи внешнего мира. И поэтому шляпа – абсолютно бесполезный атрибут. То, что и даром не нужно. Вот так.
Торговцы продают фильтры, воду и питательную смесь в жестяных банках. Официально, то есть по закону. Но ведь любой торговец может продать что угодно, всё у него найдётся, нужно только спросить. Не с собой, так дома. Не дома, так в тайнике. Не для тебя, так для друга. Обязательно есть. Специально для официальных товаров в наших масках 2 отверстия, одно для моей любимой воды, второе – для жидкой пищи. Можно есть и пить прямо на ходу, и это мне нравилось всегда, есть сидя неудобно и непривычно. Хотя кто знает, что эти ребята в иссиня-чёрных комбинезонах добавляют в банки?
Думаю, что в будущем торговцев уже нет. Их непременно заменит машина-распределитель. Слышал, что её создают наши умы, но пока что работа не спорится у них. Трудно такую машину создать: всегда есть соблазн себе взять чуть больше, чем остальным. Распределить, так сказать, в свою пользу. Мне вот кажется, что все торговцы – жулики. Недостойные люди, никогда я не писал о них в своих репортажах. Торговать – удел слабых.
Мне не довелось увидеть этот мир в другом обличье. Однако старики утверждают, что лет триста-четыреста назад наш мир был другим. Он напоминал цветущий сад. Мне показывали старинные фотографии, хотя хранить их запрещено законом: они выделяют ядовитые вещества. На этих ветхих карточках дома утопают в зелени. Она радует глаз, растений так много, что на земле этому весёлому племени места мало, и оно начинает расползаться по древним кирпичным хижинам с крышей, похожей на книгу, поставленную корешком вверх.
Зелень вываливается из духовых пристроек (так называемых «балконов»), растёт прямо на открытых участках зданий, цепляясь за каждый клочок земли или бетона. Мне понятна такая воля к жизни, мы и сами напоминаем зелень. Кто смог бы выжить в таких нечеловеческих условиях, кроме самих людей? Мы ищем себе трудности лишь для того, чтобы преодолеть их.
Но деревья – ненадёжный товарищ, и это доказанный факт. Они потребляют много воды, дают слишком мало кислорода. Правительству пришлось их вырубить, и моё поколение не застало даже странных обрубков, которые мой дед звал «пнями». Таким же точно образом звали и его, последние 10 лет его гражданского существования.
Вся надежда на кислородные аппараты, лёгкие нашего идеального государства. Все подходы к ним перекрыты, ведь враг не спит, а оставаться без воздуха нам не с руки, да и опасно это. Они делают столько воздуха, что я спокоен за свою судьбу.
Хотя постойте, я всё-таки вас обманул, пускай и без умысла, я видел один «пень» (кроме своего деда). Он торчал из земли на самой окраине Сферы (не дед, а тот самый остаток дерева), там я писал репортаж о новых «окнах». Окна – это дань прошлому, когда было приятно взглянуть за пределы своего жилища. Там почти всегда можно было увидеть солнце, распахнуть окно, впустить внутрь комнаты больше кислорода. Можно было даже выпрыгнуть из окна – и не надо искать верёвку, когда жить стало совсем уж туго. В нашем обществе окна ни к чему – смотреть особо не на что, если разобраться.
Так вот, что я говорил об этом «пне». Обрубок был огромным и толстым, мне одному не обхватить его руками. Целых четыре шланга от противогаза в диаметре! Вообразите себе такую толщину?»
Бук закрывается. Алекс идёт в ванную. Краска медленно отслаивается от стены, всюду серость и тлен. Поддон кабины – жёлтый от некачественной воды. Смеситель слегка протекает. Чистит зубы, тщательно, словно от этого зависит его жизнь. Душ примет утром. Встанет, с утра пораньше, когда все ещё спят, когда давление технической воды в трубах высокое.
Возвращается в жилой отсек. Маленькая комнатка, зато своя. Далеко не у всех есть личная ванная, ведь даже такая вода, которую нельзя пить – дефицит. Им нужно довольствоваться баней раз в неделю. Главред сдвигает в сторону крышку вентиляции. И прячет карту. Туда, где уже есть несколько штук. Он думает о том, что нужно подыскать место понадёжнее. И вдруг начинает смеяться.
- Если найдут – будут пытать? – шепчет он. – Пытать – за что? Что я посмел написать несколько строчек, не одобренных партией?
Эта мысль почему-то кажется смешной. Тут он вспоминает кое-что важное и ёжится. Вспоминает, что его уже вычислили – и задержали.