— Светка! Опять ты? — Наташка остановилась в дверях, удивлённо разглядывая одноклассницу, которая, стоя на коленях, драила пол под партами. — Ты же на прошлой неделе дежурила!
Света подняла голову, убирая прилипшую ко лбу прядь. Старая половая тряпка противно чавкнула, когда она выжала её над ведром с серой водой.
— А что делать? Маринка с ангиной слегла, Димка опять в своём баскетболе, а Петька... — она махнула рукой. — Сама знаешь Петьку. Третий раз пропускает.
— Так пусть и отдежурит потом! За все разы!
— Ага, разбежался. У него же справка от врача. Освобождение, — Света фыркнула, снова принимаясь за работу. — "По состоянию здоровья". Ничего, что он при этом на физре как конь носится.
Наташка прислонилась к дверному косяку, наблюдая, как подруга методично протирает пол, двигаясь от окна к двери. Октябрьское солнце, бледное и холодное, косыми лучами падало сквозь высокие окна, расчерчивая линолеум на светлые и тёмные квадраты. Где-то в коридоре гулко бухал мяч — кто-то из младшеклассников никак не хотел уходить домой.
— Слушай, ну нельзя же так. Это уже третий раз за месяц! У нас вообще-то тридцать два человека в классе. Неужели никого больше нет?
Света села на корточки, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони.
— Да кого? Отличников не трогают — у них олимпиады. Спортсмены на соревнованиях. У половины класса справки. А оставшиеся... — она снова взялась за тряпку, — оставшиеся просто "забывают".
— Как Царёв, что ли? — Наташка скривилась, словно разжевала что-то кислое.
— О, этот вообще особая песня, — Света яростно принялась тереть особенно упрямое пятно. — Его величество же у нас неприкосновенны. Папа — главврач, мама — директор мебельного. Какое дежурство? Он у нас звезда! Химические олимпиады, бокс... Вон, на прошлой неделе опять какой-то кубок притащил.
Наташка помолчала, разглядывая носки своих туфель.
— Слушай, может, тебе всё-таки помочь? А то домой-то во сколько попадёшь?
— Да ладно, я уже почти закончила. Иди давай, а то твоя музыкалка без тебя начнётся.
Наташка ещё немного потопталась в дверях, но потом всё-таки ушла, оставив подругу наедине с ведром и тряпкой. В пустом классе стало совсем тихо, только где-то в коридоре гулко отдавались шаги — школа постепенно пустела.
Света как раз домывала последний ряд, когда услышала знакомый голос — глубокий, чуть хрипловатый, с характерными командными нотками.
— О, наша Золушка на месте! — Егор Царёв, известный в школе просто как "Царь", стоял в дверях, привалившись к косяку с той особой небрежностью, которую могут себе позволить только признанные лидеры. — Что, опять за всех отдуваешься?
Света промолчала, делая вид, что полностью поглощена работой. Может, если не реагировать, он просто уйдёт? Но Царёв, похоже, был настроен на разговор.
— Эй, я с тобой разговариваю! — он шагнул в класс, оставляя грязные следы на только что вымытом полу. — Что молчишь? Язык проглотила?
Света медленно выпрямилась, чувствуя, как внутри закипает злость. Три часа работы — и вот, пожалуйста, свежие следы на чистом полу.
— Тебе чего надо, Царёв?
Он ухмыльнулся, явно довольный тем, что наконец добился реакции.
— Да вот, забыл тетрадь по физике. А тут ты... Прямо как в сказке! — он сделал ещё несколько шагов, оставляя новые следы. — Только золотой карсты не хватает. Хотя тебе больше пойдёт железная. Или алюминиевая — из-под кильки.
Света стиснула зубы, чувствуя, как краска заливает щёки. Ведро с грязной водой стояло совсем рядом, и на мгновение её посетила безумная мысль...
— Знаешь что, Царёв...
— Что? — он картинно приложил ладонь к уху. — Говори громче, а то не слышно. Хотя... — он окинул её презрительным взглядом, — таким как ты, наверное, и положено говорить тихо. ТАКИЕ, КАК ТЫ, всегда будут мне прислуживать и делать за меня всю чёрную работу. А я... — он выпрямился во весь свой немалый рост, — я буду жить за счёт таких дурочек.
Это было уже слишком. Света даже не помнила, как схватила ведро — просто в какой-то момент оно оказалось у неё в руках, а в следующую секунду грязная вода веером разлетелась по воздуху, обрушиваясь на безупречную причёску и дорогую куртку школьного "принца".
Время словно застыло. Царёв стоял, хватая ртом воздух, с его волос и одежды стекала вода, а Света...
Света успела только отступить на шаг, когда Царёв бросился вперёд. В его глазах плескалась такая ярость, что она поняла — сейчас будет больно. Очень больно.
Первый удар пришёлся в скулу — голова мотнулась, во рту появился солёный привкус. Света попыталась закрыться руками, но следующий удар обрушился на плечо, едва не сбив её с ног. Царёв был боксёром, и сейчас вся его спортивная подготовка работала против неё.
