Жизнь не стоит на месте, движется вперёд. И вообще, она очень созидательна по своей сути, наша жизнь, всегда творит, создаёт, строит, нa место старого, обветшалого всегда приходит новое, и отцветшее осенью к весне вновь распускается цветами, новыми почками.
В любом месте – обновление. Вот и сейчас. В этой польской деревне строится школа. Новая школа для детей новой Польши. Без устали роет землю экскаватор – каждое настоящее строение начинается с фундамента. Дома, как и деревья, держатся корнями за землю. С утра не смолкает «рычание» современной техники. Но что это? В очередной раз опустившись в яму, ковш экскаватора поднял какую-то странную, рыжего цвета болванку.
Стоп, машина! Все работающие сначала с удивлением уставились на непрошеный сувенир, а потом, поняв, что это, подались прочь, подальше от экскаватора.
– Мина!
– Сколько же лет пролежала она в земле?
Прибывшим на место сапёрам не до этого вопроса – работу надо делать. А её здесь много. Оказалось, на месте фундамента был когда-то немецкий склад боеприпасов. Одной миной не обошлось. Сапёры осторожно извлекли из глины оставшиеся мины и бережно, как грудных детей, отнесли их в кузов автомашины, в ящики с песком. Теперь их надо отвезти подальше и уничтожить.
Отвезти смертоносный груз на полигон поручено нам с рядовым Доможировым.
На дороге – никого. Машина плавно трогается, движется, водитель объезжает даже маленькие ямы и выбоины. Доможиров не спускает внимательного взгляда с дороги, уверенно держит руль. В его движениях – одновременно и сила, и плавность, средоточие воли и отличное знание машины.
Но при этом никакого страха в глазах, он даже пытается шутить:
– А скажите, товарищ лейтенант, что будем делать, если хоть одна мина взорвётся?
– Чтo-что... взметнёмся ввысь, только прах останется, а то и вообще ничего не найдут.
– Жаль, – он несколько деланно сокрушается, – значит, тогда мне уже никогда не жениться на прекрасной пани Халине.
– Ты лучше за дорогой внимательней смотри. Видишь, вон ухабина. А девчонку пока оставь в покое. Потом поговорим, пошутим, товарищ рядовой.
– Есть, товарищ лейтенант!
Мы продолжаем наше опасное путешествие, а я искоса поглядываю на приумолкшего солдата. О чём он думает? О минах? О пани Халине? Или о родных, оставленных в Челябинске? Всё дальше от жизней сотен людей отвозим мы этот смертоносный груз, а в такие минуты о своей смерти не думаешь.
Да, о своей смерти не думаешь. Ни тогда, когда слышишь о кончине близких, ни когда видишь предостерегающие плакаты у электрощита или водоёма, ни когда сам, как мы сейчас, находишься рядом с ней.
Полагается ли солдату думать о смерти? Может быть, но не тогда, когда он выполняет свой долг.
Вон ведь, Александр Матросов и Минигали Губайдуллин, наши земляки, не задумываясь, грудью легли на вражеские амбразуры. Потому что они думали, конечно же, не о смерти, а о Родине, о своих товарищах, о воинском долге.
Но разве только они одни? На польской земле их подвиг повторили старший сержант Павел Зайцев, ефрейтор Василий Яковлев, Григорий Кунавин. Повторили, чтобы и тут светило солнце, чтобы люди жили счастливо, чтобы строились дома и школы, а в них было много детей.
Вот, наконец, и полигон. Машину разгрузили, можно возвращаться назад.
По дороге обратно услышали эхо мощного взрыва, даже земля содрогнулась.
Напряжение спало, и теперь Василию уже не хочется следить за дорогой. Едем быстро, подпрыгивая на ухабах.
Только однажды остановил он свою машину, да так резко, что я чуть не ударился головой о крышу.
– Ты что?
– Извините, товарищ лейтенант, кажется, Халина. – Он высунулся из окна и спросил, обращаясь к девушке: – Куда путь держите, пани?
Халина мотнула головой, показывая, что никуда не собирается, и протянула солдату цветы. Белые-белые – цветы каштана.
* * *
Хорошо водит машину рядовой Доможиров. Сегодня ему предстоит выехать в очередной рейс – отвезти кое-какие материалы на стройплощадку соседней деревни.
Автомобиль у него всегда на ходу, исправен. Однако дежурный по парку, проверяющий техническую исправность машин, придирчив и всегда что-нибудь да найдёт. Вот и сейчас, оставшись довольным осмотром автомобиля, постучал молоточком по бляшке свисающего солдатского ремня:
– Разболтались шурупы, а?!
