Я смотрела на две полоски на тесте, и мир вокруг замер. Казалось, даже гудение офисной техники стихло, уступая место оглушительному стуку моего сердца. В эту секунду время словно остановилось, позволяя осознать всю тяжесть момента. Пальцы дрожали, и пластиковая полоска чуть не выскользнула из рук.
— Лиза, ты что, уснула там? Совещание через пять минут, — голос Ирины, моей коллеги, вернул меня к реальности.
— Да... да, иду, — я машинально спрятала тест в сумку, пытаясь собраться с мыслями.
День тянулся бесконечно. Презентации, звонки клиентам, правки макетов — всё проходило словно в тумане. "Как я скажу Игорю?" — эта мысль пульсировала в голове, не давая сосредоточиться. Мы были вместе уже пять лет, три из которых в браке, но тема детей всегда оставалась где-то на периферии наших разговоров. "Потом", "не сейчас", "давай сначала встанем на ноги" — привычные отговорки, которые теперь казались такими нелепыми.
Вечером я решила уйти пораньше, купить что-нибудь особенное для ужина. В супермаркете долго выбирала вино для Игоря — его любимое красное сухое, — хотя сама теперь не могла его пить. Взяла свежей клубники, зная, как он любит её с шампанским. Маленькие детали нашей совместной жизни, которые вскоре потеряют всякий смысл.
Красные туфли в прихожей. Я помню их так отчётливо, словно это было вчера. Лакированные, с острыми носами, на невозможно высоком каблуке. Размер 37 — как у меня. Только я никогда не носила такие вызывающие модели. "Как ты в них ходишь?" — часто спрашивала я Викторию. "В них не ходят, в них соблазняют", — смеялась она в ответ. Моя лучшая подруга. Человек, державший меня за руку, когда умерла мама. Та, кто помогала выбирать свадебное платье.
— Игорь? — мой голос дрожал, когда я поднималась по лестнице.
Спальня. Наша спальня. Где мы столько раз просыпались вместе, где строили планы на будущее, где я представляла, как однажды скажу ему о беременности. Смятые простыни. Два силуэта. Всё как в дешёвой мелодраме.
— Лиза! Ты... ты должна была быть на работе, — Игорь вскочил, лихорадочно натягивая рубашку.
Виктория сидела на кровати, прикрывшись одеялом, и смотрела в пол. Её длинные рыжие волосы — те самые волосы, которые я помогала укладывать на её свадьбе пять лет назад — в беспорядке рассыпались по плечам.
— Вон. Оба. Вон из моего дома.
— Лиза, послушай...
— ВОН! — я схватила вазу с тумбочки и швырнула её в стену. Ваза разбилась вдребезги, осколки разлетелись по полу, как осколки моей жизни.
Они выскочили из дома, а я осела на пол, задыхаясь от рыданий. В сумке всё ещё лежал тест с двумя полосками. Две чёртовы полоски, которые должны были изменить нашу жизнь совсем иначе.
Следующие дни прошли как в тумане. Я не ходила на работу, отключила телефон, не открывала дверь. Только сидела у окна, глядя на опадающие осенние листья, и думала о том, как одно решение — уйти пораньше с работы — может разрушить всю жизнь.
Игорь вернулся через два дня за вещами. Он выглядел помятым, небритым, но в глазах была решимость, которую я раньше видела только когда он защищал важный проект перед клиентами.
— Я подаю на развод, — он стоял в дверях, не решаясь войти. — Мы с Викой... у нас всё серьёзно.
— Серьёзно? — я рассмеялась, и этот смех напугал даже меня саму. — Три года брака — это несерьёзно? Десять лет дружбы с Викой — это несерьёзно?
— Лиза...
— А знаешь, что действительно серьёзно? — я достала тест. — Вот это.
Он побледнел:
— Ты...
— Да, беременна. Но можешь не беспокоиться. Я всё решу сама.
В этот момент я увидела в его глазах что-то похожее на облегчение, и это стало последней каплей. Человек, с которым я планировала провести всю жизнь, был рад, что может избежать ответственности.
Клиника встретила меня стерильной чистотой и запахом лекарств. Я сидела в коридоре, сжимая в руках направление, и пыталась убедить себя, что поступаю правильно. Вокруг сновали медсестры, слышались приглушенные голоса из кабинетов, где-то плакал ребёнок.