— Ты... — удар, — как... — ещё удар, — посмела?!
Света почти не слышала его слов — в ушах шумело, перед глазами плыли красные круги. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что нужно звать на помощь, но из горла вырывались только сдавленные хрипы.
— Что здесь происходит?!
Громовой голос Николая Петровича, учителя физики, прозвучал как гром среди ясного неба. Царёв замер с занесённым для удара кулаком, а Света медленно осела на пол, привалившись к стене.
— Егор! Немедленно прекрати!
Николай Петрович схватил Царёва за плечо, оттаскивая от Светы. Та сидела, прижимая руку к горящей щеке, и пыталась сфокусировать взгляд на происходящем.
— Она... она облила меня! — Царёв тяжело дышал, его всё ещё трясло от ярости. — Эта дура взяла и...
— Молчать! — рявкнул физик. — Оба — к директору. Немедленно!
Света никогда не могла отделаться от странного чувства, переступая порог директорского кабинета. Плотная ткань бордовых портьер глушила звуки со школьного двора, дубовый стол, отполированный годами, поблескивал в свете настольной лампы, а глаза Ильича с портрета, казалось, следили за каждым движением. Теперь же, вцепившись пальцами в края неудобного стула, она съёжилась под этим взглядом, чувствуя себя не старшеклассницей, а нашкодившей первоклашкой. Света никогда не могла отделаться от странного чувства, переступая порог директорского кабинета. Плотная ткань бордовых портьер глушила звуки со школьного двора, дубовый стол, отполированный годами, поблескивал в свете настольной лампы, а глаза Ильича с портрета, казалось, следили за каждым движением. Теперь же, вцепившись пальцами в края неудобного стула, она съёжилась под этим взглядом, чувствуя себя не старшеклассницей, а нашкодившей первоклашкой.
Валентина Сергеевна, директор школы, сидела, сложив руки на столе, и внимательно разглядывала двух учеников перед собой. Царёв, уже успевший немного обсохнуть, но всё ещё взъерошенный и злой, сидел, выпрямив спину и вздёрнув подбородок. Света то и дело прикладывала к распухающей щеке холодную мокрую тряпку, которую ей дала школьная медсестра.
— Итак, — директор побарабанила пальцами по столу, — я жду объяснений.
— Валентина Сергеевна, — Царёв подался вперёд, — я просто зашёл за своей тетрадкой, а она...
— Он специально топтал чистый пол! — одновременно с ним выпалила Света. — И говорил...
— По очереди! — директор повысила голос. — Егор, ты первый.
Конечно. Кто бы сомневался.
— Я вернулся в класс за тетрадью по физике, — начал Царёв уже спокойнее. — Увидел, что Светлана дежурит, хотел просто пройти к своей парте. А она вдруг ни с того ни с сего облила меня грязной водой! — он развёл руками. — Я, конечно, не сдержался...
— Не сдержался?! — Света вскочила со стула. — Да ты меня избил! Посмотрите! — она показала на свою щёку, где уже наливался приличный синяк.
— Светлана, сядь! — директор постучала ручкой по столу. — Дай договорить Егору.
— Я... я действительно погорячился, — Царёв опустил глаза, всем своим видом изображая раскаяние. — Но согласитесь, такая провокация...
— Провокация?! — Света снова вскочила. — А то, что ты назвал меня дурой и сказал, что такие как я должны прислуживать...
— Светлана! — в голосе директора зазвенел металл. — Я последний раз прошу тебя сесть и не перебивать!
Света рухнула на стул, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Это было несправедливо. Всё это было чудовищно несправедливо.
— Егор, — директор повернулась к Царёву, — ты понимаешь, что применение физической силы недопустимо?
— Да, Валентина Сергеевна, — он склонил голову. — Я глубоко сожалею. Просто... это было так неожиданно. Я готовлюсь к соревнованиям, нервы на пределе...
— Понимаю, — директор кивнула. — Но всё же... Придётся поставить в известность твоих родителей.
Царёв поджал губы, но промолчал.
— А теперь ты, Светлана, — директор перевела взгляд на неё. — Объясни своё поведение.
— А что тут объяснять? — голос предательски дрожал. — Я третий раз за месяц дежурю за других. Домываю пол, а он приходит и начинает специально пачкать! Да ещё и издевается...
— Конкретнее, пожалуйста. Что именно сказал тебе Егор?
— Что такие как я должны прислуживать! Что мы для этого и существуем! Что он будет жить за счёт таких дурочек!
Директор перевела взгляд на Царёва. Тот пожал плечами:
— Валентина Сергеевна, вы же меня знаете. Разве я могу такое сказать?
И ведь действительно — кто поверит? Отличник, спортсмен, гордость школы — и какая-то серая мышка, которая даже не может толком за себя постоять.