Доможиров привёл в порядок свой внешний вид, взял путевой лист и вскочил в кабину.
Ехать нам опять вдвоём. Путь неблизкий. Дорога хорошая, правда, немного узковата, с обеих сторон трассу обступают деревья. Того и гляди, зазеваешься и врежешься в какой-нибудь столетний дуб. Военным машинам здесь категорически запрещается превышать скорость, от водителя требуется повышенное внимание.
Въезжаем в каштановую аллею. Белоснежные, душистые – как красиво, когда они цветут. Замечаю, меняется что-то в облике солдата, не может он ехать равнодушно по этой аллее. Приятные воспоминания приходят ему в голову и трудно, ох как трудно, сдержать улыбку.
Было раннее утро. К неопасному карьеру подъехали вовремя. Остановив машину у экскаватора, я направился в контору, а вернувшись, застал Доможирова в окружении рабочих.
Одни хвалили нашу машину: «Добже самохуд!» Другие с наслаждением затягивались сигаретами, которыми их угостил наш солдат.
– Русский сигарет хороший! – говорил своим товарищам пожилой поляк. – Во время войны любили мы их курить.
Пока разгружали машину, о многом успели переговорить.
Потом они принялись за работу, а нам предстояло возвращаться назад.
На обратном пути первое время мы бурно обсуждали разговор с радушными польскими рабочими, поделились впечатлениями о стройке, о предстоящих делах в части. И хотя Доможиров был, как всегда, улыбчив и весел, мне показалось, что его будто подменили. Его словно мучила какая-то тревожная мысль, которой он никак не мог дать выхода.
За годы службы в армии я в общем-то уже научился разбираться в солдатской психологии. И в этом случае я чувствовал, что Доможиров что-то утаивает, недоговаривает.
Внимательно смотрит на дорогу, ведёт машину, как обычно... Хотя нет, даже по тому, как он ведёт, можно понять – на душе у него не всё ладно.
– Ты, случайно, не заболел, не простудился? – начинаю я выяснять состояние моего подчинённого.
– А? Я? Нет, что вы. Всё в порядке.
– Конь под седоком домой во всю прыть несётся, а у тебя что-то наоборот, – стараюсь я развеселить его.
Он ничего не ответил. Только тут же сбросил скорость и остановил машину у дороги.
– Почему остановился? Кто тебе разрешил? Это что за самовольное поведение? – закричал я на водителя.
Доможиров тяжело вздохнул и склонил голову.
– Извините меня, – начал он, и голос его дрогнул. – Я должен был с Халиной повидаться, а её нет. Что-то случилось, наверное. Она говорила, что бабушка в тяжёлом состоянии.
– А почему ты сам не был у пани Богумилы? Рядовой Доможиров, вам же было приказано. А за невыполнение приказа...
– Знаю, товарищ лейтенант. Знаю. Виноват.
– Виноват! Мальчишка! Почему не сходил, я тебя спрашиваю? – Он молчал, низко опустив голову.
– Бабка Богумила ждёт тебя. У неё каждый день может оказаться последним, а ты... Она же думает, что ты внук старшины Доможирова. А ты, кроме баловства с Халиной, ни о чём не думаешь!
Доможиров вспыхнул и вскинул голову:
– Товарищ лейтенант, что хотите со мной делайте, что хотите сейчас говорите, но я... Я ведь сказал Халине...
– Что сказал?
– Всю правду. Она знает, что я не внук старшины.
– Слюнтяй, эх, ты... Слово своё не сдержал, значит.
– Я не могу лгать.
– А я могу? Выходит, теперь я лгун, сказав, что внук старшины Доможирова нашёлся. Она верила мне, я поддерживал в ней надежду своими обещаниями. И вот теперь я – лгун. Хорошенькое дельце! Почему врачи никогда не говорят больному правду о его болезни, даже когда он при смерти? Всё равно его успокаивают, мол, ничего страшного, вылечишься, встанешь на ноги. Тем самым вселяют в него надежду. Понимаешь, Доможиров, надежду!
Он молча слушал меня, то ли соглашаясь, то ли нет, но не решаясь мне перечить.
– Ладно, – сказал я, немного успокоившись, – беда не большая. Пойдём, в школу заедем. Твоя Халина, наверное, уже там.
Автор: Марсель Салимов
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.