— Елизавета Андреевна? — знакомый голос заставил меня вздрогнуть.
Михаил. Я не видела его со школьного выпускного — пятнадцать лет назад. Он почти не изменился, только в волосах появилась седина на висках, а в глазах за стёклами очков — та мудрость, которая приходит только с опытом.
— Миша? Ты... ты здесь работаешь?
— Заведую отделением, — он улыбнулся той же тёплой улыбкой, что и в школе. — Пойдём в кабинет.
Я рассказала ему всё. О тесте, об Игоре, о Виктории. О своём решении. Он слушал молча, только хмурился временами, постукивая ручкой по столу.
— Знаешь, — он задумчиво посмотрел в окно, — когда-то давно я был влюблён в одну девочку. Она сидела за первой партой и носила смешные косички с розовыми бантами.
— Миша...
— Подожди. Я хочу рассказать, — он придвинул стул ближе. — Я был тощим очкариком и боялся даже заговорить с ней. А потом был выпускной, институты в разных городах... Жизнь закрутила. Я женился, мы пытались завести детей. Но... — он горько усмехнулся, — не сложилось. У меня не может быть детей. Жена ушла к другому.
— Почему ты мне это рассказываешь?
— Потому что вижу, как ты напугана. И знаю, что сейчас тебе кажется — это конец. Но это не так.
В его глазах была такая искренняя забота, что я почувствовала, как что-то внутри меня начинает оттаивать.
Наша первая настоящая встреча произошла в том самом кафе на углу, где мы когда-то праздновали окончание школы. Теперь здесь всё изменилось — новый интерьер, другое меню, но тот же запах свежемолотого кофе и корицы.
— А помнишь, как ты защитил меня от Петьки Сидорова в девятом классе? — я улыбнулась воспоминаниям, помешивая остывший чай.
— Ещё бы! Он целую неделю ходил с фингалом.
— И тебя чуть не исключили.
— Было и это стоило того, — он накрыл мою руку своей. — Лиза, послушай... Я знаю, что сейчас не время, но... Может, это судьба? Что мы встретились именно сейчас?
— Миша, я беременна от другого мужчины.
— И что? — он пожал плечами. — А я не могу иметь своих детей. Может, мы нужны друг другу именно такими, какие есть?
В его словах было столько тепла и искренности, что я почувствовала, как рушится стена, которую выстроила вокруг себя после предательства Игоря.
Дни складывались в недели. Михаил звонил каждый день, приносил фрукты, водил меня на прогулки. Мы говорили обо всём на свете — о книгах, о работе, о наших страхах и надеждах. Он рассказывал о сложных операциях, я — о рекламных кампаниях. Постепенно боль от предательства Игоря и Виктории начала утихать, уступая место чему-то новому, светлому.
— Знаешь, — сказал он однажды вечером, когда мы сидели в парке, наблюдая за закатом, — я ведь так и не научился завязывать галстук. Всегда использую готовые узлы.
— Серьёзно? Заведующий отделением не умеет завязывать галстук?
— Представь себе! — он рассмеялся. — Может... научишь?
В этот момент я поняла — я влюбляюсь в него. Снова. Как он в школе. Только теперь это чувство было глубже, осознаннее. Оно было наполнено не только романтикой, но и благодарностью, уважением, пониманием.
— Лиза, — он взял меня за руки, его пальцы были тёплыми и надёжными, — я знаю, что прошло всего три месяца. Знаю, что ты ещё не оправилась. Но я люблю тебя. Наверное, никогда не переставал. И я хочу быть рядом. С тобой. С малышом. Быть семьёй.
Я молчала, глядя на наши переплетённые пальцы. На его руках были маленькие шрамы — следы от бесчисленных операций, спасённых жизней.
— Ты не должен решать это сейчас, — наконец произнесла я. — Это большая ответственность.
— Я знаю. И я готов. Более того — я счастлив.
В его глазах было столько надежды, столько любви, что все мои страхи и сомнения вдруг показались мелкими и незначительными.
— Да, — прошептала я, прижимаясь к его плечу. — Давай будем семьёй.
Через полгода мы поженились — скромная церемония в кругу самых близких. Я была на седьмом месяце, и свадебное платье пришлось перешивать трижды. Но когда Михаил смотрел на меня у алтаря, в его глазах читалось такое счастье, какого я никогда не видела в глазах Игоря.