— В общем, так, — директор устало потёрла переносицу. — Ситуация крайне неприятная. Егор, ты сейчас же отправляешься домой, приводишь себя в порядок. Завтра жду твоих родителей. Светлана... — она помолчала, — тебя тоже это касается. И на педсовете этот вопрос обязательно рассмотрим.
— Ты что же это творишь? — мама сидела на кухне, обхватив голову руками. — Света, доченька, ну как же так можно?
— А что я должна была делать? — Света держала у щеки пакет с замороженным горошком. — Терпеть? Молчать?
— Но не драться же! Ты же девочка!
— Я не дралась! Это он меня избил!
Мама подняла голову. В её глазах стояли слёзы.
— Вот именно. Избил. А если бы учитель не вошёл? Что тогда? — она встала, прошлась по кухне. — Нет, так это оставлять нельзя. Завтра же пойду в милицию.
— Мам, не надо! — Света в ужасе уставилась на мать. — Будет только хуже!
— Хуже уже некуда, — мама решительно сжала губы. — Хватит это терпеть.
Педсовет собрался через три дня. Три долгих дня, в течение которых Света ходила по школе как прокажённая. Одноклассники шарахались от неё, только Наташка осталась верна — сидела рядом на уроках, провожала домой. Царёв демонстративно обходил её по широкой дуге, но в его взгляде читалась такая ненависть, что становилось не по себе.
В учительской было тесно — собрался весь педагогический состав. Света стояла у стены, чувствуя себя подсудимой. Рядом переминалась с ноги на ногу мама, крепко сжимая её руку.
— Итак, коллеги, — Валентина Сергеевна обвела взглядом собравшихся, — мы должны рассмотреть крайне неприятный инцидент...
Света почти не слушала. В ушах звенело, слова директора доносились будто сквозь вату. Света стояла у окна, рассеянно наблюдая за опадающей листвой. Осенний ветер кружил охряные листья клёна, а в голове крутилась одна мысль: как же всё несправедливо. Делаешь что должно, стараешься не подвести, выполняешь свои обязанности — и вот, пожалуйста, стоишь теперь как преступница. За окном медленно падал очередной лист, а в кабинете всё говорили и говорили о морали, о школьных устоях, о взаимоуважении. Только слова эти больше не имели никакого значения.
— ... безобразное поведение...
— ... неспровоцированная агрессия...
— ... подрыв авторитета...
Голоса учителей сливались в один монотонный гул. Света очнулась, только когда услышала голос своей классной руководительницы:
— Я считаю, мы должны строго наказать зачинщицу. Егор — наша гордость, победитель олимпиад...
— Минуточку! — мама шагнула вперёд. — А моя дочь что — не человек? Посмотрите на её лицо! Это ваша "гордость" сделала!
— Но согласитесь, была провокация...
— Провокация?! — мама повысила голос. — Знаете что... Я уже написала заявление в милицию. И если надо — дойду до РОНО!
В учительской повисла тишина. Валентина Сергеевна побледнела:
— Зачем же так сразу... Мы же можем решить всё в рабочем порядке...
— Нет уж! — мама выпрямилась во весь рост. — Хватит! Сколько можно издеваться над ребёнком? Света третий раз за месяц дежурит за других — это нормально? А то, что ваш "победитель олимпиад" избил девочку — это как?
Учителя переглядывались. Кто-то отводил глаза, кто-то хмурился.
— Давайте всё же придём к компромиссу, — директор постучала ручкой по столу. — Предлагаю следующее: Светлана временно освобождается от дежурств. Егор приносит официальные извинения. Инцидент считаем исчерпанным.
— Бешеная! — это слово преследовало Свету до самого выпуска.
Царёв больше не подходил к ней — обходил по широкой дуге, бормоча под нос ругательства. Дежурить её действительно больше не заставляли. Даже от поездок в колхоз на картошку освободили — от греха подальше.
Прошло двадцать лет.
Света шла по кладбищу, держа в руках букет гвоздик — навещала бабушкину могилу. Октябрьский ветер гонял по дорожкам жёлтые листья, почти такие же, как в тот день...
Она споткнулась о выступающий корень, покачнулась и случайно взглянула влево. Сердце пропустило удар.
ЦАРЁВ ЕГОР АЛЕКСАНДРОВИЧ 1972-1998
Света медленно подошла к могиле. Гранитный памятник, фотография улыбающегося молодого человека... Под датами приписка мелкими буквами: "Трагически погиб в автокатастрофе вместе с женой и двумя пассажирами".
Она долго стояла, глядя на портрет. Потом достала из букета одну гвоздику и положила на холодный камень.
— Знаешь, Царь... Я давно тебя простила. Жаль только, что ты так и не научился уважать других.
Ветер подхватил жёлтый лист, закружил его в воздухе и унёс куда-то вдаль. Света поправила воротник куртки и медленно пошла к выходу. Где-то вдалеке прозвенел школьный звонок — время дежурства заканчивалось.
***
Уважаемые читатели, а вашей жизни были такие одноклассники? Сталкивались ли вы с такой несправедливостью в школе?
Интересные рассказы: